Идущий вопреки
Шрифт:
После этого я не спал. Тревога меня не покидала до самого рассвета. Силуэт был очень крупным.
На следующий день, сестры заходили лишь для того, чтобы поменять нам повязки, напоить обезболивающим маковым отваром и дважды накормить всё той же жидкой похлебкой. Правда на этот раз хлеб обмазали тонким слоем масла. Я также ничего не ел и не пил, скормив всё удивленному и одновременно радостному соседу. Рана моя, на удивление сестер, не переставала кровоточить, а я же уже начинал испытывать лёгкую слабость в теле. Лейнус точно
В эту ночь я планировал выбраться наружу. Из разговора с Курцем я смог выудить довольно много полезного.
Ночами он периодически слышал, как за дверями что-то медленно перевозят, словно боясь потревожить сон несчастных обитателей. Возможно, это почившие на передвижных кроватях, либо тележки с грязной посудой. Все бы ничего, но меня сильно смущало, что всё это происходит в основном ночью. К далеким крикам все здесь уже привыкли — в конце концов тут лечат людей и не всегда это для них безболезненно.
Сестры Ганры не всегда были здесь молодыми красавицами как на подбор. Курцу тоже было невдомёк почему они ходят в таком откровенном виде и дразнят своим видом похотливый честной народ.
— Говорят, всего полгода назад здесь работали суровые братья да старые толстухи, которые вполне могли и плюнуть в твои вечерние харчи, — с энтузиазмом говорил Курц, нервно помешивая в руках мешочек с непонятным содержимым.
Есть мнение, что все это проделки нынешнего иренарха Сигвида Исса, который щедрой рукой проплачивает из казны содержание богадельни. И, так как Страгос — нация цивилизованная и великая, порядок назначения на главенствующие посты был до безобразия прост — плебисцит.
— Это слово оче-е-ень разумное, — с гордость за свою эрудированность молвил бородач. — Волеизлияние жителей города, во!
Отсюда следует, что править может лишь тот, кого поддерживает народ. И раз в десять лет жители города в обязательном порядке огромными толпами приходят к Белой Цитадели, выбирать своего правителя. И, так как жители города в большем числе своём читать и писать не умеют, то милые девушки и статные юноши всегда покажут — как и за кого нужно отдать свой заветный голос.
Вот и сейчас никто не удивляется таким переменам в богадельне, которую воздвигли буквально полгода назад. Никто даже не удивится, если через пару дней вместо дешевой похлебки эти самые сестры придут обнаженными и с дорогими кушаньями на серебряном подносе. И за обещанные голоса предоставят куда больший перечень услуг. Кстати говоря, по простоте своей, большая часть мужского населения поэтому и ломится сейчас лечиться.
— Вот только избрание то через месяц, а сестрички до сих пор какие-то тухлые ходят, — грустно проговорил Курц и нервно сглотнул.
Я задумался. Вряд ли фантазии Курца воплотятся в жизнь, но терзать его надежды я не собирался. Для меня важно было другое. Зачем портить репутацию иренарха перед избранием? Похоже, что правитель этого города кому-то
Отдаленное чутье не давало мне покоя. Что-то во всей этой истории не складывалось. Было ощущение, что я упустил нечто очень важное. Что-то прямо перед моим носом.
Наступила ночь. Голод мой усилился, одним хлебом я уже не мог себя вдоволь прокормить. Глупо отказываться от еды, но учения Академии въелись в меня слишком отчетливо. Будь бдителен всегда.
Я долго не мог приступить. Курц никак не хотел засыпать. Лежа на спине, он пустыми глазами смотрел во мрак высокого потолка и перебирал пальцами увеличившийся в размерах мешочек, периодически что-то из него доставая. Часто и усиленно пережевывая, он доставал очередную порцию очень сомнительного лакомства и засовывал себе в рот.
Наконец-то омерзительное чавканье затихло, уступая место размеренному и глубокому дыханию. Уснул, крепко сжимая в обеих руках свои скромные личные вещи, что еще не отобрали бдительные сестры.
Преодолевая желание остаться в пригретой постели, пусть и рядом с ненормальным Курцем, я достал из-под сенника острую отмычку и, не издавая ни единого звука, подступил к двери. Сквозная замочная скважина поддалась легко — никто не озаботился здесь усложнять механизм замка. Я прислушался. Гулкий скрежет металла о камень; всхлипывания в соседних помещениях и далекие крики; крысы, без страха перебирающие лапками на настенных полусгнивших полках. Далёкий неприятный гнилостный душок крысиного помета вперемешку с воском немного скривил мои губы.
Убедившись, что поблизости никого нет, прижимаясь спиной к стене, я медленно, на цыпочках, крался в сторону главного зала, по пути заглядывая в замочные скважины прилегающих помещений. Как я и думал — пять мирно спящих больных и убогих. На три квадратных чернокаменных комнаты было всего пять человек. Похоже, деньги богадельня сильно экономила и попасть на врачевание сюда могли далеко не все жители. Это фанатичное общество — одна большая прелюдия перед плебисцитом. Большая пустышка, которая могла принять под свою крышу лишь немногих. У меня зародилась надежда, что порочить здесь ничего не придется — всё уже испорчено с самого основания, нужно лишь об этом правильно рассказать.
Главный зал представлял собой сейчас слишком освещенное и большое пространство. Два городских стражника расхаживали туда-сюда и периодически заглядывали в коридоры.
— Не нравится мне здесь, — проговорил негромко один из них.
— А по мне — так лучше, чем сейчас снаружи патрулировать, — ответил ему соратник в белых легких доспехах.
«Ага, и мне не нравится», — мысленно проявил я солидарность.
Бам! Я вздрогнул всем телом.
«Бам… Бам-м… Бам-м-м» — громко отозвалось эхо.