Идущий
Шрифт:
Между тем к делу подключился Зург, и всё стало известно Флеку. Его ожидали с минуты на минуту. Гурин к этому моменту исследовал стены камеры, убедился, что нет никаких следов физического бегства, и в задумчивости покинул камеру.
Куда же исчез мальчик? Не растворился же он подобно герою самых нелепых слухов о талхах?
Время от времени поступали сообщения, что тот или иной участок Клунса зачищен, но следов мальчика по–прежнему нет. Наконец, появился Флек. Он приблизился неслышной поступью, и один из гвардейцев вздрогнул. Флек вопросительно глянул на Толга, перевёл взгляд на Гурина,
Заговорил Толг. В устах этого прагматика бегство мальчика показалось Гурину не таким уж ирреальным. В конце концов, мальчишка не простой, Флек сам говорил об этом.
Когда Толг замолчал, Гурин осторожно добавил:
— Флек, я верю своим солдатам, они не проспали, не отлучались и, тем более, не выпустили мальчика по первой его просьбе. Ребёнок действительно… совершил что–то… Совершил чудо.
К удивлению Гурина Флек не сообщил, что их ждёт, если мальчишку не найдут в ближайшее время, не сказал, что Гурин, выгораживающий своих мерзавцев, годных разве что на охрану овец, рискует получить самую жестокую кару из всех четверых. Гурин ожидал чего–то подобного, но этого не произошло.
Флек всего лишь кивнул. Просто кивнул, как если бы речь шла о естественных вещах.
Затем он вошёл в камеру, прошёлся по её жалкому периметру, осмотрелся и вернулся назад. Минуту он смотрел сквозь прутья, как будто изучая дальнюю стену, потом посмотрел на Толга.
— Что за этой стеной? — спросил Флек.
— Такая же камера, — отозвался главный надсмотрщик. — Соседний сектор. Если не ошибаюсь, там пусто, а вот в соседней камере сидит сын барона Дензеля. Он…
Толг запнулся. До него дошёл смысл вопроса. Он неверяще глянул Флеку в глаза.
— Неужели мальчишка… — Толг подобрался, оглянулся и вскричал. — Всем к камере N 249! Быстро!
Флек посмотрел на Гурина, тот ничего не понимал.
— Нам с тобой тоже не помешает сходить туда, — заметил Флек. — Сейчас.
Они перемещались беспокойными широкими шагами, и Гурин с удивлением обнаружил, что его колотит. Он поглядывал на Флека, стараясь, чтобы тот ничего не заметил, и спрашивал себя, неужели мальчишка прошёл сквозь стену? Мальчишка десяти лет от роду! Он не являлся талхом, прошедшим суровые тренировки длиной в долгие годы. Впрочем, Гурин не верил слухам, что среди талхов вообще есть такие люди, даже в верхушке Ордена.
Но каков Флек! Ему хватило пяти минут, чтобы вынести вердикт со слов Толга и Гурина. Флек воспринял всё буквально, и теперь его решение казалось таким естественным, что оставалось лишь поразиться собственной слепоте.
Вот и нужный коридор. Впереди шли двое стражников во главе с Толгом. Ещё минута, и они у искомой камеры.
Внутри находился мальчик. Он пошатывался, совершая короткие, неуверенные шажки. Заметив людей, он остановился и посмотрел в их сторону. В глазах мелькнул испуг. Гурину почему–то показалось, что мальчик только что поднялся на ноги, возможно, потому что услышал приближающиеся шаги. Он выглядел ослабленным, но двигался. Двигался к стене!
Гурин перевёл полный восхищения
— Остановите его! Не дайте подойти к стене!
О, Небо, подумал Гурин. Мальчишка действительно проходит сквозь стены!
Булох измотался донельзя, но при новых обстоятельствах сон исчез вовсе.
Они снова находились на прежнем месте, вся троица. Правда, теперь добавились двое стражников Толга, но Булох не имел ничего против. Хотя ему вроде бы поверили, он больше не будет единственным свидетелем, если подобное повторится.
Впрочем, Флек предусмотрел, чтобы мальчик не сделал то, что один раз уже привело Клунс в настоящую панику. Сначала правая рука Правителя, поколебавшись, приказал принести усыпляющую мазь. Из–за риска для здоровья ребёнка средство использовали мало, мальчик отключился максимум на часов семь–восемь. Кроме того, использовали ещё одно средство. Как надеялся Булох, не менее действенное.
Мальчика заковали в цепи.
Цепи были наименьшего размера, какой только имелся в Клунсе. Две из них тянулись от левой руки и правой ноги ребёнка к его надзирателям. Одна охватывала шею, другим концом крепившись за кольцо, вдетое в пол камеры. Мальчик мог не только поворачиваться и сидеть, но даже встать и сделать пару шагов, но стены он всё равно не доставал.
И всё–таки Булох смотрел на ребёнка, как на опасное, непредсказуемое животное. Не животное даже, маленький зверёк, ценный, норовящий ускользнуть в первую попавшуюся щёлочку. Пока этот зверёк усыплён, проблема притуплялась, как старая боль, на которую не обращаешь внимания. Но всё рано или поздно заканчивается, и Булох осязал, что мальчик вот–вот придёт в сознание. И что тогда будет? В цепи–то его заковали, но кто знает, какие ещё способы освобождения есть у этого нечто в обличье маленького мальчика?
Не спали также Камень и Шрам. Не спали и двое стражников. Никто из них не смотрел на мальчика, но каждый мог в любое мгновение обратить внимание на камеру. Это напоминало театр абсурда — пятеро звероподобных мужиков караулили маленького мальчика, закованного в цепи, к тому же усыплённого. Булох уже отметил, что ребёнок в цепях кажется некоей насмешкой над всем Клунсом.
Тем не менее, Булох не отводил взгляда от камеры ни на секунду, и, быть может, благодаря этому заметил тот момент, когда мальчик очнулся.
Это произошло на исходе ночи, когда двое из пятерых всё–таки начали клевать носами. Булох смотрел на мальчика, и ему уже казалось, что это длится десятилетие. Столько же Булох не видит неба, не слышит шума ветра, сидит и сидит в этом мрачном коридоре, а ребёнок заснул навечно, оплетённый ненужными цепями. И вдруг это изменилось. Не в результате звякнувшей цепи или движения мальчика, самого незаметного, будь–то поворот головы или вздрогнувшее тело. Булох и сам не сказал бы, в результате чего это произошло. Он просто понял, что мальчик очнулся, и всё. Ребёнок лежал неподвижно, но теперь он был в сознании, и Булох занервничал. Ему захотелось встать и пройтись по коридору, пусть остальные следят за мальчишкой, и без него их тут достаточно.