Идя сквозь огонь
Шрифт:
Наталья терпела насмешки, стиснув зубы, и истово молила Господа послать ей ребенка. Но небеса не отвечали на ее молитвы, и все, что ей оставалось, — это ждать в томительном неведении, когда высшие силы смилостивятся над ней.
Вскоре она познала на себе и ненависть свекрови, разочаровавшейся в детородных способностях невестки. Однажды на улице какая-то толстая молодуха обозвала Наталью бесплодной колодой. Не вынеся оскорбления, Анфимьевна повалила обидчицу наземь и оттаскала за косы.
Стражникам пришлось разборонить дерущихся женщин и доставить в судебный приказ. Разобрав суть дела, старый дьяк вынес приговор, согласно которому Наталья должна была уплатить оскорбительнице штраф.
Неделю на Москве не утихали пересуды о причинах драки Анфимьевны с толстухой. Вернувшись как-то домой, молодая купчиха ощутила на себе неприязненный взгляд свекрови.
— Что сталось, Матушка? — обратилась она к суровой матроне, гордившейся тем, что родила троих сыновей.
— Что сталось?! — злобно зыркнула на нее старуха. — На Москве только и сплетен, что о тебе!
— В чем моя вина? — попыталась доискаться до правды Наталья.
— Она еще вопрошает! — криво усмехнулась свекровь. — Мало того, что родить не можешь, так еще семью нашу ославила на всю Столицу!
Да лучше бы ты в проруби утопилась или хворь какая тебя унесла, чем я терпела на старости лет такой срам! А знаешь, что? Ступай-ка ты, девка, в монастырь. Там и тебе одиноко не будет, и нашему роду позора меньше!
Степушка мой тогда на другой женится, а у меня появятся внуки!..
Не дослушав ее, Наталья в слезах убежала с подворья. Слова, сказанные старухой, запали ей глубоко в душу.
— Чтоб вы сами ушли под лед! — в сердцах повторяла она. — Чем я вам насолила, что вы меня так ненавидите?!
Вольно или невольно, Анфимьевна накликала кару на мужниных родителей. В конце марта они отправились в санях на богомолье в Коломну. Возвращаясь домой, отец Степана решил срезать путь и, полагаясь на прочность льда, выехал на излучину замерзшей реки.
Ему не повезло. Лед в это время года был и впрямь достаточно прочен, но в одном месте его подмыли теплые ключи.
Не выдержав веса саней и поклажи, он проломился, и старики мигом оказались в ледяной купели. Прежде чем они успели выбраться на поверхность, быстрое течение захватило их, словно щепки, и увлекло под лед…
Внезапная кончина родителей возвела Степана в звание Главы Рода. Ему полагалась большая часть отцовского имущества, торговых лавок и складов. Меньшую долю добра, оставшегося от родителей, разделили между собой его братья: худой, вертлявый Фрол и более степенный, немногословный Тит.
Тит унаследовал шорную лавку, Фрол — пекарню, в коей выпекались лучшие на Москве мятные пряники. Впрочем, не отличавшийся трудолюбием младший брат вскоре уступил пекарню Степану, удовлетворившись арендной платой за пользование его наследством…
Долгое неплодие жены и внезапная смерть стариков не в лучшую сторону изменили нрав Степана. Он стал замкнут, груб, на смену его прежнему добродушию пришла холодная отчужденность. Отныне он вовсе не ложился спать с Натальей, словно чувствуя связь между ее проклятием и трагической гибелью родителей.
По делам торговли ему часто приходилось выезжать из Москвы, и на время своего отсутствия он поручал присматривать за домом Фролу. Для его молодой жены наступили черные дни. Фрол буквально не давал ей прохода, преследуя Наталью в доме и на подворье.
Нетрудно догадаться, чего от нее хотел сей скользкий тип с лживым языком змеи и глазами голодного хорька. При первой же попытке обнять ее Анфимьевна взяла ухват и отходила им блудодея по ребрам.
Но Фрол, так и не поняв урока, повторил свою попытку вновь. На сей раз ухвата под рукой у Натальи не оказалось, и дело едва не кончилось бедой. Оттолкнув мерзавца, она вырвалась из дома на улицу и тем самым избежала насилия.
Этим вечером Анфимьевна не вернулась домой, заночевав у родителей. Когда поутру на Москву возвратился муж, Наталья поспешила к нему с жалобой на деверя.
Но ответ Степана поразил ее в самое сердце. Он сказал, что не станет ссориться с братом из-за пустяков. Супруг был уверен, что Наталья, с ее излишней похотью, сама дала повод Фролу для приставаний.
После сих слов тонкая нить привязанности, все еще существовавшая между Анфимьевной и ее мужем, лопнула навсегда. Степан стал для нее чужим человеком, более далеким, чем многие из людей, встречавшихся ей на улицах Москвы…
Вскоре у него появилось новое занятие, кое едва ли можно было назвать приятным. Степан не на шутку увлекся кулачными боями и то и дело приходил домой с расквашенным носом или отеком на половину лица.
Он и в былые годы не гнушался помериться удалью с другими
кулачными бойцами. Но это было не чаще двух раз в год — в конце зимы, на Масленницу, и осенью — на Покров.
Теперь же бои происходили всякий раз, когда между московскими купцами возникал какой-нибудь спор. Неважно, о чем они спорили, но разрешать разногласия кулачным поединком на Москве вошло в обычай.
Наделенный от природы ловкостью и сильным ударом, он вскоре обрел славу одного из лучших бойцов Столицы. Но удача, довольно долго милостивая к мужу Натальи, однажды ему изменила.
Заезжий бронник из Тулы так сильно приложил его кулаком в висок, что череп Степана хрустнул, и он пал замертво на утоптанной земле.
После всего, что было меж ним и Анфимьевной, ей казалось, что известие о смерти мужа она встретит без слез и причитаний. Но вышло как раз наоборот. Никто не плакал на похоронах Степана горше Натальи.
Привязанность к мужу, кою она сама считала давно умершей, оказалась сильнее старых обид. Еще Наталью мучила совесть. Ей казалось, подари она благоверному детей, Степан бы не стал сгонять свою боль и досаду в кулачных побоищах и наверняка остался бы жив.