Иерусалим правит
Шрифт:
— Вагнер — это будущее, — провозгласил граф Шмальц. — Что за совершенные, блистательные новшества! Все движется с такой невероятной точностью, словно тщательно подогнанные детали в сложной машине. Это — величайшая музыка двадцатого века. Штраус и Малер — просто путаники, которые отчаянно потчуют нас неблагозвучными пустяками, не давая существенных и возвышенных мелодий.
— Такой яркий свет, такая черная тень! — воскликнул Фроменталь. — О, эта вдохновенная вульгарность! — И он восхищенно расхохотался. Он воспринимал немецкую серьезность с традиционной французской подозрительностью. — Вы, как мне кажется, противник империализма.
Его отношение к графу Шмальцу было скорее вызывающим. Все мы знали, что у Шмальца семья в Восточной Африке и он собирался ее посетить после отъезда из Марракеша.
— Вы предпочли бы, мой дорогой граф, французское влияние или то варварство, которое существовало здесь до нашего прибытия?
— Не нужно сравнивать благотворный империализм с диким племенным строем, — заявил немец. — Я согласен, в первом случае возможен хотя бы намек на оппозицию, а во втором подобное просто невероятно. Но это не единственный выбор. Таково мое мнение.
— Вы думаете, старина, что слабая власть должна сама решать, с какой сильной властью она свяжет свою судьбу?
Мистер Уикс постоянно возвращался к любимой теме: большинство неевропейских стран, включая Америку, если им предоставить выбор, пожелают жить под защитой государственного флага Соединенного Королевства. Он воображал некий Пакс Британника, который воцарится на земном шаре с помощью гигантских дирижаблей, способствуя торговле и увеличивая богатство всех, кто решил присоединиться к великому Содружеству наций. Он рассматривал империю, созданную его страной, как ядро нового мирового порядка, при котором справедливость и мир станут доступными для всех. Я с восторгом выслушивал его оптимистические фантазии, но не мог понять, как они воплотятся в реальность, если не воззвать к силе Христа; однако мистер Уикс, вдобавок к прочим странностям характера, оказался сторонником старомодного и примитивного атеизма.
Другие гости (которые приезжали на пару недель и зачастую были всего лишь собирателями анекдотов, а экзотический опыт хотели использовать в своих послеобеденных беседах — им хватило бы его на десять или двадцать лет) выступали против того, что они называли социализмом мистера Уикса. На деле же он именовал себя синдикалистом и развивал мнения унылого нудиста Уильяма Морриса [661] , который настаивал на том, что должен работать голым в оксфордской плотницкой лавке, подражая своему кумиру Блейку. Оба думали, что они могут построить Новый Иерусалим из бесконечных стихов, пользуясь палитрой художника и несколькими перьями из ласточкиного хвоста. Мистер Уикс не соглашался только с резким протестантизмом прерафаэлита, но снисходительно замечал, что Моррис просто родился слишком рано. Я так и вижу, как этот сумасшедший с могучим задом склоняется над беленым столом; огромные гениталии, которые сделали его настоящим Тарзаном для некой Джейн, легко и ровно покачиваются, пока стружки падают со стола — художник занят изготовлением нового буфета! Я не отрицаю заслуг Морриса как производителя мебели или как декоратора. Миссис Корнелиус не раз говорила, что ей нравились его обои; но они слишком дороги, даже у «Сандерсона» [662] . Г. К. Честертон [663] тоже был учеником этого добродушного викторианского мечтателя и развивал его взгляды в газете, которую сам основал. Я не видел ничего дурного в его идеях, как и в идеях мистера Уикса, но они были столь же сильно испорчены католицизмом, сколь идеи Уикса были испорчены вероотступничеством. В наши дни такие крупные мужчины становятся трансвеститами. Они никогда не удовлетворяются достигнутым.
661
Уильям Моррис (1834–1896) — английский поэт, прозаик, художник, издатель. Крупнейший представитель второго поколения «прерафаэлитов», неофициальный лидер Движения искусств и ремесел, участники которого занимались ручным производством предметов декоративно-прикладного искусства. Высоко ценил творчество Уильяма Блейка, случаи публичного обнажения которого действительно были известны.
662
«Сандерсон» — английская компания по производству настенных покрытий и обивочных материалов, основанная в 1860 году.
663
Гилберт Кит Честертон (1874–1936) — английский христианский мыслитель, журналист и писатель конца XIX — начала XX века, основатель газеты «Г. К. Уикли», выпускавшейся до его смерти. Отличался крупным телосложением.
Между службой у марокканского паши и у голливудского магната есть немало общего. Вы можете ждать и того, и другого в течение многих часов, иногда месяцев. Они меняют мнения чаще, чем нижнее белье, и неизменно удивляются, что вы не можете исполнить их мгновенные прихоти (обычно связанные с уничтожением всего сделанного ранее). Наниматель также обрушивает на вас большой, но неравномерный поток денег, лишая возможности строить долгосрочные планы и ставя работника в зависимость от воли хозяина. Он хочет, чтобы вы постоянно общались с ним, делались его задушевным другом, когда в три утра он пресытится своими новыми сексуальными завоеваниями. В иных случаях можно ожидать, что он пройдет мимо, даже не признав вас. Вы становитесь всего лишь тенью в лучах его тщеславия. Подобно его женщинам или мальчикам, вы — просто способ провести время. И все же, пока вы у него в фаворитах, он наделяет вас немалой властью. Вам достается значительная часть его влияния, хотя вы полезны и достойны привязанности не больше, чем хороший охотничий пес. Мой новый патрон был, надо признаться, несколько более терпимым к человеческим слабостям, чем многие другие тираны, а я так устал от пережитых испытаний, что очень быстро привык к изобилию, обретенному под покровительством паши. Я принимал как должное новообретенную власть и безопасность, которыми наслаждался при дворе — точно так же как в Голливуде. И в самом деле, когда я просыпался утром, стоял на балконе и смотрел на высокие пальмы, на мавританские крыши и зубчатые стены, на башни муэдзинов и горы, мне казалось, что я вернулся в Голливуд. Почему было не потратить несколько месяцев жизни на это замечательное предприятие? У меня не находилось особых причин торопиться обратно в Америку. Я пил шербет. Я читал книги. Что еще мне можно было делать?
Через несколько дней после прибытия я снова пристал с разговорами к мистеру Миксу. Теперь я положил руку на его объектив и шутливо предупредил, что буду делать это каждый раз, когда его вижу, если он не явится тем же вечером в мой номер в отеле «Трансатлантик». Он согласился быстро и легко, как мальчик, не привыкший высказывать собственное мнение.
— Я буду. А теперь позволь мне уйти, Макс.
Но он выглядел расстроенным и явно не хотел соглашаться. Он казался усталым, почти измученным и думал о чем-то своем. В первые дни я получил помещение в резиденции паши — в одном из нескольких небольших зданий, примыкавших ко двору, где размещались почетные гости или высокопоставленные должностные лица. Все эти постройки были из одинакового оранжево-розового камня, с зелеными плиточными крышами; окна их выходили только во внутренний двор, как в любом здании в той части Марракеша, которую называли мединой, то есть Старым городом. Новые французские администраторы и торговцы возводили для себя прекрасные особняки за окружавшей медину стеной. Некоторые из построек, если забыть о цвете, могли украсить любую провинциальную улочку — от Брюсселя до Барселоны. Помимо коммерческого чутья, империализм еще склонен к банальности.
Теперь я оставался гостем паши в единственном приличном отеле в Марракеше, названном «Трансатлантик» — полагаю, в честь американцев, которые сочли новую колонию достаточно безопасной, чтобы отсюда начать отважное наступление на таинственный Восток. Американцы пойдут куда угодно, если там есть приличные туалетные комнаты. Первое действие любой страны, желающей привлечь доллары США, — заказать сантехнику у «Томаса Крэппера и сыновей» [664] , причем лучшие модели. Так и Великобритания извлекает выгоду из психологии своих новых хозяев. «Без американцев, — говорит водопроводчик в пабе (его называют Флэш Гордон [665] ), — британская туалетная промышленность пошла бы псу под хвост». Других метафор он не признает. «Как только японец помочится — Стаффордширу перекроет кислород», — предсказывает он. В политике он просто тупица. Он как-то сказал, что люди вроде меня засорили коллектор истории. Если так, то все потому, что история не может вызвать тебя, ответил я. Эти водопроводчики все одинаковы. Они в целом мире прославились. Заговорите с берлинцем о его огорчениях — и он вспомнит о водопроводчиках, заговорите о грабительских счетах — и бомбейский брамин закричит: «Водопроводчик!» В Каире «водопроводчик» — прозвище любого кровопийцы или вымогателя, а в Сиднее «утопить водопроводчика» означает выбраться из передряги. Москвичи и сегодня считают водопроводчиков вульгарными нуворишами, теперь живущими в тех же самых многоквартирных домах, где обитают академики и инженеры! «И тебе хватает нахальства, — кричу я Гордону, — называть меня эксплуататором!» Водопровод в «Трансатлантике» близ Маммуния-гарденз оставлял желать лучшего (хотя он был европейского, а не турецкого типа), так как воду часто отключали по таинственным причинам. Однако я мог регулярно принимать душ и пользоваться западным мылом, что казалось настоящей роскошью. Даже самые гостеприимные обитатели пустыни старались экономить воду. Впрочем, некоторые наслаждались, попусту расходуя запасы. Миссис Корнелиус как-то убиралась у одного араба. Все краны в доме были открыты. Ему нравился звук льющейся воды — он говорил, что это лучшая музыка, которая ему ничего не стоила!
664
«Томас Крэппер и Ко» — известная английская сантехническая компания, основанная в 70-х годах XIX века.
665
Игра слов. Flush — «слив» (англ.). Флэш Гордон (англ. Flash Gordon) — вымышленный персонаж одноименного научно-фантастического комикса, появившийся в 1934 году. Создан художником Алексом Рэймондом (1909–1956).
Мистер Микс явился ко мне в номер, расположенный на верхнем этаже «Трансатлантик». На балконе можно было насладиться теплотой летней ночи, естественными геометрическими узорами пальмовых рощ и далеких гор под алмазными звездами и золотой луной. Камердинер уже лег спать, и я сам открыл дверь Миксу. Мой номер был обставлен в том богатом мавританском стиле, который можно увидеть разве что в лучших ресторанах. Мистер Микс вошел и закрыл за собой зеркальную дверь. Он был одет в тропический костюм цвета хаки и большую широкополую шляпу. Мистер Микс снял головной убор и попробовал шербет, которым я его угостил (мне пришлось отказаться от алкоголя — теперь я пил очень редко и в определенной компании). Гость тотчас спросил, есть ли у меня «снежок», и я сказал, что немного осталось. Я мог предложить ему пару дорожек. Он поблагодарил и тут же расслабился и извинился за свое поведение.
— Приходилось держаться подальше от тебя, Макс. Паша не любит, когда у его мальчиков появляются друзья в другом лагере. Но теперь ты в нашей команде. Наверное, это хорошо. Я тебе все быстро расскажу, Макс, я попал в беду и должен выбраться отсюда. Я на крючке у паши, и мне нужно отработать долг.
Теперь я все понял и тотчас испытал прилив сочувствия.
— Мистер Микс! Так ты хочешь купить себе свободу! Тебя все-таки захватили работорговцы!
Он казался смущенным.
— Не совсем, Макс.
Он наклонился вперед на кожаном диване, нашел опору и успокоился, поднеся один конец соломинки к ноздре, а другой — к небольшой дорожке кокаина, которую я насыпал для него.
— Это долгая история, — сказал он. — Но после того, как я дезертировал с корабля в Касабланке, у меня возникла идея поехать в здешние места на поезде и посмотреть, что кругом творится.
— Тебя не похитили цыгане?
— Эти парни… Они просто задницы. Они попытались ограбить меня. Нет, я купил билет и сел на поезд, в первый класс, все мои вещи были в багажном вагоне. Я получил в свое распоряжение целое купе, едва лишь додумался подсунуть нужное количество франков нужным людям. Только поезд шел в Рабат. Я проснулся — а за окном по-прежнему был Атлантический океан! Я не успел выйти, и поезд отправился в Фес. В общем, в поезде я встретил алжирского организатора развлечений. Он устраивал местные представления, чтобы веселить туристов и все такое, но он вдобавок организовал несколько эстрадных театров в Танжере. Он собирался открыть еще два в Касабланке и один в Марракеше.