Иероглиф «Измена»
Шрифт:
— Оставляю вас на попечение служанок, — сказала императрица Чхунхян. — Я подобрала самых умелых и расторопных. Надеюсь, вы хорошо отдохнете и будете на вечернем пиру блистать как распустившийся цветок лотоса.
— Вы слишком добры ко мне, ваше величество, — только и сказала Фэйянь.
— Да, я добра, — качнула высокой прической императрица. — И у вас будет еще немало поводов убедиться в моей доброте.
Фэйянь не придала значения этим словам, подумав, что императрица Чхунхян все-таки не очень хорошо владеет языком Яшмовой Империи. До вечера Фэйянь постаралась как следует отдохнуть. Она позволила служанкам раздеть себя и искупать в отделанной плитами лазурита ванне, а позже
— Матушка! — простирает к ней руки принцесса. — Матушка, где мы?!
Императрица Нэнхун качает головой:
— Тише, дитя мое, тише. Мы во владениях Летающей Царицы Чая. Она может разгневаться на нас за то, что мы говорим громко.
— Матушка, давай уйдем отсюда! — просит Фэйянь, стараясь сделать хоть шаг в сторону матери, но отчего-то ей это не удается — ноги словно попали в вязкую смолу, ступней не шевельнуть…
— Из владений Летающей Царицы Чая невозможно уйти, пока она сама того не пожелает, — печально говорит Нэнхун. — Мы обречены, доченька.
— Обречены на что? — восклицает Фэйянь.
— О, тише, тише! — умоляюще складывает руки Нэнхун. — Не буди Уносящих Свет! Молю тебя, возлюбленное мое чадо, не противься грядущему. Тебе не одолеть Царицу Чая. Она всесильна, она не знает, что такое отказ, она видит прошлое и будущее каждой души. О, не противься, не противься!
— Матушка, не оставляй меня! — просит принцесса Фэйянь и все-таки делает несколько шагов по направлению к матери. И каждый из этих шагов дается ей с величайшим трудом, словно Фэйянь идет сквозь загустевший овсяный кисель…
— Мама! — восклицает Фэйянь и касается рук матери…
Но что это?!
Вместо прекрасной императрицы Нэнхун на принцессу мертвыми глазами пялится призрак, обряженный в лохмотья белесого тумана. Лицо призрака искажается злобой, глаза наливаются яростным желтым светом, в пасти клацают острые черные зубы… Фэйянь отшатывается в страхе,
— Не противься! — повторяет призрак замогильным голосом.
Фэйянь бежит прочь, прочь! Но земля под ногами предает ее, превращается в болото, засасывающее все сильнее и сильнее. Фэйянь в отчаянии хватается руками за стволы бамбука, но руки хватают пустоту — эта бамбуковая роща тоже не более чем призрак.
И болотная жижа, забив рот, нос, уши, смыкается над головой принцессы. Нет ни вздоха, ни удара сердца…
— Не противься! — жирным, тягучим голосом говорит болото.
Фэйянь понимает, что она мертва. И понимает также, что находится в пустоте, в нигде, в никак. Нет уже никакого болота, нет призраков, возможно, и ее самой также нет. Впрочем, думает Фэйянь, она все-таки есть, потому что в какой-то миг начинает ощущать свое тело, хотя и не видит его. Ощущает так, как в том стыдно и признаться! Жар невероятной, немыслимой похоти обрушивается на Фэйянь, доводит до исступления, до безумия. И теперь Фэйянь видит себя — она лежит нагой на ложе, выглядящем как перламутровая раковина. Ложе светится, а кругом по-прежнему тьма. Фэйянь извивается на ложе, ненавидя себя и свое тело за
— О боги! — молит она. — Помогите мне!
— Боги не в силах тебе помочь, — слышит Фэйянь странный, мелодичный и в то же время какой-то неживой голос — Только я помогу тебе. Только я утолю твою страсть и исполню все твои желания.
И когда обладатель голоса приближается к ложу и вступает в круг света, Фэйянь не может сдержать вопля ужаса. Перед нею тот, кого нельзя наречь никаким именем, тот, кого устрашатся и Владыки ада…
— Я возьму тебя и подарю тебе наслаждение, — говорит чудовище.
— Нет! — заходится в крике Фэйянь. — Лучше смерть, чем вечный позор!
— Ты глупа, принцесса, — слышит она страшный голос — Это не позор, а честь. Ты вознесешься до небес…
— Нет, — повторяет Фэйянь. — Нет, нет, нет!
И чувствует, как кости ее хрустят, а лоно вспыхивает огнем невыносимой боли. Тело ее словно раздирают в клочья…
— Не-э-эт, — выдыхает она и падает, падает в ничто…
…Фэйянь просыпается оттого, что упала с ложа и довольно-таки ощутимо приложилась спиной о каменный пол — и шелковое покрывало не спасло. Фэйянь делает судорожный выдох, садится и лишь после этого открывает глаза — ей, охваченной впечатлениями сна, все еще кажется, что она в сердцевине ужаса. Но небо милостиво: Фэйянь сидит на полу в отведенной ей гостевой спальне, ее одежды в беспорядке, все тело покрыто холодным потом… И поначалу Фэйянь представляется, что и окружающие ее покои призрачны, но постепенно принцесса начинает приходить в себя. Она ощущает прохладу пола, рукой бессознательно мнет дорогой шелк покрывала, другой рукой пытается собрать свои непослушные рассыпавшиеся волосы. И эти ощущения — шелка, мрамора, волос — говорят ей о том, что сон с его ужасами миновал, и она, принцесса Фэйянь, освободилась от его оков, чтобы наслаждаться явью.
Чтобы окончательно прийти в себя и изгнать из сердца постыдный ужас, Фэйянь делает несколько упражнений, уравновешивающих тело и дух. Этим упражнениям ее обучила Крылатая Цэнфэн, настоятельница Незримой Обители, той самой обители, где Фэйянь в совершенстве овладела не только боевыми искусствами, но и искусством каллиграфии.
Упражнения помогают. Принцесса успокоилась, привела в порядок свои одежды и глазами, исполненными благосклонности, посмотрела на мир.
Тихо заколыхались занавеси, и в комнату вошли четыре служанки. Остановились перед Фэйянь и поклонились.
— Что такое? — спросила принцесса.
— Ее величество справляется о том, как вы отдохнули, — сказала одна служанка.
— Ее величество просит вас начать церемонию одевания к вечернему пиру, — добавила другая.
— Мы присланы прислуживать вам и выполнять все ваши желания, — сказали девушки хором.
— Понятно. Хотя нет, одно непонятно: что значит «церемония одевания»? Я не привезла с собой никаких особых церемониальных одежд, я не предполагала…
— Ее величество изволили позаботиться об этом, — сообщили служанки. Одна из них хлопнула в ладоши, и в комнату вошли три мальчика-евнуха, державшие в руках большие свертки сверкающих тканей. Служанки взяли принесенное и велели евнухам удалиться.
— Что это за одеяние? — спросила принцесса.
— Ваше высочество будет облачено в древний праздничный наряд принцесс Жемчужного Завета. Такова воля государыни. Позвольте нам начать.
— Что ж… — только и сказала Фэйянь. Слова «такова воля государыни» неприятно укололи ее сердце, но принцесса тут же укорила себя за это. Она в гостях, а в гостях не следует привередничать. И если хозяин просит тебя надеть то платье, какое ему нравится, почему бы и не выполнить этой просьбы? Долг вежливости, только и всего.