Иерусалим
Шрифт:
Миссис Гордон в изумлении взглянула на него.
— Разве вы не были в Яффе этой ночью, господин Ингмарсон? — спросила она.
— Ах, нет, — отвечал он, — разве только во сне. Я задремал, и мне приснилось, что я хожу по Яффе от улицы к улице и ищу вас.
Миссис Гордон глубоко задумалась; она не произнесла ни слова, а Ингмар только смущенно улыбался в ответ на ее продолжительное молчание.
— Можно я поеду с вами, миссис Гордон? — спросил он. — Мне трудно идти пешком.
Миссис Гордон быстро вышла из экипажа и подсадила Ингмара. Потом
— Ничего не понимаю, — тихо произнесла она, и Ингмару снова пришлось прервать ее задумчивость.
— Не сердитесь, пожалуйста, — сказал он, — но будет лучше, если мы, как можно, скорее поедем домой.
Миссис Гордон села в экипаж, но мысли ее опять были далеко.
— Простите меня, — снова сказал Ингмар, — но я хотел бы вам кое-что сообщить. Давно ли вы в последний раз видели Клиффорда?
— Довольно-таки, — ответила миссис Гордон.
— Я вчера случайно услышал его разговор с американским консулом. Сегодня во время вашего отсутствия он собирается сделать в колонии что-то дурное.
— Что вы такое говорите? — воскликнула миссис Гордон.
— Он намеревается разрушить всю колонию.
Только теперь миссис Гордон собралась с мыслями. Она повернулась к Ингмару и подробно расспросила его обо всем, что тот слышал.
Потом она снова задумалась и вдруг обратилась к Ингмару:
— Меня очень радует, что вы так привязались к колонии, господин Ингмарсон.
Ингмар покраснел до корней волос:
— С чего вы взяли?
— Я это знаю, потому что сегодня ночью вы были в Яффе и просили меня вернуться домой.
И миссис Гордон рассказала Ингмару, как видела его ночью и что он ей говорил.
Когда она закончила, Ингмар сказал, что это самое чудесное событие, какое с ним когда-либо случалось.
— Если все это не досадное недоразумение, то уже к вечеру мы увидим еще более замечательные вещи, — сказала миссис Гордон. — Теперь я уверена, что Господь нам поможет.
Она успокоилась и повеселела, поэтому разговаривала с Ингмаром так, как будто колонии вовсе не грозила никакая опасность.
— А теперь расскажите мне, что случилось у нас за время моего отсутствия? — спросила она.
Ингмар подумал и начал извиняться, что не может связно все рассказать по-английски.
— Ничего, я вас понимаю, — сказала миссис Гордон.
— В общем-то, все шло как обычно, — сказал он.
— Ну, что-нибудь вы можете рассказать? — спросила миссис Гордон.
— Я не знаю, слышали ли вы уже разговор о мельнице Барам-паши? — поинтересовался Ингмар.
— Нет, а что с ней такое? — спросила миссис Гордон. — Я даже не знала, что у Барам-паши есть мельница.
— Здесь дело вот в чем, — сказал Ингмар, — когда Барам-паша был губернатором Иерусалима, он задумался над тем, как трудно людям обходиться только ручными мельницами. И вот в одной из равнин, неподалеку от города, он поставил паровую мельницу. Неудивительно, что вы ничего о ней не слышали, потому что ее почти никогда не запускали. Люди, которых нанимал Барам-паша, не всегда
— Это очень приятное известие, — сказала миссис Гордон. — Я рада, что мы смогли оказать услугу Барам-паше.
— Барам-паша тоже остался очень доволен и предложил гордонистам заведовать мельницей без всякой арендной платы. «Берите себе все доходы, — сказал он, — лишь бы она не простаивала без дела».
Миссис Гордон нетерпеливо спросила Ингмара:
— Ну, и что же наши ответили?
— Они ответили, что охотно станут работать на мельнице, но не возьмут за это никакой платы, — ответил Ингмар.
— Это совершенно справедливо, — согласилась миссис Гордон.
— Не знаю, насколько это справедливо, — сказал Ингмар, — потому что теперь Барам-паша не отдает им мельницу, если они не будут брать плату за работу. Он говорит, что не следует приучать людей получать что-либо даром, к тому же тогда все другие мельники и торговцы мукой будут жаловаться на него султану.
Миссис Гордон снова молчала.
— Так из этого дела ничего и не вышло, — сказал Ингмар. — Колонисты могли бы заработать себе на хлеб и вдобавок помочь всему здешнему населению, но теперь об этом нечего и думать.
Миссис Гордон промолчала.
— А больше нет новостей? — спросила она, как бы желая перевести разговор в другое русло.
— Ну, как же! — ответил Ингмар. — Была еще история со школой. Вы и об этом ничего не слышали?
— Нет, — сказала миссис Гордон.
— Ахмед-эфенди, начальник всех магометанских школ в Иерусалиме, пришел к нам как-то на днях и сказал: «В Иерусалиме есть большая школа для девочек, в ней учатся сотни детей, но они только и делают, что кричат и дерутся. Когда идешь мимо школы, оттуда доносится такой гвалт и шум, словно из яффской гавани. Я не знаю, умеют ли читать и писать сами учительницы, но точно знаю, что дети ничему там не учатся. Я не могу ни сам пойти туда, ни послать учителей привести школу в порядок, потому что наша религия запрещает мужчинам входить в женскую школу. Однако есть средство помочь школе, — сказал Ахмед-эфенди. — Пусть мисс Юнг возьмет ее в свои руки. Я знаю, что она очень образованна и прекрасно знает арабский язык. Я буду платить ей, сколько она захочет, только бы она взяла на себя этот труд».
— Ну, — спросила миссис Гордон, — и чем же кончилось дело?
— Тем же, чем и с мельницей, — отвечал Ингмар. — Мисс Юнг сказала, что готова заняться школой, но не возьмет за это никакой платы. На это Ахмед-эфенди возразил: «Я привык платить тем, кто работает на меня; я никогда еще не принимал чего-нибудь из милости!» Но мисс Юнг была непоколебима, и ему пришлось уйти ни с чем. Ахмед-эфенди очень рассердился и сказал, что мисс Юнг будет виновата в том, что столько несчастных детей вырастет без воспитания и образования.