Иерусалим правит

Муркок Майкл

— Смотрите, держитесь в задней части парома, — скомандовал продавец билетов, когда мы ступили на трап.

Он думал, что мы бродяги, и не хотел, чтобы мы тревожили почтенных пассажиров. Спорить с ним было бесполезно, как заметил мне Джейкоб Микс. Пусть думает, что хочет. По крайней мере, в таком случае он не станет беспокоиться и злиться. Мне этот совет показался вполне осмысленным. В конце концов, подобные истины я усвоил во время большевистской войны.

Липкая пелена поднималась над свинцовой водой, и далекий берег был смутно различим. Я бросил взгляд на несколько огромных силуэтов, возносившихся в клубах тумана подобно ледяным великанам из славянского эпоса. Звуки невидимых кораблей казались печальными голосами, полными сожаления о падении сверхъестественной силы. В ответ раздавался высокий тревожный вой паромной сирены. Потом постепенно здания начали приобретать знакомые очертания: изящные башни «Вулворта» и международного телеграфа, такие легендарные отели, как изысканный «Шерри-Нидерланд» или классический «Савой-плаза»! Живые памятники американской предприимчивости Хекшер и Флэтайрон, Штраус, Парамаунт и Юнион-траст! [36] В этой роскошной смеси готического и неоегипетского стиля был весь Нью-Йорк! Величественная и почти нежная красота знаменитых «небоскребов» открылась мне снова, когда солнце сожгло последние остатки тумана, явив миллионы сверкающих окон города! Пылающий гранит и мрамор его башен возносились в небеса — прекрасная, вдохновляющая дань новейшим футуристическим архитектурным идеям. Таков был совершенный город в чудесные дни — до того как силы Карфагена выползли из своих подвалов и заполонили улицы, до того как он стал столицей полукровок, коверкающих все языки. Воистину плавильный котел! [37] Я называю его котлом ведьм, в котором пузырится едкое варево, доколе не появится оттуда яд достаточно сильный, чтобы угрожать погибелью всему прекрасному, благородному и человечному. Но в то утро, сверкая серебряной чистотой, передо мной предстал Нью-Йорк, который, казалось, мог только сделаться еще изумительнее, еще красивее. Конечно, я был оптимистом. Маленький паром вез меня прямо к возлюбленной. Мои приключения могли только придать особую пикантность нашему воссоединению. Я в самом деле чувствовал, что заслужил предстоящее счастье.

36

Упоминаются следующие сооружения. Вулворт-билдинг — небоскреб в стиле неоготики на Бродвее; Хекшер-билдинг на углу Пятьдесят седьмой улицы и Пятой авеню, одно из самых дорогих офисных зданий Нью-Йорка; Флэтайрон-билдинг (дословно — «здание-утюг») — 22-этажный небоскреб на Манхэттене; Штраус-билдинг (ныне башня Метрополитен) — небоскреб, на самом деле находящийся в Чикаго; Парамаунт-билдинг — 33-этажное офисное здание на Манхэттене, строительство которого началось в 1926 году; Юнион-Траст-билдинг — небоскреб, находившийся на Бродвее, снесен приблизительно в 1929–1930 годах.

37

Плавильный котел, или плавильный тигель, — модель этнического развития, пропагандируемая в американской культуре в XX веке. Термин возник из названия пьесы британского журналиста и драматурга Израэла Зангвилла. Суть пьесы «Плавильный котел»: в Соединенных Штатах Америки происходило слияние различных народов и их национальных культур, в результате формировалась единая американская нация.

Утреннее солнце согревало мою кожу, пока я с восхищением смотрел на большие лайнеры, стоявшие у пирсов по правую сторону от парома, — так много замкнутых городов, построенных, чтобы преодолеть огромные силы природы, которые управляли Атлантикой, построенных, чтобы их пассажиры не заметили трудностей путешествия, не заметили, что остались позади уютные комнаты в Кенсингтоне или на Пятой авеню. Эти лайнеры теперь вздымались над нами, словно памятники цивилизации и инженерному искусству. Я сказал об этом Джейкобу Миксу, но негр был погружен в свои мысли.

— Я всегда хотел побывать в Африке. — Он не обращал внимания на этих монстров, так же как они не обращали внимания на нас. — Просто чтобы посмотреть, на что она похожа, понимаешь?

— Тебе сначала придется поехать в Европу, — я счел своим долгом описать ему положение дел, — а потом, возможно, в Марселе найти корабль до Танжера.

— Марсель, похоже, лучший вариант, — согласился он.

Мистер Микс прочитал очень много книг о путешествиях и мемуаров, и места, которые я посещал, были знакомы ему почти так же хорошо, как и мне. В его глубоко чуждом разуме таились стремления, столь же важные для него, сколь мои для меня. Я признал это, и взаимное признание связало нас особым образом. Думаю, что он стал считать меня кем-то вроде духовного гида, интеллектуального наставника, способного помочь ему достичь смутных целей, к которым он так отчаянно стремился. Подозреваю, мистеру Миксу было известно, что он не отличается высокими умственными способностями и подобающим социальным положением и потому не сумеет достичь этих целей самостоятельно; таким образом, присоединившись ко мне, он мог увидеть тот мир и общество, что до сих пор его отвергали. В свою очередь, я испытывал сильнейшее чувство, которое не могу назвать иначе, нежели отеческим. Хотя, вероятно, я был на пару лет моложе негра, но поддался желанию позаботиться о нем. Возможно, мистера Микса заставило присоединиться ко мне опять же признание — на сей раз нашей общей принадлежности к роду человеческому. Я никогда не узнаю этого наверняка. Пока паром стоял в доке возле скрытых в дыму строений и мерцающих машин Челси Пирс [38] , я почти равнодушно посмотрел на средних размеров двухтрубный корабль, который бросил якорь в нескольких сотнях ярдов от нас и еще шипел и гудел после недавней остановки. И лишь тогда, когда паром повернул на пару градусов, чтобы подойти к причалу, я понял, что читаю название корабля, выведенное большими черными буквами на белом борту, — «Икозиум», Генуя. Это был корабль Эсме! Мне требовалось только спуститься по трапу и пройти по пирсу туда, где ожидало судно. И тут меня потрясла ирония происходящего. Я не мог предстать перед возлюбленной в таком виде. За причалом парома я заметил ряды зданий; из-за ограды мне удалось разглядеть несколько неряшливых витрин. Там я наверняка смогу отыскать ботинки и если не цветы, то по крайней мере какие-то сладости. Мне снова повезло. Когда мы с Джейкобом Миксом вышли на оживленную улицу, то увидели яркое пятно — цветочный киоск. Цветочница, конечно, воспользовалась ситуацией в своих интересах. К удивлению мистера Микса, я потратил пять долларов на большой смешанный букет, который вручил ему, попросив подержать; на другой стороне улицы я увидел вывеску магазина «Качественная одежда», где черные костюмы висели рядами, словно тела казненных преступников. Я стал сильнее хромать с тех пор, когда прекратилось действие кокаина, но принимать новую порцию у всех на виду мне показалось нецелесообразным. Мистер Микс следовал за мной, держа в руках цветы; он заявил, что начинает подозревать, будто внезапные перемены вскружили мне голову. Это предположение могло оскорбить меня, если бы я не понял, что так мистер Микс выражает заботу. Мой пиджак и брюки были ужасно изорваны, но рубашка и жилет еще могли послужить до тех пор, пока я не доберусь до телеграфа и не получу деньги. Я был уверен, что Эсме так обрадуется, увидев меня, что вряд ли обратит внимание на состояние моего костюма. Однако я не хотел встречать ее так — пропитанный зловонием вагона для перевозки скота, покрытый грязью железной дороги. Я вошел в магазин одежды, а мистер Микс остался ждать меня снаружи, изучая ботинки и туфли на стойках; чрезмерно подозрительный старый еврей, который управлял магазином, постарался, чтобы там не было парных вещей.

38

Исторически Челси Пирс — несколько пирсов, расположенных на западе Манхэттена, к которым пришвартовывались самые роскошные лайнеры планеты в 1910–1930-е. Сейчас пирсы превратились в спортивно-развлекательный комплекс.

Еврей на своем резком и грубом наречии спросил, что он может для меня сделать. Я отказался говорить на этом упадочном диалекте и на английском потребовал показать один из лучших костюмов моего размера.

— Все по девять девяносто девять, все, какие вам только понравятся, — ответил он, осмотрев меня сверху донизу и сняв мерку.

Потом он подхватил длинную палку с крючком и побрел по этой огромной пещере, увешанной костюмами, чтобы найти подходящий.

— Вероятно, — сказал я, — вас устроит частичный обмен.

— Все эти костюмы совершенно новые, друг мой. — Он поскреб кожу под ермолкой, окидывая взглядом ряды брюк и пиджаков. — Если хотите купить подержанный, пройдите дальше по улице. Здесь все только за наличные. А что вы можете предложить взамен? — И он рывком подцепил один из костюмов. — Это ваш размер, мистер. Желаете примерить?

— Мой пиджак и брюки лучшего качества, — сказал я. — Любой специалист подтвердит.

— Когда-то, — согласился он, — у вас был хороший костюм. Кто бы его ни пошил, у этого человека есть вкус. Но теперь — взгляните! Его нужно чинить. Да и тогда дело не поправить…

— Возьмите его и пять долларов, — предложил я.

После этого настроение мужчины резко изменилось, и он отошел в сторону, закричав, чтобы я убирался из магазина и не тратил впустую его время. Разъяренный, я удалился с достоинством, призвав мистера Микса последовать за мной.

Я приблизился к вывеске с надписью «Заклады». Я подумал, что именно там могу получить все необходимое. Но прежде чем я вошел внутрь, мистер Микс схватил меня за руку.

— Надень это, — негромко сказал он. — Это, по крайней мере, поможет тебе ходить ровно.

Он стянул со стойки грубый башмак, который по цвету практически не отличался от моего и, как ни странно, прекрасно подошел.

Думаю, выглядит почти хорошо, — сказал Микс. Он поддержал меня, пока я завязывал шнурки, стоя на обочине. — Вряд ли кто догадается, что они не парные. Удачно!

Я пробормотал, что это скорее указывает на его воровские способности, чем на заступничество ангела-хранителя; он в ответ захихикал. Немного успокоившись, я вошел в новую пещеру, которая была еще темнее прежней. Здесь сильно пахло подгнившей кожей и сырой бумагой, плесенью и старой пылью. Одежда висела на стойках в одном конце помещения, в то время как другой был завален предметами домашнего обихода, велосипедами и корытами, механическими кухонными приспособлениями и всяческими устройствами, которые покупают для успокоения жен, с возрастающей яростью поджидающих глав семейств, пока те блуждают по мерзким трущобам. Такие магазины строили, чтобы разорять несчастных вроде меня и, как я предположил, моряков, которым зачем-то требовалось пробраться в обычный мир. Мне сказали, что пяти долларов хватит на пиджак, но «штаны стоят еще два пятьдесят». Времени уже не оставалось. Я не мог тратить на торг драгоценные минуты. Поэтому я согласился на пиджак, который, хотя и был мне немного маловат, неплохо сочетался с брюками и, по крайней мере, пусть от него и разило камфорой, оказался довольно чистым. Я сунул деньги в руку еврея и выбежал из его лавки. Пройдет всего полчаса — и я вновь встречусь со своей возлюбленной!

Большой лайнер во всем сиянии ослепительной меди и хрома, в белом, черном и красном убранстве еще не остановился окончательно; на его фоне казались маленькими даже трехэтажные посадочные эллинги, к которым по трапам собирались спускаться первые пассажиры. Повсюду слышался скрежет и грохот, стук и лязг. Моряки и докеры перекрикивались, перебрасывали, завязывая в искусные петли, канаты и цепи; натягивались страховочные тросы, зловоние нефти и дыма смешивалось с острым морским запахом озона, и я понял, что не слишком опоздал. Путешественники еще только покидали судно. Таможенники и флотские офицеры прохаживались по главному трапу, небрежно подавая сигналы матросам. Первые пассажиры, наскоро освежившись, всматривались вниз, отыскивая встречающих друзей. Немного опередив Джейкоба Микса, я подбежал к калитке в заборе, отделявшем причал от улицы, и барабанил по ней несколько минут, пока калитка не отворилась. За ней стоял охранник, одетый в форму; он выплевывал злобные вопросы, словно богохульные клятвы.

— Какого черта этот ублюдок, сукин сын, отребье шлюхи устраивает тут адский шум?

Я сказал ему, что опаздываю и что мне необходимо пройти прямо на корабль. Он рассмеялся мне в лицо.

— Даже особо важные персоны не могут этого сделать без моего разрешения.

Казалось, он уже выплеснул весь свой гнев. Я с подобающим достоинством сообщил, что перед ним не простой человек, а мой внешний вид объясняется несчастным стечением обстоятельств. Он снова рассмеялся и спросил, кто же в таком случае Джейкоб Микс.

Я опустил руку на плечо негра, как бы защищая его, и сказал высокомерному чиновнику, что мистер Микс — мой камердинер. В этот момент, без сомнения, устыдившись того, что не разобрался в ситуации, дурак захлопнул дверь, не став приносить извинения. Я сделал глоток из бутылки, которую вручил мне негр.

— Я не твой камердинер, Макс, — заметил мистер Микс, когда я промчался вдоль забора и свернул за угол, к главному выходу с пирса, где стоял большой знак, указывавший на место прибытия пассажиров. Но этот вход также сторожил тучный человек в униформе компании, под пунцовым носом которого висели усы, напоминавшие охотничий трофей. Охранник шагнул вперед, когда мы попытались войти.