Идущий
Шрифт:
Правитель, будто угадав мысли ребёнка, опять улыбался, и опять рождалось волшебство. Дини приготовился заговорить, но тут его кто–то позвал, такой тихий–тихий шёпот. Дини повернул голову, как будто так легче слышать невидимого собеседника.
Ты ведь хотел увидеть отца и мать. Да, он хотел. Он потому и двинулся в этот тяжёлый, полный лишений, путь. Двинулся, чтобы увидеть своих родителей. Тогда продолжай идти вперёд. Идти, несмотря ни на что.
Спустя много–много дней мальчик снова увидел внутренним зрением мать и отца. Отец стоял, подняв голову, он смотрел в небо. Мать находилась
— Так как Мой мальчик? — прошептал Правитель.
Дини сглотнул, покачал головой.
— Я не могу, — просипел он.
Правитель по–прежнему улыбался, но из улыбки иссяк свет, она поблекла.
— Почему же? — голос мягкий, как отсвет летнего заката.
— Мне нужно идти. Я хочу увидеть своих папу и маму. Меня ждёт дорога, и мне нужно её пройти.
Правитель, не мигая, смотрел на мальчика. Его мысли, конечно же, были сокрыты от ребёнка.
— Дини, — заговорил Он после короткой паузы. — Мне сказали, что у тебя нет родителей. Что ты — сирота. Ведь так?
Дини кивнул против своей воли.
— Куда же ты пойдёшь, если твои родители умерли?
Дини встрепенулся, как человек с опозданием осознавший, что сказал что–то не то.
— Они не умерли. Папа говорил, люди не умирают. Никто не умирает. И если очень захотеть, можно увидеть папу и маму. Главное — очень–очень захотеть. Я очень сильно хочу.
Правитель отстранился, словно для того, чтобы лучше разглядеть мальчика. На самом деле, и Дини это уловил, у Него возникло замешательство.
— Мой мальчик, если ты останешься у Меня, тебе больше никто не понадобится.
Дини отшатнулся, как человек, получивший пощёчину.
— Я хочу увидеть папу и маму! — он почувствовал, что вот–вот разревётся.
Правитель отступил на шаг. К нему тут же повернулся тот изящный мужчина, делавший вид, что не слушает разговор. На самом деле он всё слышал, Дини понял это. Лицо Правителя не стало злым или даже недовольным, но прежняя мягкость исчезла вместе с улыбкой. Мужчина за Его спиной внимательно следил за Ним.
— Ты не увидишь папу и маму, Мой мальчик, — заявил ставленник Неба. — Ты просто не можешь их увидеть. Их уже никто не сможет увидеть. Ты останешься здесь и подумаешь, хорошо ли ты поступаешь, противясь воли самого Правителя.
Флек стоял у окна и пытался приметить в сером водовороте прилива собственных эмоций те рифы, что казались наиболее опасными.
Внизу, во внутреннем дворике, происходила смена многочисленного караула. Флек не замечал этого. Он анализировал ощущения, появившиеся после разговора мальчика с Правителем. Он слышал каждое слово, видел реакцию Правителя, и хотя разговор происходил так, как Флек и планировал, кое–что его удивило, если не сказать насторожило.
Правитель, казалось бы, вёл себя разумно. Он вызвал у ребёнка эмоции, должные привлечь на Его сторону. Однако Он не подкрепил это словами.
Правитель говорил только о Себе.
В эти минуты Флек понял, до конца дней своих он не усомнится, что Правитель родился от обычной женщины естественным способом. Как и все люди. Правитель, получив такого мальчишку, вёл себя, как простой смертный. Он жаждет, прежде всего, обезопасить Себя, не веря, что мальчик остановит эпидемию болезни без названия в целом. Просто закупориться в Клунсе, отгородиться мальчиком. И выжить. Именно это — выжить.
В глазах Флека этого не достаточно.
Правитель не выяснил природу того, что ведёт мальчика в дорогу. Как человек, получивший, редчайшую, сказочную вещь, Он сгрёб её в охапку, не желая потерять, и у Него не возникло ни малейшего желания понять её глубинную сущность.
Взять хотя бы слова мальчика о его родителях. О том, что он хочет их увидеть. Конечно, это напоминало бредни наивного ребёнка, чья боль от потери родителей так и не прошла до конца, но Правитель не использовал это. Он прямолинейно, даже грубо дал понять мальчику, что заменит ему всё, заменит тех же родителей.
Они, Правитель и Флек, ничего, по сути, не добились. Возможно, Правитель верил, что в критический момент Он заставит мальчика сделать всё, что нужно. Быть может, так и будет. Но ребёнок не прост, совсем не прост. Нечто сокрыто в нём, и это нечто таит в себе опасность непроницаемого. Когда не знаешь, что тебя ждёт, это само по себе опасность.
Не ошибка ли, полагать, что мальчик сделает всё, что нужно, когда наступит такой момент? Флек не ощущал уверенности в обратном. Он вспомнил лицо Правителя, когда Тот покидал камеру. В Его взгляде не было и следа той величественной невозмутимости, присущей Правителю, когда Он выходил в люди. Прав мудрец древности, утверждавший, что обладание сильным предметом делает самого человека слабым. Пример мальчика становился всё явственнее.
Флек задержал взгляд на воинах внизу, на мощёном камнем дворе, и понял, что из размышлений его вырвал стук в дверь.
— Входи, — сказал он, обернувшись.
Дверь открылась, на пороге возник охранник.
— Отец, тебя срочно зовёт к себе Нелч, — охранник низко поклонился.
— Хорошо, передай, я иду к нему.
Флек с трудом освободился от своих размышлений. Смысл сказанного охранником, тронув сознание, вызвал беспокойство, и Флек нахмурился. Он не двигался, желая сначала избавиться от ненужных эмоций. Нелч необязательно принёс нехорошие известия.
Нелч ждал его в своих покоях. Он расхаживал по комнате, заполненной колбами, флаконами, маленькими бутылочками и пакетиками с различными травами. Тяжёлые шторы закрывали окно. Мрак комнаты разгоняли лишь две свечи. Флек догадался Нелч вызвал его к себе, что бы это в случае чего выглядело, как приход самого Флека.
— О, Небо, — воскликнул Нелч, как только вошёл Флек. — Наши дела хуже, чем я предполагал.
Растерянное лицо, неприятно полураскрытый рот, подрагивающие руки. И взгляд, заискивающе–виноватый, будто Нелч рассчитывал лишь на вошедшего.