Иерусалим правит

Муркок Майкл

Поскольку я не мог преследовать автомобиль, то решил выяснить адрес его владельца. Но прежде всего мне требовались наличные средства. Я попросил мистера Микса пойти со мной в офис «Вестерн Юнион» на Пенсильванском вокзале.

— Чем ты собираешься заплатить, полковник? — поинтересовался он. — Красным золотом? [46]

Стараясь беречь дыхание, чтобы как можно быстрее промчаться по Седьмой авеню, я не стал отвечать, но про себя уже решил, что телеграфирую «Дружищу» Хеверу, чтобы он выслал мне несколько сотен долларов. Оживленное движение в центре Нью-Йорка казалось мне родным, я вдыхал этот воздух, как другой человек мог вдыхать воздух соснового леса, но тем утром, ошеломленный всеми пережитыми бедствиями, я стал беспомощным и окунулся в кошмар. Я не помню, как мы добрались до офиса «Вестерн Юнион» и преодолели автоматические стеклянные двери, чтобы присоединиться к ожидающим очереди.

46

Красное золото (червонное золото) — высокопробный красноватый сплав золота с медью, который применялся ранее для изготовления червонцев и других монет.

Без сомнения, мне снова следовало поблагодарить мистера Микса. Какой человек заслуживал столь возвышенной верности?

Когда подошла моя очередь, я извлек визитную карточку — она не слишком запачкалась — и вручил ее первобытного вида клерку, который посмотрел на нас с глубочайшим отвращением и попросил подождать в стороне. Ах, как легко нам пасть, если не хватает всего лишь обычного ладно скроенного костюма!

Когда он вернулся, первый вопрос (это было почти неизбежно) звучал так:

— Откуда мне знать, что это вы?

Я терпеливо объяснил, что на меня и на моего слугу напали на задворках железнодорожной станции в Уилмингтоне, штат Делавэр, и отобрали все. Мы, воспользовавшись стечением обстоятельств, достигли места назначения только для того, чтобы нас остановил чиновный неуч, которому удалось разлучить меня с суженой.

— И теперь она исчезла, ее умчал автомобиль какого-то преступника!

Я был изобретателем, нанятым фирмой Хевера из Лос-Анджелеса. Карточка подтверждала лишь это. Я порылся в карманах жилета и брюк в поисках удостоверения личности, но нашел только половину билета, выданного «Западным авиационным сервисом».

— Запросите полицию в Уилмингтоне. Они меня знают. Они арестовали пилота этого самолета. Я с ним летел. Там возникла проблема с контрабандой спиртного.

— Мистер Питерсон не имел с ней ничего общего, — послышался сзади голос Джейкоба Микса.

— Я, конечно, был невиновен. — Говоря это, я понял: если бы мистер Микс летел со мной, то ему, должно быть, пришлось бы путешествовать на крыле. Я попытался справиться с ненужными недоразумениями. — Если бы мой камердинер не прибыл вовремя, я бы сейчас лежал мертвый на грузовой станции. Просто свяжитесь с мистером Хевером и задайте ему вопрос. Мы с ним знакомы.

— А кто заплатит за телеграмму? — пожелал узнать этот человекообразный.

Тем временем другие люди, стоявшие позади нас и занятые срочными делами, начали вопить, чтобы мы двигались поскорее. После этого я вышел из себя, что было вполне оправданно. Признаюсь, я даже повысил голос. Я начал проклинать клерка, и компанию, и всех ее клиентов. Я всегда говорю в таких случаях на смеси русского и идиша, возможно, потому что я научился сквернословить в Одессе, среди молодых преступников в распивочных Слободки, где я проводил дни юности. Тогда я не знал о хитрости и вероломстве евреев столько, сколько знаю теперь. В те дни я замечал лишь их светлые стороны. Я всегда говорил, что родился без предубеждений. То, что люди предпочитают называть предубеждениями, — на самом деле нечто совершенно иное. Это — просто схожий опыт. Я не хочу обидеть ни одного представителя ни одного народа. Я — человек, наделенный бесконечной терпимостью и вниманием к чувствам других. Как могло быть иначе? Я же побывал в их положении. Я знаю, что такое — иметь ум и сердце и все-таки считаться животным. Мне повезло — у меня были и мозги, и талант, и приятная внешность. Все это, по крайней мере, спасло меня от отчаяния и бедности. Не каждому так повезло, и теперь наша обязанность — заботиться о подобных страдальцах. Но это не означает, что нужно возносить их на пьедестал и отдавать им предпочтение в сравнении с более опытными и квалифицированными личностями! Общество — это договор, заключенный между миллионами людей. Где-то все же следует провести черту. В Южной Африке это хорошо понимают.

В какой-то момент нашего спора с самодовольными чиновниками Джейкоб Микс исчез. Я не мог винить его за подобное бегство. Если эти люди были готовы оскорбить белого так грубо, как они оскорбляли меня, то даже нельзя представить, чем могло кончиться дело для Микса — возможно, что и виселицей. Ужасное происшествие в конторе «Вестерн Юнион» поколебало мою веру во врожденную вежливость людей. В итоге я оказался за дверьми офиса в обществе двух полицейских, которые предупредили: если возникнут еще какие-то неприятности, то меня бросят в тюрьму за бродяжничество. Я отправился обратно в доки, смутно представляя, как отыскать следы Эсме в корабельной конторе. Несколько минут спустя ко мне присоединился Джейкоб Микс, который усмехнулся и небрежно, как будто мы случайно встретились на улице, спросил, куда я иду. Услышав мой ответ, он покачал головой.

— Зачем попусту тратить время? Ее поезд как раз отправляется в Чикаго.

Он позвонил по нью-йоркскому номеру Мейлемкаумпфа и узнал, что миллионер уже сел на «Двадцатый век лимитед» [47] . Пульмановский спальный вагон должен был отправиться в ближайшие минуты. Я помню, как мчался сломя голову по авеню Америк. Мистер Микс, задыхаясь, следовал за мной. Копы, по его словам, все еще висели у нас на хвосте. Наконец я выбежал на залитый солнцем перрон, где на меня обратили внимание двое полицейских; бросившись к посадочной площадке «Двадцатого века», я уперся в ворота из кованого железа и оказался между этим барьером и полицейскими как раз тогда, когда могучий серебристый локомотив громко загудел и двинулся на запад, унося Эсме. He perdido mi rosa! Hе perdido mi hija [48] .

47

«Двадцатый век лимитед» — пассажирский экспресс, курсировавший между Нью-Йорком и Чикаго с 1902 по 1967 год. Один из самых быстрых и роскошных поездов своего времени.

48

Я потерял мою розу! Я потерял мою дочь (исп.).

— Эсме! — Я был уверен, что она услышит меня сквозь гомон голосов уезжавших путешественников, сквозь визг тормозов и скрежет металла. — Эсме!

На другом конце перрона начались шум и волнение, внезапно раздался крик владельца киоска — и полицейские заколебались. Я увидел, что мистер Микс подает мне знаки, стоя у дальнего выхода, и немедля помчался к нему. Как иронично, размышлял я: полковник Максим Артурович Пятницкий, потомок донских казаков, возможно, последний отпрыск старинной и аристократической российской фамилии — нашел в Нью-Йорке лишь одного друга, скромного негра. В тот миг я почувствовал приступ смирения. Бог обращается к нам подчас странными способами и посылает нам помощь в еще более странных обличьях. За долгие годы я усвоил по крайней мере эту истину.

— Как нам добраться до Чикаго, мистер Микс?

— Я знаю только один способ, — иронично ответил мой смуглый товарищ.

Итак, в обществе Джейкоба Микса я снова вернулся в эту захудалую дикую местность, в этот неведомый край отчаяния и безнадежности — в приют железнодорожных бродяг. Три ночи спустя, когда мы приближались к Чикаго, я зарос бородой и дрожал от озноба, из носа у меня беспрестанно текло и я не мог отыскать кокаин, чтобы избавиться от худших проявлений болезни. Теперь во мне бы никто не признал замечательного юного гения, представившего свою итоговую диссертацию в Петербурге и поразившего весь институт, где приветствовали мое невероятно развитое и сложное видение Земного Рая, которое при помощи здравого смысла и доброй воли могло стать реальностью. И что же вместо этого? Я опять превратился в gendzl. Gey vays… Es dir oys s’harts. Es dir oys s’harts, Esme. Эти meshuggeneh hint! [49]

49

…утенка. Поди знай… Умри от зависти (букв. «съешь свое сердце»). Умри от зависти, Эсме. Эти бешеные собаки! (искаж. идиш)

Я снова в вагоне для скота!

Глава третья

Как хорошо вознаграждаются повиновение и посредственность! Теперь я с этим смирился, но в молодости подтверждения данного правила меня всегда удивляли. Униженный и павший, я вынужден был снова положиться на свою сообразительность. Я не стыжусь этого. Мне нечего скрывать. Это не значит, что я никогда не ценил тайну частной жизни. Женские сплетни нередко основаны на отдельных сенсационных предположениях — а к каким результатам они приводят! Разве можно подбрасывать сплетникам новые материалы? Только однажды, после того как мы добрались до Чикаго и узнали из газет (о, какая ирония!), что Мейлемкаумпф и, несомненно, моя возлюбленная уже уехали в Лос-Анджелес, — Джейкоб Микс задал вопрос о моей невесте, который мне показался неподобающим. Мне пришлось немедленно заставить его замолчать. Я не сомневался, что Эсме убедила мистера Мейлемкаумпфа проводить ее в Калифорнию, чтобы отыскать меня по адресу, который я сообщил прежде, до ее посадки на корабль. Впрочем, ирония случившегося никак не отменяла серьезности ситуации. Мне нужно было добраться до Эсме как можно скорее. Что ей могут сообщить? Только то, что в последний раз обо мне слышали, когда меня арестовали за бутлегерство, и что мои вещи обнаружили среди пожитков каких-то бродяг? Эсме могла подумать, что я умер, что меня переехал грузовой поезд, когда я направлялся в Нью-Йорк. Что она сделает после такого ужасного потрясения? Мне было страшно даже думать об этом. Я вспомнил, как поступила другая моя Эсме. Потерянная, уверенная, что ее предали, она стала шлюхой анархистов, слишком развратных, чтобы носить благородное звание казаков. Она говорила, что трахалась столько раз, что у нее появились мозоли во влагалище. Она стала игрушкой моих худших врагов. Я не мог не представлять, как мою милую девочку совращают злобными словами некие новоявленные клансмены, которые уже поклялись отомстить мне. И есть ли месть слаще, чем надругаться над самым дорогим для человека существом? Я уже много знал о человеческой злобе. Я видел почти все ее проявления, особенно во время войны с большевиками. Я думал, что мой разум не выдержит еще одного подобного потрясения.