Иду на вы!
Шрифт:
Посланец хана Кури вернулся довольно скоро. Ответ его отца был даже более резким, чем предсказывал сын: хан печенежский Иргиз с презрением отверг предложение Святослава, посоветовав ему «бежать на север, откуда он пришел, держась за хвост своего коня». К тому времени войско Святослава, пополнившееся конными и пешими дружинами киевлян, деревлян, северян, полян и торков, уже видело вдали стены Березани и снующее вокруг осаждающее их войско. Решено было продвинуться к холмам и там остановиться, выдвинув несколько вперед полки левой и правой руки. Конницу же торков Святослав бросил в атаку на печенегов, приказав сшибиться накоротке и тут же отходить назад, увлекая за собой печенегов, в то время как конные дружины полян и деревлян укроются в лесной чаще по правую руку.
Святослав не ожидал, что с такой легкостью пойдут печенеги в расставленную им ловушку, зная от сведущих людей, что они и сами большие мастера в этом деле. Скорее всего, хану Иргизу сообщили, что войско у Святослава невелико и по большей части пешее. Как бы там ни было, а только печенеги, оставив у стен Березани небольшие отряды, основную массу конницы бросило на торков, надеясь на их плечах ворваться в боевые порядки русов,
Торки, как им и было велено, сразу же пошли в отступ, яростно отбиваясь от наседавших на них печенегов. Перед строем русского войска они разделились надвое и двумя потоками кинулись в зазоры между полками, а вся огромная масса конницы печенегов в поднятой копытами пыли неожиданно для нее налетела на телеги, с которых их выбивали из седел копейщики и лучники. Затем полки левой и правой руки начали разворачиваться лицом к центру, производя невообразимый шум ударами мечей по щитам, пугающих печенежских коней, заставляя их сбиваться в еще более плотную массу, где не повернуться ни коню, ни всаднику. А тут еще из Березани вырвались конные и пешие отряды, сбили печенежские заслоны и ударили в спину основным силам. Окончательный разгром довершали конные дружины полян и деревлян, таящиеся в лесной чащобе. Князь Иргиз едва не попал в плен: только жертвенная атака личной гвардии посланника каганбека Хазарского помогла обоим вырваться из кольца, переплыть реку и бежать в степи, оставив победителям всю добычу, в том числе и пленных.
Победа была полной. Лишь небольшие группы печенегов сумели избежать мечей русов и плена, разбежавшись в разные стороны.
Три дня Святослав праздновал у стен Березани победу вместе со своим войском и справлял тризну по погибшим. На радостях он отпустил сына хана Иргиза Курю с небольшим числом соплеменников, договорившись, что остальных пленных печенегов хан Иргиз выкупит или обменяет на пленных русов. Не знал князь Святослав, а волхвы и боги не подсказали ему, что через восемь лет у Днепровских порогов хан печенегов Куря, убивший своего неудачника-отца и братьев, чтобы ни с кем не делить свою власть, с большим войском встретит возвращавшуюся из Болгарии ослабевшую от голода и болезней русскую дружину и собственными руками добьет раненого князя Святослава. Из его черепа будет сделана чаша, окантованная золотом, из которой Куря будет пить кумыс, впитывая в себя таким образом силы и доблесть доселе непобедимого полководца.Глава 19
В Царьграде в это время империей ромеев правил басилевс Никифор II Фока, происходивший из могущественного и знатного рода Фок. До этого он командовал армией, успешно сражавшейся против арабов в Азии. Императором он стал после неожиданной смерти басилевса Романа Второго в августе 963 года от Рождества Христова, оставившего после себя двоих малолетних сыновей и красавицу жену Фиофану. Никифор Фока прибыл в Царьград на похороны своего повелителя уже в звании императора, каковым провозгласило его преданное ему войско. Он поклялся во время коронации перед патриархом Византии и синклитом, что не станет посягать на законную власть наследников, однако власть все-таки узурпировал. После чего женился на вдовствующей императрице Фиофано и почти сразу же снова отправился в Малую Азию воевать с арабами. Туда-то весной 964 года и дошла до него весть о том, что законный властитель Киевской Руси князь Святослав вернулся с севера с большим войском, вступил в Киев, уничтожил власть наместника каганбека Хазарского, убил самого наместника, истребил его войско и всех иудеев, обосновавшихся в городе. Никифор отлично понимал, что Итиль не потерпит своеволия Святослава, и если не в этом, то в следующем году предпримет поход на Киев с огромным войском. Помочь сейчас Святославу, значит обрести верного союзника в борьбе не только с Хазарией, но и с варварскими племенами мисян (болгар) и угров (венгров), которые постоянно устраивают набеги на северные области империи, опустошая города и селения, уводя в рабство подданных басилевса. А посему, исполняя договор между Русью и империей, заключенный его предшественником на Византийском троне Константином Багрянородным, Никифор Фока отправил в Киев посольство во главе с Калакиром, знатным горожанином Херсонеса, столицей крымских владений Византии, присвоив ему случаю высокое звание патрикия.
Дело требовало поспешания, инструкции Калакиру были посланы кратчайшим путем – с Анатолийского побережья через Море Понтийское в Крым на быстроходной галере. И Калакир собрался не мешкая, погрузив на галеры около полутонны золота и большое количество оружия. Посольство благополучно вошло в Днепровский лиман, поднялось вверх по течению, миновало Днепровские пороги. И хотя небольшие отряды кочевников то и дело пытались атаковать движущиеся по реке галеры, чаще всего во время ночевок, все их попытки были отбиты, не задержав ни на день поспешное посольство.
До Киева оставалось менее одного перехода, когда Калакир от зазевавшихся рыбаков, тянущих сети, выведал, что Святослав со своею дружиной находится неподалеку, охотясь на всякую дичину, какая ни попадется.
Святослав, вернувшийся в Киев из похода на печенегов, довольный и своим войском и самим собой, устроил по случаю победы многодневные празднества, с принесением обильных жертв Перуну и прочим богам, даровавшим ему и его войску такую удачу. Богатую добычу разделили между дружинниками и ополчением, между порубежными князьями и воеводами. Князь не жалел золота и серебра и на укоризненные взгляды и слова матери, княгини Ольги, что не следует так разбрасываться, весело отмахивался:
– Верность дружины, матушка, покупается золотом, а с верной дружиной я добуду золота еще больше. Не жалей. Да и ополченцы довольны, и князья порубежные, так что в другой раз пойдут в поход с еще большей охотой.
Ополчение было распущено, порубежные князья разъехались по своим владениям, и Святослав, набрав во множестве молодых и здоровых смердов, поручил старым воинам обучать их владению оружием, ратному строю и прочим воинским премудростям, а сам с небольшой частью молодшей дружины пропадал в княжеских лесах южнее Киева, охотясь на вепрей, зубров, лосей и оленей.
Август – конец лета. Травы стоят подернутые желтизной, желтизна проявилась и на березах, зардела рябина с калиною, налилась соком черемуха-ягода, леса пропахли грибным духом, в садах румянятся яблоки, в полях горбятся копны сена, нивы ощетинились острой стерней. Дни еще жаркие, но по ночам уже свежо, однако погода сухая, в воздухе плывет паутина, перелетная птица сбивается в стаи. Все говорит о приближении осени.
В один из тихих вечеров после удачной охоты сидели вокруг костров в полуверсте от Днепра. На западе догорала заря, вокруг широкой поляны неподвижными тучами темнели деревья, слышалось фырканье пасущихся лошадей, перекличка караула, из леса доносился жуткий хохот филина. А может быть, и не филина, а лешего, заманивающего путника в таинственную тьму. На вертеле жарился над огнем огромный вепрь. С него в костер капал жир и вспыхивал красными язычками пламени. Проголодавшиеся дружинники глотали слюну.
Святослав полулежал на попоне, подперев голову рукой.
Напротив, перебирая струны, сказитель прозвищем Гусля, еще не слишком старый воин из словен, не первый год сопровождающий Святослава в походах и сечах, нанизывал слова, как речной жемчуг, на невидимую нить новой сказки, будто читая по писаному:И сошлися рати со ратями,
Во широком во поле во чистоем,
Не сочтешь ни конна ни пешего,
Как не счесть песку на речной косе,
На речной косе, на Днепровскоей.
Затрубили рога воловии,
Загремели бубны походные —
Печенези пошли конной силою,
Словно гром взгремел с темна облака.
Вот ударили копья в червлены щиты,
Будто град велик в землю твердую,
Устояла Русь под напором их,
Устояла Русь, не прогнулася,
Как не гнется стена твердокаменна
Под ударом ядер метательных.
Устояла Русь и пошла рубить,
Как снопы с коней врази падали…
И была та жатва кровавая,
Что доселе такой не припомнится…
В полумраке надвигающейся на землю ночи возник в отдалении шум множества голосов. Дружинники повскакивали на ноги, схватились за мечи.
Запыхавшись, прибежал молодой сотник, начальник караула, склонился перед Святославом.
– Говори, что там стряслось? – спросил князь, не отрываясь от кошмы, лишь голову повернув к сотнику.
– Ромеи! – воскликнул тот с искренним изумлением, будто эти самые ромеи только в сказках и существуют, а тут вдруг – на тебе! – самые что ни на есть живехонькие. – А с ними посол от самого басилевса Царьградского.
– Ишь ты! – изумился и Святослав, приподнимаясь. – А не врет?
– То мне, княже, не ведомо. А только с виду шибко величав. Знать, не простого роду-племени. По нашему смыслит.
– Ладно, пропусти посла, остальных попридержи, – велел Святослав, садясь на кошме и подбирая под себя ноги.
Через малое время из темноты вылепился на свет костра человек в богатом хитоне, подпоясанный широким кожаным поясом; на поясе короткий меч. Голова покрыта густым волосом, спадающим на плечи, волосы стянуты золотым обручем с каменьями, черные, аккуратно подстриженные бородка и усы обрамляли его загорелое мужественное лицо.
Выйдя на свет костра, человек остановился, огляделся, заметил, что из всех окружающих его молодых воинов сидит лишь один, к нему он и обратился на языке тавро-скифов, то есть славян, коих много проживает в городах Крыма:
– Если ты князь Святослав, каган земли Русской, то я послан к тебе моим повелителем, басилевсом Никифором Вторым Фокой, с грамотой и дарами. А зовут меня патрикий Калакир Хирсонесский из рода Поликлетов.
Святослав встал на ноги, заговорил:
– Не обессудь, патрикий, что принимаю тебя у костра, а не в княжеских хоромах. Я нынче не княжу, я охочусь. Садись, гостем будешь. Раздели с нами трапезу. Много ли у тебя людей?
– Триста воинов. Но они остались на галерах. Со мной двадцать человек. Мы прослышали от местных рыбаков, что ты, князь, остановился неподалеку от Днепра, и я решил встретиться с тобой, не откладывая дела в долгий ящик, в котором время останавливается для тех, кто спешит.
– А ты очень спешишь, патрикий?
– Точно так же, как и ты, княже Святослав.
– Что ж, после трапезы постараемся нагнать быстротекущее время, – усмехнулся в усы Святослав, указывая гостю место рядом с собой. Затем приказал, чтобы позаботились о дружинниках посла и отправили на галеры тушу огромного лося.
Служки положили перед князем и послом небольшую кошму, застелили ее холщевой скатертью, поставили кувшин с вином и чаши, положили нарезанный ломтями ситный хлеб, в листьях лопухов подали дымящееся мясо вепря, разлили вино по чашам.
– Давай выпьем, патрикий Калакир, чтобы твой длинный путь увенчался успехом, – предложил Святослав..
– За твое здоровье, князь Святослав! Да сопутствуют тебе такие же славные победы, какую ты добыл своим мечом у хана печенежского Иргиза, воина умелого и удачливого.Глава 20
Лагерь спал. В беспросветной тьме едва теплились догорающие костры. Небо выставило на показ все свои большие и малые звезды, среди которых не сразу отыщешь тонкий серпик месяца, затерявшийся среди буераков Млечного Пути. Стояла такая тишина, будто уши залили воском. Лишь перекличка неусыпной стражи пронзала ее время от времени в беспросветной темноте, да заухает и захохочет филин, да высоко среди звезд вдруг возникнет неумолчный посвист крыльев летящих на юг первых птичьих стай, но все эти звуки нисколько не нарушали тишину ночи: они были частью этой тишины, как ночное небо не может обходиться без звезд, а дневное без облаков и солнца.
В наскоро раскинутом шатре не спали князь Святослав и патрикий Калакир. Они возлежали на грубых попонах, положив под головы седла. Между ними в глиняной корчаге горели голубоватым пламенем угли, едва освещая обращенные друг к другу лица. Выпитое вино ли тому причиной, или сошлись неожиданно в этом огромном и таинственном мире две родственные души, а только оба сразу же почувствовали один к другому такое доверие, какое случается среди людей крайне редко, да и то после пуда соли, съеденного за одним столом. А тут и щепоть едва наберется.