Идущие в ночи

Проханов Александр Андреевич

– Все правильно, – сказал он, затягивая молнию, доставая из-за пазухи карту. – Садитесь, сверим маршрут. – Он придвинулся к коптилке, к ее шаткому маслянистому пятну, и раскрыл карту Грозного.

Чеченец достал свою. Они сдвинули карты, сблизились головами, и Пушков авторучкой твердо повел линию от восточных окраин, находившихся под контролем чеченцев, где шли вялые столкновения, к заводскому району, где находились нефтеперегонные заводы и пролегала железнодорожная колея, дальше, на выход, вдоль берега Сунжи, а потом, вывел линию в открытую степь и оборвал ее среди безлюдных холмов, запорошенных снегом пастбищ, заметенных пургой проселков.

– Вот маршрут… Вот фланги полков… Вот опасные зоны, где возможен

пулеметный обстрел. Мин нет… Я вам гарантирую, что их не будет два дня. Вы должны успеть… – сказал Пушков, глядя, как чеченец коричневым фломастером повторяет на своей карте маршрут. Наносит огневые позиции, отмечает опасные зоны. И так же, как Пушков, обрывает пунктиром линию на безлюдной снежной равнине. И пока он вел, Пушков вспоминал пустые громадные цистерны, в которых металлический невидимый великан повторял с завыванием «Аллах акбар». Разорванный газопровод с раскаленной трубой, рядом с которой, окруженное теплым облаком, расцвело в снегах розовое деревце. Черную, в белых берегах, Сунжу, по которой, колыхаясь, проплыла узорная скатерть и следом обнаженная молодая утопленница с темной косой. Блестящий, как сахар, наст, по которому семенили раненые собаки, оставляя на снегу красные метки. Все это вспомнил Пушков, следя за фломастером, наносившим маршрут.

– Спасибо, – сказал чеченец, бережно складывая карту и пряча ее на груди.

– Направьте разведку… Пройдет беспрепятственно. В двух-трех местах возможны обстрелы. Постараюсь сделать так, чтобы наблюдатели на это время заснули. Я пошел… – Пушков взялся за сумку, собираясь уйти.

– Сейчас вам не надо идти, Виктор Федорович, – сказал чеченец, деликатно останавливая его руку. – Тут бродит ваш спецназ, еще попадетесь с деньгами, чего доброго. Переждите немного. Мои люди обеспечат вам безопасность. – Он посмотрел на молодых суровых охранников, твердо сжимавших автоматы. – Часика через два, когда разведка доложит результат, я вернусь, и мы вас проводим до линии фронта.

– Не верите? – криво усмехнулся Пушков. – Вызовите позывной «Алмаз».

– Хоть и «Алмаз», а нужен глаз! – пошутил рыжебородый. Вышел, что-то шепнув на ходу охранникам. Вспыхнули хрустальные фары, мотор прокурлыкал и стих. Пушков остался сидеть, вытянув руки к коптилке, поместив их в маленькое светлое озерцо. Чеченцы с автоматами остались у входа, сдвинув литые тела.

Разведка чеченцев, шестеро в маскхалатах, белыми невидимками, просочилась в микрорайоны, прилегавшие к заводским окраинам. Было звездно, и город удалялся, охваченный свечением негасимых пожаров. Башни перегонных заводов чернели среди звезд, как забытые на старте ракеты. Круглые сферы нефтехранилищ казались огромными полосатыми арбузами, озаренные факелом прорванного газопровода. Когда проходили цилиндрические, тускло-серебряные цистерны, в одну из них ударил снаряд. Прожег металл вспышкой, рассыпал по окрестности звонкие осколки. Разведчики залегли, думая, что их обнаружили. Ожидали продолжения обстрела. Но было тихо. Видно, шальной снаряд сошел с траектории и слепо ударил в цистерну.

Разведчики вышли к Сунже, на ветреный белый берег. Сразу несколько осветительных мин взлетело на другой стороне. Медленно закачались, сносимые ветром, отражаясь в черной маслянистой воде. Чеченцы упали в снег, неразличимые в волнистых складках, пережидая, когда погаснут оранжевые, висящие в небе светильники. Прошли вдоль кромки воды, в которой дрожали отраженные звезды, слыша, как осыпается наледь. Достигли подвесного, разорванного посередине моста. И близко, на том берегу, заработал пулемет. Искристые трассы летели к мосту, пули попадали в железные тяги, и от их попаданий искрило, словно замкнуло оголенный провод. Пулемет работал неприцельно, тревожащим огнем, и разведчики, укрываясь в складках, миновали опасное место.

Удалились от реки и некоторое время двигались целиной, пробивая наст, рыхля неглубокий снег. Вышли на проселок, полузаметенный, без следов «бэтээров» и танков, с колеей, оставленной легковушкой, с цепочкой свежих, намятых в снегу следов. Нагнали на проселке темную, размытую фигуру, медленно бредущую против ветра. Это мог быть одинокий беженец, выбредающий под покровом ночи из гибнущего города. Или крестьянин, поздно возвращавшийся от родни из соседнего села. Командир разведки молча указал на бредущего человека, мешавшего их проходу. Молодой чеченец в белом халате бесшумно догнал путника и ударил ножом под лопатку. Тело оттащили с проселка и забросали снегом.

Через два часа они были у околицы темного большого села, где в окошках вместо электрических ламп желтели фитили, опущенные в банки с нефтью. Командир достал портативную рацию и на условленной частоте послал в эфир короткий позывной – «Мансур». Что означало: маршрут проверен, мин нет, потерь, среди разведчиков нет.

Эту информацию принес Басаеву начальник разведки Адам, застав командующего за чисткой оружия – короткоствольного автомата «узи», подаренного иорданцем Хаттабом.

Басаев призвал к себе командира смертников, невысокого, с тихой улыбкой Умара, казавшегося застенчивым подслеповатым пастухом, с черной, рассыпанной по груди ваххабитской бородой, с брезентовой сумкой через плечо, где вместо противогаза хранились Коран и цветные арабские литографии с изображением Мединской мечети, священного камня Кааба и раздвоенного кривого меча, по которому, как вьющаяся виноградная лоза, бежала начертанная заповедь.

– Умар, настал час, когда мы нуждаемся в тебе, как в хлебе духовном. Наши главные силы уйдут на восток прорывать оборону неверных, чтобы соединиться в Ведено и Шатое с братом Хаттабом. Ты со своими шахидами атакуешь позиции русских на севере. Пусть они думают, что это главное направление удара, и бросят туда все свои резервы. Атакуй до последнего патрона, а потом работай ножами. Пробей их оборону как можно глубже. К этому времени мы будем уже далеко. Встретимся с тобой в раю!

– Аллах акбар! – тихо улыбнулся Умар, тронув смуглой рукой пастушью суму. И они обнялись.

Через полчаса отряд смертников в белых халатах, с черными перевязями на лбах, вышел на передовую, где под звездами туманились здания, занятые русской пехотой. Они двигались в рост, пустив впереди цепь гранатометчиков, за которыми следовали бойцы, неся на руках пулеметы. Посты русских увидели белые тени, идущие на их стволы, и решили, что это мираж неостывших развалин, вызванный дымкой пожарищ и светом звезд. Гранатометчики закидали гранатами окна, амбразуры, брустверы, превратив несколько зданий в трескучий пожар, при свете которого были видны убегавшие пехотинцы. Им вслед, не залегая, от живота, били пулеметчики, шагая по спинам убитых, не отвлекаясь на уползавших, с пулями в позвоночнике, раненых.

Прорывая второй эшелон, смертники выстрелами в упор сожгли четыре танка, ударяя сыпучими бенгальскими взрывами, после которых из расплавленной брони начинал дышать ядовитый зеленый огонь. Когда чеченцы огибали раскаленные, с малиновыми пятнами машины, из одной, похожей на раскрытый мартен, забил пулемет и срезал уходящую цепь. Гранатометчики развернулись и с разных дистанций, под разными углами, пустили в танк десяток гранат, превратив его в ошметки летящей стали.

Им попался полевой лазарет, где лежали легко раненные и простуженные солдаты и два военврача, коротая ночь, играли в карты. Чеченцы шли вдоль коек и ножами резали горла раненым, придерживая их за волосы, стараясь не забрызгать маскхалаты кровью. Военврачи, побросав карты, смотрели на истребление пациентов, пока двое с черными перевязями не подошли к ним и не вскрыли сонные артерии, аккуратно положив на стол, где пестрели валеты и дамы, их головы.