Иероглиф «Измена»
Шрифт:
Цзюань 4
ДВЕНАДЦАТЬ НИТОК ЖЕМЧУГА
Весна в Яшмовой Империи подошла незаметно, среди повседневной суеты, больших и маленьких забот государства. И лишь когда сошли снега и на деревьях мэйхуа появились первые розоватые бутоны, все словно опомнились, замерли на миг и сказали: «Слава Небесной Канцелярии! Пришел месяц Проснувшейся Сливы, пришла весна».
Перед сияющим ликом весны отступали заботы и тревоги. Даже поимка вора со звучным именем Медноволосый Тжонг показалась незначительным делом городским и окружным начальникам розыскных служб. Что ж, в их подчинении тоже люди, а у всех этих людей имеются земельные наделы, пускай и небольшие. Или сады. Или один-единственный куст яшмовой розы, оперившийся тонкими ярко-зелеными листиками. Медноволосый Тжонг и иже с ним воры, жулики и прочие пройдохи могут и подождать, а вот весна ждать не может, у нее каждый солнечный денек на счету!
Простолюдины и высокородные, крестьяне и чиновники — все отряхивали с себя зимнюю негу и сонливость, вдыхали напоенный ароматом влажной земли воздух и спешили принести жертвы на алтари предков — чтобы предки умоляли богов послать Империи благоприятное лето и богатые урожаи. Все ждали великого праздника — праздника Императорской Борозды. После этого праздника начиналась посевная — сеяли пшеницу, рис, сорго и чумизу. И если в день Императорской Борозды бессменно сияло на чистом небе солнце, то старики говорили: весна и лето в Империи будут благодатными и обильными.
В пятнадцатый день месяца Проснувшейся Сливы наступил праздник Императорской Борозды. Раннее утро встретило его легким туманом, но вскоре туман рассеялся, выпуская из своих пуховых объятий солнце. В монастыре Четырех Земных Благодатей размеренно и гулко зазвенел большой колокол, возвещая о начале торжественного моления. Этот монастырь был основан и выстроен в пределах Заветного города — императорской столичной резиденции. Монастырю покровительствовал сам Яшмовый император Жэнь-дин, отличавшийся, как известно, нравом самым благочестивым. В это утро император не спал, впрочем, император всегда старался вставать рано и не делать своему телу никаких послаблений.
Помолившись милостивой богине Гаиньинь и совершив омовение, император Жэнь-дин прошел в церемониальную палату. Здесь его уже ждали двенадцать прислужников — все из числа самых высокородных сановников. Каждый сановник держал что-либо из праздничного императорского облачения.
— Благословенна Небесная Канцелярия! — привычно возгласил Жэнь-дин.
— Благословен бессмертный император Жэнь-дин из династии Тэн, вершащий правосудие, повелевающий солнцу сиять! — хором ответили двенадцать
Облачившись, император вышел из церемониальной палаты, и теперь его встречали девять монахов из обители Четырех Земных Благодатей. А колокол продолжал размеренно звучать, призывая к молитве и благим деяниям.
В сопровождении монахов император Жэнь-дин проследовал от церемониальных покоев к главному храму обители. Храм имел четыре алтаря, посвященных Земным Благодатям — Воде, Земле, Металлу и Рису. Император принес жертвы на каждый из алтарей и перед каждым алтарем преклонил колена в молитве. Следом за императором колена преклоняли два престарелых высокопоставленных сановника. Им предстояло играть важную роль в грядущей церемонии.
Помолившись, император Жэнь-дин и оба сановника вышли из храма через южные, служебные двери. Сразу за этими дверями расстилалось священное монастырское поле; влажная, освободившаяся от снегового гнета земля ждала плуга и семени. На краю поля почтительно замерли дворцовые музыканты и певцы, которым предстояло сопровождать ритуал торжественной музыкой и гимнами.
— Я всегда волнуюсь перед началом, — тихо пробормотал император, так тихо, чтоб, не дай Небесная Канцелярия, не услышали сановники. — Боги, как же жмут эти туфли! И кто их только выдумал…
Музыканты грянули торжественный гимн, и под этот гимн император в сопровождении сановников подошел к запряженному волу и взялся за плуг. Конечно, императорский плуг был изготовлен из особого сплава драгоценных металлов и украшен самоцветами, но не это влияло на важность мгновения. Сановники принялись понукать вола, тот важно качнул головой и, тяжело ступая, пошел вперед. Император вел плуг, а монахи шли следом и бросали во вспаханную землю семена из золотых чаш. Император провел первую борозду и остановился. Трудно ему не было, и он признавался себе, что с удовольствием поработал бы еще плугом, но это было бы вопиющим нарушением ритуала. И наверное, даже священный вол воспринял бы это как кощунство и посмотрел на Жэнь-дина с глубоким осуждением.
Жэнь-дин передал плуг двум подоспевшим князьям, и те принялись вносить свой вклад в общее дело прославления весны. Сам же император отправился в раскинутый на краю поля шатер. Если б Жэнь-дин был женат, то в шатре бы его ожидала жена и старшие дети. А поскольку он до сих пор был вопиюще холост, в шатре его поджидали три министра-цзиньши. Они почтительно осведомились у владыки о самочувствии и настроении.
— Все прекрасно, — сказал Жэнь-дин. — Извольте оставить меня одного.
— Но указы, государь…
— Какие указы в праздник Борозды?
— Государь, это не терпит отлагательств. Вот указ о назначении новой награды за сведения о местопребывании вора по прозвищу Медноволосый Тжонг…
— О, как не вовремя. — Император недовольно нахмурился.
— Указ об отмене налога на мужские косички…
— А вот это действительно вовремя, — посветлел лицом государь, который сам носил длинную косу и платил за нее в казну немалые деньги. — Налог на мужские косички! Ничего нет глупее!
— Этот налог был введен узурпаторшей Шэси…