Иерусалим
Шрифт:
— Мне было очень неприятно, когда все так странно смотрели на меня, словно я помешанная. Но я была так твердо убеждена, что Христос должен прийти, что не могла удержаться, чтобы не ходить на гору и не ждать Его там.
— Мне было бы гораздо отраднее, если бы Он во всей силе и могуществе Своем спустился на землю на крыльях утренней зари, — продолжала она. — Разве не все равно, что Он все-таки пришел? Не беда, что Он сошел на землю в темную зимнюю ночь, когда Он явит себя, снова наступит яркий день. И как замечательно, Ингмар, что ты приехал именно теперь, когда Он сошел на землю, и мы узрим Его деяния. Счастливчик, тебе не пришлось ждать этого
Гертруда вдруг остановилась; она подняла фонарь и взглянула в лицо Ингмара. Вид у того был мрачный и удрученный.
— Ты сильно постарел, Ингмар, за эти годы, — сказала она. — Я понимаю, тебя из-за меня мучила совесть, но теперь ты должен забыть, что был виноват передо мной. На то была Божья воля, это должно было случиться. Господь оказал тебе и мне Свою великую милость. — Он призвал нас в Иерусалим ко времени своего пришествия на землю.
— Отец и мать тоже будут рады, когда поймут намерение Господа, — продолжала Гертруда. — Они ни разу не упрекнули меня, что я тайно уехала от них; они поняли, вероятно, что я не могла больше оставаться дома, но я знаю, что на тебя они были очень сердиты. А теперь они должны примириться с обоими детьми, выросшими в их доме. Знаешь, мне кажется, они сокрушались о тебе больше, чем обо мне.
Ингмар шел молча среди тьмы и непогоды. Он никак не реагировал на болтовню Гертруды.
«Да, похоже, он не верит, что я встретила Христа, — думала Гертруда. — Ну и ладно, только бы он привел меня к Нему. Ах, только бы у меня хватило еще немного терпения, я скоро увижу, как все народы и цари земли преклонят перед Ним колени, потому что Он — Спаситель!»
Ингмар вел Гертруду в магометанскую часть города; они шли по темным, узким улицам. Наконец он остановился перед низкой дверью в высокой стене без окон и толкнул ее. Они прошли по длинному коридору и вышли на освещенный двор.
В углу несколько слуг были заняты какой-то работой, на каменной скамье вдоль стены сидели два старика, но никто не обратил на Гертруду и Ингмара ни малейшего внимания; они сели на другую скамью и Гертруда осмотрелась.
Двор был похож на все другие дворы, какие Гертруде приходилось видеть в Иерусалиме. Со всех четырех сторон он был окружен крутой колоннадой, а над открытой площадкой посередине был натянут большой грязный холст, висящий лохмотьями.
Несмотря на общий вид запустения, на всем сохранились следы былой роскоши. Колонны, казалось, были взяты из храма, но их украшения были сломаны или отвалились. Штукатурка на стенах осыпалась, а из дыр и щелей торчали грязные тряпки. У одной стены была свалена куча ящиков и клетки для кур.
— Ты уверен, что это то самое место, где я увижу его? — прошептала Гертруда.
Ингмар утвердительно кивнул головой и указал на двадцать маленьких овечьих шкур, лежащих в кружок посреди двора.
— Я видел его здесь вчера с учениками, — сказал он.
Гертруда глядела сначала с некоторым разочарованием, но затем снова улыбнулась.
— Удивительно, Его ждут в славе и величии, — сказала она, — а Он не считается с этим и, напротив, приходит в бедности и унижении. Но ты сам понимаешь, что я не поступлю как иудеи, не хотевшие признать Его, потому что Он не явился князем и господином мира сего.
Вскоре с улицы пришло еще несколько человек. Они медленно прошли на середину площадки и опустились на овечьи шкуры. На всех входящих была восточная одежда, но во всем другом они сильно разнились между собой. Одни были молоды, другие — стары, на одних
— Смотри, вот это Никодим, приходивший ночью к Спасителю, — говорила она, указывая на старика знатного вида, — а вон тот, с большой бородой, Петр, а вот там сидит Иосиф Аримафейский. Никогда еще я не представляла себе так ясно учеников, собравшихся вокруг Спасителя. Вон тот, что сидит с опущенными глазами, это Иоанн; а человек с рыжими волосами и в войлочной шляпе — это Иуда. А вот те двое, что сидят на лавке с поджатыми ногами, курят кальян и, по-видимому, совсем не интересуются тем, что услышат, — это книжники. Они не верят в Него и пришли сюда из любопытства или чтобы оспаривать его учение.
За то время, пока Гертруда так говорила, круг постепенно заполнялся. Затем вошел человек, которого все ждали, и встал посередине.
Гертруда не видела, откуда он вышел. Она едва не вскрикнула, неожиданно увидев его.
— Да, да, это Он! — воскликнула она и благоговейно сложила руки.
Не отрывая глаз, смотрела она на него, в то время как он стоял, опустив глаза, словно погруженный в молитву. И чем дольше она смотрела на него, тем сильнее становилась ее вера.
— Ингмар, неужели ты не видишь, что он — не простой человек? — прошептала она, и Ингмар шепотом отвечал ей:
— Вчера, когда я встретил его, я тоже подумал, что он больше, чем человек.
— Я испытываю блаженство при одном взгляде на него, — сказала Гертруда. — Нет ничего, чего бы я не сделала, если бы он потребовал этого от меня.
— Это, вероятно, оттого, что мы привыкли представлять себе Спасителя в таком виде, — сказал Ингмар.
Человек, которого Гертруда принимала за Христа, стоял в кругу своих последователей с гордо поднятой головой и повелительной осанкой. Он сделал легкое движение рукой, и тогда все сидевшие вокруг него на земле начали одновременно выкрикивать: «Аллах! Аллах!» И в то же время все они качали головами: сначала сильным движением отбрасывали они голову направо, затем налево, направо, налево. Они двигались в такт всем туловищем и при каждом движении восклицали: «Аллах, Аллах!» Человек посредине стоял почти неподвижно и только легким движением тела указывал такт.
— Что это такое? — спрашивала Гертруда. — Что они делают?
— Ты жила в Иерусалиме дольше моего, Гертруда, — отвечал Ингмар, — и тебе лучше знать, что это такое.
— Я слышала, что есть люди, которых называют пляшущими дервишами, — сказала Гертруда. — Вероятно они совершают свой обряд богослужения?
Она сидела, тихо задумавшись, и потом сказала:
— Это только начало. Это им заменяет пение, которым у нас начинается богослужение, а потом он начнет излагать свое учение. Ах, как я буду счастлива услышать его голос!
Мужчины, сидевшие на овечьих шкурах, продолжали выкрикивать: «Аллах! Аллах!», — не переставая раскачиваться. Они качались все быстрее и быстрее, капли пота выступили у них на лбу, а голоса сделались хриплыми.
Так продолжалось несколько минут, пока их глава не сделал легкое движение рукой, и тогда все мгновенно стихло и успокоилось.
Гертруда закрыла глаза, чтобы не видеть, как эти люди мучают себя. Когда же все замолкло, она открыла глаза и сказала Ингмару:
— Теперь он, наверное, начнет говорить. Как жаль, что я не пойму его слов! Но я буду рада уже тому, что услышу его голос!