Идя сквозь огонь
Шрифт:
К счастью, я вырвал у злодея плеть, прежде чем он успел исхлестать моего друга.
— Что это ты заступаешься за холопов? — презрительно бросил мне негодяй. — Чувствуешь с ними родство?
— Уж лучше родство с ними, чем с тобой! — прорычал я, не помня себя от гнева. — Ты, я вижу, хозяином себя возомнил! Небось, уже примерил рыцарскую цепь?
— Все мы, братец, на себя что-то примеряем, — с ухмылкой ответил он, — я, напимер, рыцарскую цепь. А ты примеряй фартук золотаря, он тебе скоро понадобится!
Тогда-то я и повалил его наземь, в тот самый навоз, испачкав о коий сапоги, он воспылал злобой к горемычному Матвею…
Об одном жалею, — болезненно поморщился Ольгерд, — что не разбил ему рожу!..
— Не стоит мучать себя, — попыталась утешить рыцаря Эвелина, — его давно нет в живых! Но я разумею ваши чувства. Будь я мужчиной, я бы сама врезала сему негодяю!
— Врезала? — изумленно воззрился на нее шляхтич. — Простите, панна, что это значит?
— Ударила бы… — поправилась княжна, краснея от смущения. — Так говорит побратим Дмитрия, казак Газда…
— Казак? — переспросил Ольгерд, коему почудилось, что он ослышался. — Один из тех разбойников, что подняли мятеж на юге?
— Газда — не разбойник! — убежденно заявила Эва, раздосадованная тем, что рыцарь дурно высказался о ее друге. — Он приютил нас с Дмитрием, когда мы плутали по заснеженному лесу, помог добраться до Самбора, защищал меня от убийц!
А еще он и его побратимы помогли Дмитрию изловить татя Волкича, убившего моего отца! Можно ли после всего доброго, что они свершили, именовать их разбойниками?
— Простите, панна… — произнес, ошарашенно качая головой, рыцарь. — Я не ведал сего. Но теперь кое-что стал разуметь. Немудрено, что при таких знакомствах вашего избранника его не жалует монаршая чета…
— Вы бы, наверное, весьма удивились, узнав, о чем грезят люди, коих вы нарекли разбойниками! — продолжала, меж тем, Эвелина. — Большинство из них, подобно вам, живет мечтой о мире, где бы все люди были в равной чести. Мире, где бы не было угнетения и властвовала доброта!
Они и за оружие взялись не из любви к бунту. Просто люди, подобные вашему брату, вознамерились надеть на них ярмо, а казаки не стерпели тирании!..
— О, да вы сами, панна, молвите, как бунтовщица! — воскликнул Ольгерд.
Эва подняла взор на шляхтича, ожидая встретить в его глазах гнев. Но она ошиблась. Глаза Ольгерда искрились любовью, и на губах его играла улыбка, напомнившая ей улыбку Флориана.
Княжна вдруг ощутила жгучий стыд за то, что накричала на человека, спасшего ей жизнь.
— Простите, Ольгерд, — смущенно произнесла она, опуская глаза долу, — я не хотела вас обидеть…
— Обидеть? — улыбка молодого рыцаря стала еще шире. — Господь с вами! Моему сердцу давно уже не было так вольготно, как ныне. Слушая вас, я словно припадаю к источнику, дарующему бодрость!
Знаю, мне не дождаться от вас любви. Но, надеюсь, в вашем сердце найдется место для друга, всегда готового выслушать вас и понять!
— А я благодарна Господу за то, что он мне вас послал! — улыбнулась шляхтичу Эвелина. — О таком друге, как вы, можно лишь мечтать!
Ольгерд и княжна умолкли, глядя в испещренный звездной россыпью бархат ночного неба. Вопреки ужасам минувшего дня, на душе у обоих было светло и радостно. Мрак ночи их не пугал.
Глава 33
Казалось, уже ничто не спасет Анфимьевну от сонма одержимых похотью негодяев. В мгновение ока вдова была схвачена десятком сильных рук, не оставляющим ей шанса вырваться на свободу.
— Кладите блудницу на стол! — донесся до нее сквозь похотливое сопение татей властный голос Фрола, — Так нам будет проще добраться до ее лона!
Исполняя наказ, злодеи поволокли Наталью к длинному столу, за коим еще недавно пировали возчики дров. Грубо уложив свою жертву на столешницу, они второпях стали привязывать ее к столу ремнями из сыромятной кожи.
— Живее, живее! — подгонял пособников Фрол. — Ночь коротка, а нам еще столько нужно успеть!..
— Ну что, не жмут путы? — издевательским тоном осведомился он у женщины. — Ты молви, коли что не так!
Анфимьевна охотно прокляла бы негодяя, но кляп, заткнутый в рот, помешал ей это сделать.
— Ну вот, все готово! — торжественно произнес Фрол, убедившись в том, что несчастная крепко связана. — Что ж, начнем!
Он уже собирался задрать жертве подол сарафана, но рука его, протянутая к Наталье, замерла на полпути. С верхнего поверха терема, перемахнув лестничные перила, спрыгнул дивный человек.
Судя по внешности, он был явно не из местных. В отличие от московитов, пришелец не носил бороды, зато его усы достигали чуть ли не до самой груди. Голова чужака также была выбрита, лишь на макушке росла длинная прядь, спущенная к правому уху. В левом тускло поблескивала серебряная серьга.
На поясе незнакомца висела сабля, кою он выхватил из ножен, едва приземлившись перед изумленными татями. Нежданное появление пришельца, а равно и вид обнаженного клинка, посеяли в их душах страх и заставили отступить от связанной вдовы.
— Прочь, ироды! — выкрикнул гость, обводя собрание пылающим взором. — Кто тронет Наталью — умрет!
Одним движением он вспорол ремни, коими женщина была привязана к столу. Избавившись от пут и кляпа, Анфимьевна первым делом подняла с пола серп, выбитый Фролом из ее руки.
Негодяи замерли, опасливо глядя на лезвие сабли. Будь их меньше числом, они бы не раздумывая пустились наутек. Но глупо было отступать, имея над врагом десятикратное превосходство в силе.
К тому же, Анфимьевна, видевшая лица насильников, наверняка бы выдала их городской страже. Посему они не могли уйти, оставив ее в живых.