Идолопоклонница
Шрифт:
Женя в очередной раз брезгливо скривилась и аккуратно положила трубку на рычаг. Подошла к портрету, тяжелым оценивающим взглядом посмотрела на него. Городинский на портрете чуточку сжался, словно бы ожидая от нее удара.
— Я сделаю это, — уверенно произнесла Женя. Крылья носа брезгливо подрагивали. — Но не говори, что это ради нас. И не ради тебя, Дима. Только ради себя. Я должна заплатить за свою ошибку. Я ошиблась, Дима, я в очередной раз ошиблась. И ты не виноват. Я сама виновата. Я сама во всем виновата. И ты прав, Дима — это такая малость! Это ведь ерунда, правда? Были до тебя, будут после… Нет, после уже никого не будет, хватит. Один раз могла быть случайность. Две случайности — это уже закономерность. Я была права — все мужики сволочи. Кто-то больше, кто-то меньше. После тебя, Дима, никого не будет. Разве что Зимин.
'Постараюсь'… Легко сказать, но трудно сделать. Женя даже представить себе не могла, как выполнит данное Городинскому обещание. Противно было до жути, до одури. И почему-то не только от того, что предстояло спасти Диму от страшного человека Зимина таким жутким способом. Ведь даже если отбросить данное Городинскому обещание, на душе все равно оставалась какая-то тошнотворная гадость.
Заснуть в эту ночь удалось лишь под самое утро. Холодной змеей в Женькину душу закрадывалось нехорошее предчувствие, страшная догадка. А тот ли Дима, которого она так долго искала? Действительно ли он предназначен ей судьбой? Или, может, она сама это придумала? Какой ужас, она снова ошиблась? Пять лет, подумать только — пять лет!!! Ради чего, ради кого?!!
Пять лет… Ошибка? Глупость? Но разве можно считать ошибкой любовь? И разве можно ее считать глупостью? Даже если она и в самом деле была не совсем разумна, любовь все равно остается любовью. Впрочем, почему неразумна? Если Дима попал в трудную ситуацию, это что же — Женя сразу должна его разлюбить? Потому что он нужен ей лишь сильный и уверенный в себе? А слабый — пошел вон?! Но ведь это неправильно! Они же не звери, не дикая стая, живущая по законам леса: слабого — на съедение сильным. Нет, нет, так нельзя! Ведь даже киты своему слабому, больному сородичу подставляют спины, чтобы смог подняться на поверхность и вдохнуть воздуха! Неужели люди должны быть более жестоки друг к другу, чем животные?! Слабого нужно жалеть, его нужно любить гораздо больше, чем здорового и сильного, хотя бы потому, что слабый без этого не выживет! А вот сильный и без посторонней поддержки и вселенской любви выживет в этом жестоком мире, более того, еще и очень неплохо в нем устроится. А слабому в любви и помощи отказывать нельзя. Слабого нужно жалеть…
Как-то непривычно и странно Жене было думать о Городинском, как о слабом. Все пять лет воспринимала Димочку, как кумира, а кумир ведь не может быть слабым. Но разве от того, что попал в трудную ситуацию, что позволил себе в безвыходном положении проявить слабинку, Дима стал хуже, стал не достоин Жениной любви? Да нет же, нет! Даже если Женя вдруг сама засомневалась в своих чувствах, то Диминой вины в этом нет! Виновата только сама Женя. Значит, любовь ее была недостаточно сильной, если при первом же испытании пусть не исчезла совсем, но несколько померкла, потускнела. Значит, слаб не Дима, а сама Женька, потому что посмела подвергнуть сомнению свою любовь к кумиру.
А Дима… Дима ни в чем не виноват. Разве это он придумал весь тот кошмар, в котором они оказались вместе с Женей? Разве от него исходила инициатива так называемого 'подарка'? Если уж и виноват в чем-то Дима, так только в том, что так глупо выдал себя при встрече с врагом. Во всем остальном виноват только страшный человек Зимин!
Конечно, неприятно, что Дима позволил себе быть слабым. Все бы ничего, но опускаться до того, чтобы умолять Женьку о помощи? О такой помощи?! Это как минимум некрасиво. Но стоит ли вот так сразу подвергать сомнению собственную любовь? Как и то, достоин ли Дима ее любви? Он ведь просто попал в безвыходную ситуацию. Что поделаешь — он и в самом деле очень сильно зависит от своей Петраковой, иначе, Женя была уверена в этом, ни в коем случае не опустился бы до такого унижения перед нею. Значит, и в самом деле все выходы на сцену находятся в жадных Алининых руках. И Диму даже можно понять — как ему жить без сцены, без славы, если он для этого рожден, если это его предназначение? Осудить — легче легкого. А ты попробуй понять, простить, пожалеть.
Да, Женя жалела. Сочувствовала, сопереживала. Прятала глубоко в подсознание неуверенность в собственном чувстве к нему, и вновь и вновь искала оправдания Городинскому.
Сочувствовала. Жалела. Хотела помочь. Искренне хотела. Даже таким варварским способом, о котором говорил Дима. Гадко? Безусловно! А что делать?! Если это единственный способ помочь любимому? Кто сказал, что любить — это легко? Ведь даже Лариска Сычева, ой, то есть уже Гондурова, и та ради своего Вадика отважилась бы на такой шаг. А значит, не так уж это и страшно. Ведь вряд ли Лариска, практически еще новобрачная, так легко отнеслась бы к такому разговору. Сычева, конечно, человек легкомысленный, но не до такой же степени! И как уверенно сказала: 'Да, ради Вадюши я пошла бы на все, даже на это!' Это что же, выходит, Вадик Гондуров достоин большей любви, нежели Димочка Городинский?! Но ведь это несправедливо! Нет, Лариска права, на сто процентов права — ну что, что тут страшного? Ну ведь и правда — не убудет же от Женьки! Можно подумать, что кроме Димы у нее никогда никого не было. Ведь были же! Пусть не так много, но были. И что страшного произошло? Ничего, абсолютно ничего! Кроме того, что теперь Жене было кого с кем сравнивать. Ну вот и добавит еще одно сравнение в свою копилочку. Чтобы лишний раз убедиться в том, что Димочка Городинский — само совершенство.
Да, решено. Женя сделает это. Ради Димы. Ради своей любви к нему. Даже если она позволила себе подвергнуть эту любовь сомнению. Ей ведь все равно удалось сомнения развеять без следа. Удалось? Значит, ее любовь никуда не делась. А значит, ради любви нужно жертвовать. Потому что Дима действительно пропадет без своей Петраковой. Как ни больно и обидно было Жене признавать, но Дима прав — в данный момент было бы безумием рвать отношения с нею. Он ведь действительно должен подготовиться к столь серьезному шагу. Да, Женя должна дать ему время. А выиграть время можно только тем самым способом. И она пойдет на это, решено. Как ни крути, а все аргументы говорят в пользу этого решения.
Но вместе с тем Женя категорически отказывалась звонить Зимину сама. Приглашать в гости, упрашивать, уговаривать его прийти. Умолять. Чтобы потом, когда он откликнется на ее уговоры, снова предложить ему себя. На тарелочке с голубой каемочкой. Прямо в прихожей. Фу, какая мерзость! Нет, нет, ни за что!
Вот если бы Зимин сам пришел… Может быть, тогда бы Женя и смогла переступить через собственную гордость. Лучше даже, чтобы не только пришел сам, но сам же и сделал все, чтобы ей осталось только молча покоряться ему с видом страдалицы. Вряд ли это было бы приятнее, но наверняка не так противно. Потому что в этом случае она могла бы чувствовать себя жертвой обстоятельств. А сама…
И вдруг откуда-то из глубины Жениного существа опять рождался гнев. Почему?! С какой стати она должна вести себя, как шлюха?! Это же гадко, мерзко! Да она должна была бежать от Городинского сразу же, как только он намекнул на то, каким именно способом она может ему помочь! Почему она не убежала сразу?! Почему не отказалась решительно?! Почему согласилась?! Как она могла предлагать себя постороннему человеку? Сама?! Пошло, как дешевая панельная девка, распахивать перед ним блузку, демонстрируя собственные прелести? Господи, какой ужас, какой позор! Ведь ей же жить в этом доме, по соседству с Катей! То и дело сталкиваться с самим Зиминым то в подъезде, то около дома. Как же она сможет смотреть в его глаза?!
И, ужаснувшись положению, в которое попала из-за Димы, Женька принимала совершенно противоположное решение: нет, нет, и еще раз нет! Нет, потому что на это она не пойдет никогда! И то, на что она уже пошла ради Городинского, то, как унизилась перед Зиминым, тоже было ошибкой! И распахнутая перед Зиминым блузка, и чудовищно-откровенное собственное фото в букете цветов. Ведь это фактически звенья одной цепи: сначала она пала перед Городинским, потом точно так же пала перед Зиминым. Только Городинскому она для начала подсунула красочную картинку, а Зимину сразу предъявила оригинал во плоти, так сказать. Так чем же Дима лучше Зимина?! Или чем она сама лучше? Почему не стыдно было пасть ниц перед кумиром, а такого же падения перед рядовым человеком не забудет и не простит себе до конца дней?