Идя сквозь огонь
Шрифт:
Добротная одежда Магнуссена и найденный при нем кошель серебра внушили обозникам почтение к его личности. Приняв Харальда за купца, заплутавшего в метель, крестьяне отвезли его в монастырь, где он без малого месяц приходил в себя от обморожения.
Но, что дивно, после ночи, лишившей датчанина сына, его полумертвая левая сторона тела стала понемногу оживать, словно оттаивая после долгой стужи. Спустя какое-то время Харальд узнал и о событиях, произошедших в Самборе за то время, пока он отлеживался
Магнуссен не ошибся, спасая жизнь московскому боярину. Вскоре в обитель пришло известие о его поединке с фон Веллем и о гибели последнего, лишившегося головы.
Датчанину удалось отомстить Командору за его злодеяния и обрести долгожданную свободу. Но цена за нее оказалась неподъемной для стареющего мужчины, утратившего, вместе с сыном, дальнейший смысл существования.
Все, что ему оставалось, — это доживать свой век в одиночестве…
Глава 30
— И как я мог так промахнуться! — в сердцах сплюнул на мостовую Газда. — Ведь прямо между глаз метил выродку!
— Не вини себя понапрасну, — попытался утешить друга Бутурлин, — не ты дал маху. Тать оказался больно увертлив…
Неспешно труся на рослом гнедом жеребце, к ним подъехал Воротынский в сопровожении конных ратников.
— Ну что, изловили? — с надеждой обратился к нему Дмитрий. — Не томи, мы уже извелись, ожидая вестей…
— Какое там… — тяжко вздохнул боярин, опуская взор долу. — Шибко скользкий, гад! Впервые такого встречаю!..
— Нешто вы всем скопом одного татя одолеть не в силах? — изрек с холодной насмешливостью Газда.
— Что ж ты не одолел, раз такой молодец?! — зло огрызнулся Воротынский.
— Хочу тебе напомнить, боярин Михайло, кабы не Петр, едва ли мы уберегли бы от смерти Государя! — вступился за друга Бутурлин.
Старший боярин бросил на него неприязненный взгляд, но промолчал. В деле спасения Князя помощь Газды и впрямь оказалась неоценимой.
— Жаль, погорячился я… — наконец произнес он, морщась от досады. — Но и ты, Митька, уразумей меня. Я сразу же после твоего приезда на княжий двор разослал гонцов к привратной страже.
Велел всем затворить ворота на засов и никого из Москвы не выпускать…
— Дай угадаю, — грустно усмехнулся Дмитрий, — один из посланных тобой людей не доставил весть вовремя!
— А вот и нет, наказ был доставлен в срок! — гневно тряхнул бородой распорядитель княжьего двора. — Тут дело почище!
Висельник, коего мы взялись ловить, прискакал к восточным воротам и от имени Великого Князя велел стражам дать ему проезд!
— И они подчинились наказу татя? — не поверил услышанному Бутурлин.
— Он с таким напыщенным видом обратился к служивым, что ни у кого не возникло сомнения, что пред ними — княжий гонец.
— Не больно он в крестьянском армяке на княжьего гонца похож, — покачал головой Дмитрий, — здесь что-то не складывается…
— Верно, не складывается! — согласился с ним Воротынский, сумев наконец найти оправдание для своего промаха. — Похоже, чужеземец владеет даром наводить морок.
Вот он и отвел глаза служивым людям. Старший над ними рек, что когда тать приблизился к воротам, на нем был кафтан княжеского глашатая!
— Что ж он не притворился самим Великим Князем? — насмешливо фыркнул Газда. — Московскому Владыке стражи скорее бы открыли ворота, чем какому-то гонцу!
— А я почем знаю? — насупился старший боярин. — Видно, мощи ему не хватило прикинуться Государем! Я велел всыпать плетей нерадивым стражам, дабы впредь не ловили ворон!
Нужно еще отдать распоряжение, чтобы на лобном месте высекли купчиху Анфимьевну за пособничество татю…
— Какое еще пособничество? — брови Газды изумленно поползли вверх.
— А как назвать то, что она вошла в сговор с лазутчиком? — криво усмехнулся Воротынский. — Пустила его к себе в горницу, откуда он проник на каланчу…
— Ты, верно, шутишь?! — не удержался от насмешки казак. — Какой сговор! Тать сказался знахарем, рану на ноге взялся Анфимьевне лечить. Для того и поднялся в светелку. Откуда ей было знать, что у лиходея на уме?
— Рану лечить? — переспросил боярин. — То-то, я гляжу, у нее волосы были растрепаны, когда вы к ней в горницу вломились! Купчиха впала в блуд, а вы ее грех покрываете!
— Может, волосы растрепались, когда она с татем боролась, — не сдавался Газда, — а что до раны на ноге, то я сам ее видел!
— Что видел? Ногу? — переспросил Воротынский, притворившись, будто не расслышал его слова.
— Рану, черти бы ее взяли! — вышел из себя казак. — Да подумай, боярин, стал бы злодей оглушать да еще связывать купчиху, будь она его пособницей!
— Почему бы и нет? — пожал плечами Михайло. — Если бы он хотел отвести от Анфимьевны подозрения, то так и должен был поступить…
Тебе, я вижу, купчиха приглянулась, вот ты и заступаешься за нее. Что ж, тебя уразуметь не трудно! Бабенка справная, в самом соку! Не вижу дивного в том, что она и тебя охмурила!
— Ах, ты!.. — едва не задохнулся от ярости Газда. — Да я!..
— Постой, брат! — прервал его Бутурлин, не давая казаку наломать дров. — И ты, боярин Михайло, погоди!
Не мудрено, тебя гложет досада, что чужеземный тать избежал кары. Но к чему возводить напраслину, срывать зло на невиновных?
Анфимьевна не причастна к покушению на Государя, и тебе сие ведомо лучше моего. Вся ее вина в том, что она доверилась мужчине, не распознав в нем врага.