Идя сквозь огонь
Шрифт:
— А как же Рарох? — удивленно вопросил Курт.
— Его я возьму на себя! — зло прищурился рыцарь. — Убей княжну с поляком и возвращайся ко мне. Мы покидаем Самбор!
Покорно кивнув господину, солдат отправился исполнять наказ.
Громыхая латами, из внутренних покоев замка показался Рарох. За прошедшие сутки оуженосцы расправили вмятины на его доспехах и выровняли смотровую щель, покореженную в схватке шестопером Принца. Идущий за ним воин нес в руках знамя с фамильным гербом Недригайлы.
— Мои воины! — громогласно обратился к собравшимся во дворе жолнежам мятежный шляхтич. — Нам многое пришлось испытать вместе, и я буду с вами откровенен!
Союзники, коих мы ждали, разбиты в море и не придут к нам на помощь, так что рассчитывать мы можем лишь на свои силы! Вскоре поляки начнут обстрел замка, а затем пойдут на приступ.
Все вы ведаете, что станет, когда они захватят замок. Те, коим суждено будет выжить, позавидуют мертвым! Посему я даю вам выбор.
Тех, кто не желает биться за свободу, я не стану удерживать в замке. Ступайте прочь и попытайтесь спасти ваши жизни! Но помните, Ягеллоны мстительны и не прощают поднявших на них оружие.
Взяв замок, они расправятся с изменниками так же, как и с теми, кто сохранит мне верность. Выбор невелик: смерть в бою или же на плахе, под шутки и глумление королевских палачей!
Пусть же каждый из вас предпочтет то, что ему больше по сердцу!
Столпившиеся в замковом дворе воины внимали своему Владыке в тягостном молчании. До сей минуты они жили надеждой на помощь из-за моря, теперь же сия надежда рухнула у них на глазах. Над рядами голов в шишаках и капелинах повисла хмурая тишина.
— А по мне, так выбора нет! — откликнулся в толпе рослый худой жолнеж с клеймами на лбу и щеках. — Милосердие Королей нам хорошо ведомо!
Если кого из сдавшихся полякам не казнят сразу, то лишь для того, чтобы отправить на рудники. А сие — та же смерть, только умирать придется долго…
По мне уж лучше пасть в бою вольным человеком. Я с тобой до конца, Князь!
— И я! И я! — прогремело следом несколько десятков голосов.
— Что ж, тогда готовьтесь к бою! — воскликнул, потрясая знаменем, потомок Недригайлы. — А чтобы нам было веселее сражаться, добудьте из погребов вино и снедь. Обратим нашу гибель в пир!
Несколько его слуг уже выкатили во двор бочонок с вином из запасов Воеводы. В одно мгновение из бочонка было выбито днище, и к заветному вину потянулась добрая дюжина рук с плошками и флягами.
— Куда без меня, черти?! — гневно рассмеялся Рарох. — Стоило вам увидеть вино, вы забыли о своем Князе? Немедля принесите мне кубок! Я желаю выпить с вами!
Исполняя его повеление, солдаты принесли из трапезной большой серебряный кубок и, наполнив его вином, подали господину.
Пока кубок шествовал по рядам солдат, стоявший подле Рароха Хоэнклингер смекнул, что нужно делать. В какой-то миг посудина с вином оказалась у него перед глазами. Зная, что иного шанса разделаться с подопечным у него не будет, тевтонец принял ее и передал мятежному шляхтичу.
Никто из присутствующих не заметил, как на перстне Зигфрида открылось крошечная емкость, из коей рука немца, пройдя над кубком, высыпала в вино толику бесцветного порошка.
Не разглядел сего и сам Рарох. Взяв кубок двумя руками, он осушил его под одобрительные возгласы своих воинов.
— А теперь к бою! — зычно выкрикнул Болеслав, потрясая над головой знаменем предков. — Покажем Ягеллонам, как бьется вольная Литва!
— Одной головной болью у меня стало меньше! — улыбнулся своим мыслям Хоэнклингер. — Надеюсь, с двумя другими Курт тоже справится!
С самого утра пан Рарох испытывал смутное беспокойство. Шляхтичу казалось, что он оставил незавершенным какое-то важное дело, и Болеслав полдня тщетно пытался вспомнить, в чем оно заключалось.
Как часто бывает, искомое вынырнуло из глубин памяти с трагическим опозданием. Заслышав донесшийся из польского стана сигнал к бою, внук Недригайлы вздрогнул, осознав сколь злую шутку сыграла с ним проклятая забывчивость.
Не желая подвергать опасности княжну Корибут, рыцарь еще с вечера решил отправить ее к Князю Сапеге, и, идя утром на встречу с Канцлером, собирался ему об этом сказать.
Но весть о разгроме союзных сил оглушила рыцаря и стерла в его памяти намерение дать Эве свободу.
— Как же я мог забыть о княжне! — в сердцах хлопнул себя по лбу железной перчаткой Рарох. — Не голова — казан дырявый!
Ему захотелось исправить оплошность, но изменить что-либо шляхтич был уже не в силах. С оглушительным грохотом самое мощное из польских орудий обрушило на замок свой каменный снаряд.
— Господи, что это, пан Ольгерд? — прошептала Эвелина, ощутив сотрясший крепостные стены толчок.
— Наше войско пошло в наступление, княжна! — сообщил ей, прислушавшись к звукам канонады, Ольгерд. — Едва падут ворота, поляки овладеют Самбором!
— Значит, нашим бедам пришел конец? — робко улыбнулась княжна.
— Я бы на это не рассчитывал, моя госпожа, — покачал головой рыцарь, — у меня дурное предчувствие.
Рарох, похоже, намерен биться до конца, однако тевтонец не из той породы людей, что станут жертвовать собой ради чужих интересов. Чутье мне подсказывает, что он постарается улизнуть из замка, но перед этим сделает попытку убить нас.
Едва ли ему будет в радость, если Государь узнает о помощи Тевтонского Братства мятежникам. Так что сидеть в заточении становится опасно. Пока до нас не добрались убийцы, мы должны покинуть сие место!
— Но как? — вопросла его Эвелина. — Мы же заперты снаружи…
Она была права. Прежде дверь в покои Воеводы запиралась изнутри, но чтобы превратить их в узилище для пленников, люди Хоэнклингера вынули из петель внутренний засов, заменив его крючком на внешней стороне.
Пока за дверью топтались воины Рароха, о побеге нечего было и мечтать. Но едва начался обстрел, стражники покинули пост, чтобы помочь товарищам в обороне замка.