Идущий вопреки
Шрифт:
Днем ранее Лина делал обход. Она очень вымоталась.
С самого основания богадельни, Лина была хорошей девочкой. Так ее называл настоятель, и она искренне верила, что делает все правильно. Отец Трайзн был мудр. Если он говорил, что наши тела ему нужны — значит так желает Она. Жаль, что этого не понимает глупая Эйлин. Поэтому то ей и не доверяют.
Лина затушила последнюю свечу в длинном коридоре восточного крыла. От тьмы ее спасал свет небольшого канделябра в руках. Ей не нравилось тушить свечи. Крысы в темноте
— Вниз всегда идут те, кто грешен не только плотью, но и мыслями.
Позади послышался шорох. Лина резко обернулась, но увидела лишь непроглядный мрак и лестницу уходящую… вниз.
— Вот куплю отраву, — погрозила она пальчиком темноте, успокаивая саму себя.
Сердце стучалось быстро, но…
Застучалось стремительно!
Лину схватили так быстро, что она не успела сообразить, что произошло. Ее резко дернули за голову и развернули спиной к лестнице. Рот и нос был зажат чьей-то ладонью. Они скользили вниз — во мрак подвала. Туда, откуда не возвращаются.
«Неужели и я грешна», — успела подумать сестра Ганры.
Канделябр выпал из ее рук, но тот, кто схватил ее успел подставить ногу и поймать его в дюйме от пола. Грохот не спас ее. Сапог опустился на свечи и потушил их одну за другой. Глаза погрузились во тьму. Когда ужас, сковавший ее тело и ум, дал место мыслям, она попыталась закричать, но у нее ничего не получилось. Из прикрытого рта вырвалось лишь сдавленное мычание.
Самый ледяной голос, который она только слышала, прошептал ей на ухо:
— Твоя кровь за звук.
Рука больше не держала рот, но теперь что-то холодное и очень острое прижали к ее шее. Она почувствовала, как влажная и теплая кровь стекала вниз, под одежду, огибая грудь. Нож слегка вошел под кожу, но эта боль была несравненна со страхом.
Губы не смогли разомкнуться для крика. Ее больше не держали, но в дюйме от себя она чувствовала кого-то за спиной. Она хотела оглянуться, но:
— Твоя кровь за движение.
Лина больше не могла это выдержать. Ее подол намок — они стояли на разрастающейся луже, но даже не обратили на это внимания.
Она почувствовала чье-то дыхание у своего уха и её… укусили за мочку. Это было ужасно и странно одновременно. Но зато сознание отказалось падать в обморок. Чужое дыхание переместилось ниже — к шее. Голос прошептал:
— Ты была плохой девочкой, Лина.
Так называл ее только Отец, но сейчас это был не он. Лина не смогла ответить. Ледяной голос продолжил:
— Она недовольна.
Сердце заколотилось так быстро, что разболелась грудь.
— Ты должна кое-что сделать во благо Её…
Она дышала очень быстро. Нет ничего, что могло бы заставить
— Или я накажу тебя, дочь моя. Первым за твои грехи расплатится твой маленький Лаит и любящий муж, — дыхание похитителя у шеи стало морозным. — Что он скажет если узнает, как ты ублажаешь губами старого Отца Владмаира?
Лина застонала. Это единственный звук, который она могла себе сейчас позволить.
— Ты сделаешь то, что Она желает. Или твоя жизнь станет болью, и рано или поздно ты тоже окажешься… там.
Лина кивнула. Из глаз у нее потекли слезы. Слезы ужаса, страха и… счастья. Она не могла понять чему она так обрадовалась и это пугало еще больше.
— Слушай меня внимательно…
Кто-то за спиной рассказал ей, что нужно делать, а потом ушел. Ее тело не сразу послушалось, но когда она смогла обернулась, то не обнаружила никого. В кладовой не было ничего кроме тюков, свечей и ящиков. Посланник тьмы испарился в этой же тьме.
Вниз…
— Ч-что ты делаешь, дочь моя? — зашипел Владмаир Трайзн на Лину.
Сестра Ганры боялась взглянуть на него. Настоятель ошарашено захлопал глазами, в недоумении взирая на нее. Его самая доверенная дочь предала его. За что? Он ведь так любил ее.
— Люди добрые, не слушайте их! Души их больны и нуждаются в излечении! Раны эти глубокие они сами себе нанесли в знак раскаяния за помыслы неугодные Ей! — в отчаянии крикнул он в толпу и вознес руки к небу. Голос его все еще казался уверенным.
Толпа взволновалась еще сильнее.
— Вы сами всё видите! — вскрикнула Лина, показывая свои израненные руки со всех сторон. — И я покажу вам еще больше! Посмотрите на него!
Она ткнула пальцем во Владмаира Трайзна, стараясь не смотреть ему в глаза.
— Босой и в скромных одеждах! Как и подобает слуге Богини Отверженности! Жертвенность и скромность — наши главные заветы.
Толпа переглянулась и зароптала. Крестьяне не понимали почему сестра сначала обвиняла своего настоятеля, а теперь расхваливает его приверженность. Она продолжила:
— А теперь смотрите! Смотрите! — на этих словах в толпу полетела стопка исписанных пергаментов. Ветер подхватил бумажное лакомство и разнес во все стороны над головами людей. — Поверите ли вы такому человеку?!
Большинству из тех, кому достались документы кривились и вертели головами в поисках тех, кто умеет читать.
Где-то в шумной толпе замерла как изваяние фигура высокого калеки с низко опущенной вперед головой. Его израненного лица не было видно за водопадом распущенных волос. Его никто не видел, и никто не слышал, но он же видел всё, слышал всё, чувствовал всё. Тончайшие нити сознания расползались по толпе, зарождая… страх.
Страх быть обманутыми и преданными.
Ненависть.