Иду на вы!
Шрифт:
– Кто ж знал, что так получится, – вздыхал его товарищ, расправляя вислые усы. – Хотели отмстить печенегам за прошлые обиды, польстились на большую добычу – все оттого.
– Сегодня они идут на нас, завтра, если проиграем, заставят нас идти на Русь, – ворчал старый воин. – Нет чтобы собраться всем вместе и ударить на Итиль. Промеж себя режемся, а хазары тому рады, за наш счет усиливаются, а мы слабеем. Господь наш Иисус Христос да смилуется над нами, укрепит наш дух и ослабит наших врагов, а только терпеть дальше нет мочи.
В огромном медном казане над костром булькало варево, выскакивали пузыри, расталкивая толстый слой бараньего жира. Воины в ожидании трапезы молча смотрели на огонь.
– Известно, однако, что боги
– Да где же они, эти чертовы хазары? – тихо воскликнул один из молодых воинов, с опаской оглядывая безмятежный горизонт. – Третий день стоим, а их все нету и нету. Может, они и не придут. Может, они пошли на Русь, а мы тут сидим и зря их ждем.
– Если бы пошли на Русь, нам то стало бы ведомо, – рассудил сотник. – Не хочет, стало быть, каганбек оставлять у себя в тылу непокорных. А почему? А потому, скажу я вам, что Русь, видать, сильно укрепилась. – И, помолчав, успокоил молодого воина: – Придут, куда они денутся. Не о том надо думать, а как правильно начать сечу. После трапезы еще раз повторим расположение в строю и кто как будет отражать нападение. Всегда надо помнить, что ты не один, первым делом должен помогать своему товарищу, подбадривать себя и других громким криком, не ломать строй, слушать команды сотника и десятников. Почему ромеи еще в стародавние времена малым числом побеждали множество? А потому, что каждый воин знал свое место в строю, хорошо владел всяким оружием и быстро исполнял команды. Я несколько лет служил в войске ромеев и знаю, что говорю. Когда-то и мы, ироны, владели искусством боя, и не было нам равных. А вы, молодые, забыли славу предков, больше увлекаетесь игрищами, плясками, мало обучаетесь воинскому делу. Поэтому и боитесь хазар.
– Мы не боимся! – воскликнул молодой воин, гордо вскинув голову. – Я лучше умру, чем покажу спину нашим врагам!
– Умереть – нет ничего проще. Победить и остаться живым – вот обязанность каждого воина, – качнул седой головой сотник. И продолжил: – Все боятся, но не все умеют преодолевать свой страх. Верно говорили древние: «Знание воинского дела питает смелость в бою». А я от себя добавлю: не только знание воинского дела, но еще и уверенность в своих товарищах по оружию.
– Скачут! – с испугом воскликнул кто-то, и все повернули головы в сторону степи: там, на самом краю, где небо сходится с землею, быстро росло облачко бурой пыли.
– Ну, значит, идут, – произнес сотник намеренно равнодушно, проверяя лишний раз ременные пелена на рукояти секиры. – Доставайте поживее из казана баранину, делите и ешьте.
– Так еще не сварилась, – заметил кто-то.
– Ничего: в животе доварится.
И по всему лагерю аланского войска всё зашевелилось, пришло в движение. Уже гнали табуны коней и верблюдов в узкий проход в завалах между двумя холмами, гасили водой костры, убирали походные шатры, запрягали в телеги лошадей, торопливо ели обжигающее мясо с просяными лепешками, запивая из глиняных кружек жирным бульоном. Со всех сторон слышались команды десятников, сотников и тысяцких, звон боевых доспехов и оружия, ржание лошадей, нестройное пение священников, шагающих меж кострищ в длиннополых черных рясах и окуривающих воинов ладаном.
– …покровителем в битве с нехристями-нечестивцами, врагами рода человеческого и Господа нашего Иисуса Христа-ааа. Да укрепит Боже праведный вашу руку, воспламенит ваши сердца любовью к своим домам, детям вашим, отцам и матерям ва-аши-им! Да поможет Бог наш победить врагов и укрепить веру христианскую во веки веко-ов. Ами-инь.
Клубок пыли приблизился настолько, что стали видны три всадника, припавшие к гривам своих коней. Вот всадники достигли холмов, пропылили к шатру воеводы, соскочили на землю, один из них заплетающимся шагом затрусил к шатру, откинул полог и пропал за ним. Никто не слыхал, что говорил гонец воеводе, но все были уверены, что он сообщил о приближении вражеского войска.
Ближе к полудню на горизонте стало вспухать новое облако пыли, в тысячи крат большее. Оно поднималось вверх, расползаясь во все стороны. И слева и справа то же самое, и вот уже все пространство затянуто бурой пылью, хотя еще не видно никого из тех, кто взбил эту пыль копытами своих коней.
Над холмами затрубили рога, забили большие и малые барабаны, сзывая воинов в строй. Вспыхивали на солнце наконечники копий, помятые в битвах шишаки, щиты и латы. Но большинство воинов имели лишь кожаные да войлочные панцири, такие же шлемы и деревянные щиты. Стар и млад встали плечом к плечу, с тревогой и опаской вглядываясь в надвигающееся облако.
Глава 9
Иноходец белой масти бежал ровно, гордо неся сухую голову на лебединой шее с подстриженной седой гривой. Вспыхивали на солнце сапфиры и аметисты, изумруды и рубины, в изобилии рассыпанные по золоченой сбруе. Каганбек Хазарский, царь Иосиф, закованный в золоченые латы, наплечья, поручья и поножи, в золоченом же шлеме с павлиньим пером, в белом с синей каймой плаще, сидел прямо и смотрел перед собой тоже прямо, щуря слегка раскосые глаза, доставшиеся ему от предков египтян, персов, хорезмийцев, вавилонян, хазар… – много всякой крови было намешано в его жилах, так что почти ничего в его облике не осталось от колена израилева, что покинуло Иудею много сотен лет назад и двинулось на восток, подгоняемое воинами вавилонского царя Навуходоносора, и уж совсем ничего от тех семи десятков израильтян, которые в незапамятные времена, когда землю Палестины несколько лет подряд поражала невиданная засуха, пришли в Египет, спасаясь от голодной смерти, и отдались фараону в добровольное рабство лишь бы не помереть с голоду.
Вслед за каганбеком ехали двое его старших сыновей, девятнадцати и двадцати лет. Тоже на иноходцах, почти в таких же сверкающих доспехах, в таких же белых плащах, – знак принадлежности к царствующему дому, – только синие полосы были вдвое уже.
Впереди, на расстоянии в тысячу шагов, пылили передовые конные отряды карабулгар и печенегов. По левую руку и по правую, а также сзади, на таком же расстоянии двигалась гвардия из наемников-хорезмийцев. В пыли, поднимаемой копытами коней, вспыхнет на солнце то яркий халат, то дорогое оружие и доспехи, вынырнет и вновь исчезнет густая щетина копий, бунчуков и знамен.
Каганбек с сыновьями ехал посредине этого каре в гордом одиночестве, если не считать четверых полуголых черных рабов, которые в полусотне шагов впереди везли на шестах его золоченый щит и бунчук из конского хвоста, павлиньих перьев и шелковых лент, да личной стражи, отставшей на полет стрелы. Со всех сторон каганбека и его спутников обнимал тяжкий гул тысяч конских копыт, гул, которого они давно не замечали, как не замечает бесконечного рева воды живущий возле горного водопада.
Никто и ничто не нарушало покой каганбека, его размышлений, никто не таращился на него жадными и любопытными глазами, никто не мог пустить в него стрелу, метнуть нож или дротик. Только воеводы из иудеев же имели право нарушать его покой, если неожиданные обстоятельства потребовали бы вмешательства царя и верховного главнокомандующего. Но не может быть никаких неожиданностей, если продуман каждый шаг и предусмотрены даже самые невероятные совпадения обстоятельств, если воеводы до тонкостей знают свое дело.