Иерусалим
Шрифт:
Раннульф стиснул зубы. Его колонна стояла чуть ниже, и он послал двоих за офицерами. Прикрыв от солнца глаза ладонью, он следил, как сарацины внизу неуклонно приближаются, скапливаясь на дороге, что вела к перевалу. «Вот интересно, — подумал Раннульф, — видят ли уже они меня?..» Тут раздался цокот копыт, и его окружили великий магистр, маршал и другие офицеры.
— Так они не удрали! — вскричал де Ридфор.
— Это не всё войско Саладина. — Магистр повернулся к Раннульфу: — Что думаешь ты?
Раннульф указал подбородком вниз, на роившихся,
— Зелёные тюрбаны — это турецкие лучники. Те, что на крупных конях, — копейщики-курды, личная гвардия Саладина, добрые бойцы. Ты прав, это, разумеется, не всё их войско, скорее авангард.
Жерар де Ридфор сказал:
— Командуй атаку. У нас преимущество.
Раннульф фыркнул:
— Нас две сотни, а их — несколько тысяч.
— Мы сомнём их одним ударом. Как при Рамлехе. — Голос де Ридфора резко прозвенел. Повернувшись, он глянул вниз, на сарацин; грудь его бурно вздымалась.
Раннульф сказал:
— Их строй куда плотнее, чем при Рамлехе, и к тому же они готовы к атаке. Строй прогнётся в центре, а потом сомкнёт фланги и окружит нас.
Де Ридфор развернулся к нему, выпятив челюсть, и захохотал:
— Что? Герой трепещет? При Рамлехе ведь тоже была лишь пара сотен воинов, разве нет? Покажи нам, как ты сделал это тогда!
Раннульф сжался, лицо обожгло жаром. Перед ним были сарацины, а он жаждал лишь одного — сразить другого христианина. Он перекрестился, изгоняя из себя дьявола.
— Так хочет Бог, — сказал он. Голос его дрожал. Он повернулся к магистру: — Если ты прикажешь атаковать, я атакую, но, если ты отдашь такой приказ — ты глупец и будешь проклят.
Де Ридфор раздулся, как ядовитая жаба. Магистр крякнул.
— Что, Раннульф, — чего бы ни хотел де Ридфор, ты требуешь обратного? Мы дадим им пинка — и немедленно. Прежде они бежали от нас, побегут и теперь. Нельзя позволить им занять перевал. — Он поднял руку. — Строимся.
Присматриваясь, Раннульф опустил взгляд вниз, на долину. Войско на влажно мерцающей равнине увидело их и теперь двигалось — плотно сомкнув ряды — им навстречу. Каждый нерв в теле упреждал Раннульфа об опасности, кожа горела, в позвоночнике кололо, желудок скрутило тугим узлом. Он повернул коня, чтобы возвратиться на своё место в строю.
— Стой. — Де Ридфор заступил ему путь. Маршал сидел на высоком жеребце с большой белой звездой во лбу и белыми чулками на всех четырёх ногах; он всегда выбирал коней с белыми отметинами. За ним на ведущем к перевалу склоне колонны тамплиеров рассыпались и суетились, торопливо выстраиваясь тремя длинными рядами вдоль тропы. Пропел рог. Лицо де Ридфора цветом напоминало тёмный виноград. Шлем он сжимал в руке. — Раннульф, — сказал он, — прими край первой шеренги. Правый край.
Магистр повернулся в седле, и взгляд его перебегал с де Ридфора на Раннульфа и обратно, — но он не сказал ни слова. Зато вновь заговорил маршал:
— Боишься?
Раннульф рассмеялся. У него не было ответа де Ридфору, он и не ответил ему, просто развернул коня и галопом помчался по склону туда, где дорога спускалась с перевала и где строились для атаки тамплиеры.
Там, со щитами и лошадьми, метались сержанты. Раннульф нашёл своего сержанта, получил щит и занял место на правом краю первого ряда.
Воин слева от него чуть слышно вздохнул с облегчением.
— Край смертников. Добро пожаловать, брат.
— Покрепче держи щит, — сказал Раннульф, — и скачи вправо.
Он набросил ремень своего щита на плечо. Под кольчугой он давно уже обливался потом. На миг грудь его сжало, дыхание пресеклось. Его конь, не желая стоять спокойно, приплясывал на месте, грыз удила и мотал головой. Одной рукой сдерживая его, Раннульф другой рукой надел шлем. Сосед слева вновь повернулся к нему — юноша, почти мальчик, чья волнистая светлая бородка едва покрывала щёки.
— Мы атакуем? Каков приказ?
— Так хочет Бог, — сказал Раннульф. — Вот и весь приказ. — Он закрепил щит на левой руке — и тут затрубили рога.
Все вместе, нога к ноге рыцари рванулись вперёд, и грохот копыт по твёрдой земле был подобен рокочу барабанов. Взяв с места в галоп, они мчались вниз по склону.
В желудке у Раннульфа всё перевернулось. Здесь, на дальнем краю, он должен был скакать быстрее других, оставаясь на полшага впереди, и самым первым ударить по сарацинам. Телу было тесно в оболочке доспехов, каждый нерв натянут до боли.
Раннульф ощутил вес меча в руке — металл для ладони, огонь для кишок. Конь нёс его с кромки перевала. Теперь он видел всю обширную долину. Сарацины сливались в однородную, ощетиненную зелёными флагами массу. Взвился чей-то высокий вибрирующий голос: «Так хочет Бог!» Конь Раннульфа, как и остальные, пошёл намётом, взревели рога.
Увлечённый атакой, Раннульф пришпорил коня, несясь по открытому склону, — и тут слева, из укрытия, где они таились всё это время, прямо на него вылетели с полтысячи курдов.
Внезапное их появление исторгло из глотки Раннульфа хриплый вопль. Сарацины приготовили им ловушку, и сейчас тамплиеры мчались прямо в неё. Раннульф изо всех сил дал коню шенкеля, принуждая его умерить бег, и развернулся к врагу. Слева от него развернулся юноша-сосед, позади вся стена тамплиеров завертелась, поворачиваясь навстречу нежданной атаке, — но курды обрушились на неё, словно коса самой смерти.
Пронзительный боевой клич арабов неустанно звенел сквозь пыль. Раннульф сдерживал коня — поворотная точка для всех остальных в ряду, — и именно на него бросились два курда. Он поплотнее уселся в седле, упёрся в стремена — и послал коня между ними.
Копья курдов качнулись к груди Раннульфа. Одно железное остриё чиркнуло по его доспехам, другое он отбил мечом. Курд слева промчался мимо; тот, что справа, приостановился и нацелил копьё, собираясь ударить снова. Тут его смял атакующий ряд тамплиеров, и он исчез под копытами.