Идя сквозь огонь
Шрифт:
— Где хочешь, только гляди, не забрызгай меня кровью! — глаза безбородого холодно сверкнули. — Раньше, чем мы окажемся в Самборе, я не смогу смыть ее с себя!
— Так мы отведем девку в лесок? — предложил атаману Филин. — И там — чик-чирик!
Главарь подал ему знак удалиться, а сам взял прутик с подрумянившимися грибами и надкусил один из них.
— Ну, пойдем, девонька! — с гнусной ухмылкой склонился над Вандой толстяк. — Пора тебе на встречу с Господом!
Заставив несчастную встать на ноги, тать
— Вот ведь как бывает! — продолжал философствовать Филин. — Молодая, чистая, а должна умереть! Мы с Пырей такие злодеи, что клейма негде ставить, а будем живы! Ведь правда, Пыря?
— А то! — скрипучим голосом ответил его дружок, не забыв пнуть Ванду ногой в поясницу. — Будем девок портить да бражку попивать!
— Верно, то и будем делать, пу-гу — гу! — засмеялся утробным совиным смехом Филин. — Каждому — свое, девонька!..
От всего пережитого перед глазами Ванды плыли цветные круги. Ей с трудом верилось в то, что это происходит с ней наяву.
— Ну, вот и пришли! — торжественно объявил жертве Филин, когда разбойничий стан скрылся из виду. — Доставай, Пыря, острый нож!
— Да погоди ты, еще успеется! — осклабился Пырятин. — Сам рек: девица — молодая, чистая! Грех убивать такую, не сняв пробу!
— Истину глаголешь! — согласился с приятелем толстяк. — Кто первый снимать будет?
— Я предложил, я и буду! — выпятил вперед куцую бороденку Пырятин. — По мне, так это — честно!
— А мне, что же, идти за тобой следом? — протянул Филин, недовольный тем, что девственность жертвы достанется иному.
— Не жадничай, Филя! — прикрикнул на дружка Пырятин. — Мало ли девок я тебе уступал? Потерпишь один разок мое первенство!
— Ладно, потерплю… — шумно вздохнул тот. — Так тому и быть!..
Пырятин стал расстегивать пояс, но тут его взгляд упал на новые сапоги Ванды.
— Гляди, а сапожки-то у девахи что надо! — причмокнул языком негодяй. — Ей они ни к чему, а мне могут пригодиться!
Прежде чем Ванда успела осмыслить его слова, Пырятин поверг ее наземь и движениями опытного мародера стащил с девичьих ног сапоги.
— Да на что они тебе? — недоуменно пожал плечами Филин. — Ты в них все одно не влезешь!
— Не влезу — так загоню кому-нибудь! — хитро подмигнул другу Пырятин. — Гляди, какая кожа! С руками оторвут!
— Ну, а теперь, краса-девица, скидывай порты! — придвинулся он к Ванде, смрадно дохнув ей в лицо перегаром. — Нынче у меня женитьба!
Ванду вдруг охватила нежданная ярость. Вырваться из рук похотливого деверя, чтобы стать добычей еще более гнусных тварей, кои, отняв у нее девственность, перережут ей горло? Сего она не могла стерпеть!
Прижав к груди колени, девушка резко распрямила ноги и ударила ими в пах нависшего
Не давая татю придти в себя, Ванда выхватила из ножен на его поясе длинный корд и выставила перед собой клинок, готовая защищаться. Застигнутый врасплох Филин попятился назад, растерянно глядя на острие кинжала.
В этот миг Ванду озарило, что Небо дарует ей шанс спастись. Прежде чем разбойники опомнятся от изумления, она успеет скрыться в лесу. Едва ли Филин, с его пивным брюхом, и Пырятин, сраженный ударом в причинное место, смогут догнать ее в чаще…
Вскочив на ноги, Ванда побежала прочь от татей по лесистому склону. Филин было погнался за ней, но упал, споткнувшись о корягу.
— Ты что творишь, дурень?! — взвыл, корчась от боли, Пырятин. — Прикончи ее стрелой!..
— Ага, точно! — откликнулся толстяк, снимая со спины самострел. — И как я сам о том не подумал! Не уйдешь, девонька!..
По какому-то наитию Ванда дернулась в сторону, и это спасло ей жизнь. Басовито прогудев у самого ее уха, в ствол ближайшего дерева впилась арбалетная стрела. Вслед ей неслись угрозы и проклятия.
Девушка бежала сквозь чащу, не разбирая пути. Ветви хлестали ее по лицу, камни и опавшая хвоя впивались в нежные стопы. Но она словно не чувствовала боли, влекомая неведомой спасительной силой.
От волнения и быстрого бега ее сердце рвалось из груди, но душе Ванды никогда еще не было так легко и свободно, как сейчас. Лес поглотил беглянку, скрыв ее от хищных взоров преследователей. Звери в людском обличье остались ни с чем…
Глава 37
— Что за законы такие властвуют на землях Унии? — огорченно промолвил Газда, глядя вслед отчаянно удирающему зайцу. — Отчего иноземцам, проезжающим по польским дорогам, запрещено носить лук? Да будь он при мне, мы бы мигом устроили себе пир с зайчатиной!
— Видимо, Король заботится о том, чтобы гости державы не могли пускать стрелы в его подданных! — пожал плечами Бутурлин. — Иного объяснения сему запрету я не вижу…
— Можно помыслить, что, если мне встретится в пути какой-нибудь наглец, я не посеку его саблей! — возмущенно фыркнул казак. — Клинком даже вернее сразить можно!
— Ты хоть при поляках воздержись от подобных речей! — улыбнулся Дмитрий. — А то накличешь беду!
— Да не накличу я… — поморщился Газда. — Только из-за сих глупых законов придется нам всю дорогу давиться сухомяткой! Хорошо хоть, что я колбаску загодя добыл! Не желаешь отведать?
Казак извлек из привязанной к седлу котомки кольцо кровяной колбасы и, разломив ее надвое, протянул половину московиту.
— Жареная, она вкуснее будет, — вздохнул он, — однако, если костер недосуг разводить, пойдет и так!