Иерусалимские сны
Шрифт:
— Ласкер не проигрывает, — ответил он и сделал первый ход.
Я протянул ему фото.
— Вы, случайно, не встречали этого человека?
— Ходите, маэстро, — сказал Ласкер, — я подумаю. Я могу думать только за шахматами.
Мы разыграли сицилианскую защиту, я потерял качество, затем ладью.
Ласкер играл молча, время от времени поглядывая на портрет.
— Узнаю, — наконец сказал он, — это штаны! Диагоналевые брюки.
— Простите? — не понял я.
— У него не было денег, и мы играли на штаны.
— И он согласился?
— У него были рваные сандалии. А у меня — новые мокасины. И мы играли на штаны против мокасин. У него, повторяю, были целые брюки.
— Ну — и чем кончилось?
— Вот они, — Ласкер указал на свои штаны, — довольно крепкий материал. Я их не стирал с тех пор!.. Он играл плохо, как вы, маэстро. Что, он вас интересует? Человек, который не знал дебютов. Он называл слона — офицером. Позор!
— Это мой дед, — сказал я.
— Позор иметь такого деда! Он называл ладью — турой. И не умел делать рокировку. Позор!
— Вы помните, когда играли с ним?
— Что за вопрос! Как раз в тот день убили шведского графа Бернадота. Завыла сирена — и дед ваш вдруг побежал, сломя голову. А за ним — полиция. Разбросали мне все фигуры, я еле нашел ферзя!
— Почему полиция гналась за дедом? — спросил я.
— Говорят, он приложил руку к покушению, — сказал Ласкер. — Он нёсся, как лань, в трусах, я даже пожалел, что выиграл у него штаны… А вот и мат, маэстро, снимайте-ка рубашку.
Я протянул ему пятьдесят шекелей…
Безумный Ласкер подтверждал слова алкоголика Файбисовича.
Но всё это были довольно сомнительные свидетельства; мне нужен был действительный участник покушения на графа. Такого мог знать только Селедкер со своими воплощениями.
И я поехал в библейский зоосад.
Я долго бродил по зоопарку, надеясь найти Селедкера. Его нигде не было.
«Наверно, не взяли, несмотря на пять языков», — подумал я.
Библейский зоопарк ничем не отличался от обычного: за оградой мирно пасся ослик, похожий на того, на котором являлся мне Мошко Весёлый, и козленок — видимо, тот самый, за два гроша…
За решеткой лежал изнуренный леопард, которого поил сторож.
— Почему он такой изможденный? — спросил я.
— Работала тут одна сволочь, — сказал сторож, — взяли его кормить животных, а он кормил только себя! Интеллигент — а мясо сырым жрал! Посмотрите, до чего довел леопарда. Истощённый! У тигра начались голодные спазмы. Лев близок к дистрофии!
— А как была его фамилия? — спросил я.
— Да черт его знает! Вроде, Геринг, что-то в этом роде. Специалист по мёртвым языкам, падло! Говорил с животными на санскрите, что особенно раздражало макак. Садист!
Я понял, что это Селедкер.
— Как начали нанимать олим — так все прахом пошло, — продолжал сторож. — Ниже докторов наук не брали — и все равно тибрят! А ведь тигр недавно тоже из России, где ж это видано, что оле у оле воровал?!.. Верблюд спас арабов. Скажите, он стал бы спасать евреев?
Я колебался с ответом.
— До чего животных довёл, — продолжал сторож, — гиппопотам без снотворного не засыпал! В конце концов уволили мы интеллигента. Получил он выходное пособие — дневной рацион хищника, вы представляете себе, сколько это говядины?!
— Простите, вы не знаете, где он сейчас, этот Геринг?
— В каком-то киббуце, — ответил сторож, — вроде заморил там крокодилов…
По тропинке киббуца Гиносар опять катила инвалидная коляска, только на этот раз в ней сидел каббалист Селедкер, а толкал ее марксист Зись.
— Эта сволочь укусила меня за ногу, — сообщил Селедкер, — и за что?! Недодал кусочек мяса! Вы думаете, легко наблюдать, как эти твари лопают парное, отборные куски, когда сам жрёшь гнилые бананы! И что я там взял — кило семь!.. В России я работал в Академии наук, ученые тоже кусались, но разве так?!
— Хищнические отношения, — пояснил Зись, — деньги — товар — деньги! Вспоминаю — в зоопарке в Перми, где я работал, когда меня выгнали с кафедры марксизма перед отъездом… Я, простой сторож, впервые понял, что такое дружба. Мы обедали всегда вместе: я, шимпанзе, макака — была какая-то взаимопомощь, солидарность! Макаке давали банан — она мне всегда оставляла кусок. Она плакала, когда я уезжал в Израиль.
— Только продал костыли — и нате! — причитал Селедкер.
— Зачем вы их продали? — спросил я.
— Жрать хотел — пошёл и съел оба костыля! Шашлык из куры!
— Деньги — товар — деньги! — печально повторил Зись.
— Скорее деньги — костыль — кура! — проворчал Селедкер.
— Есть хорошая новость, — сообщил Зись, — кто-то приносит цветы на мою могилу.
— Совсем свихнулся, — шепнул Селедкер, — сам себе носит. Фиалки. И хочет заказать себе памятник: «Славному герою Бенджамену Зингеру». Отговорите его: он же потратит все деньги, которые скопил!
— И ещё, — добавил Зись, — можете меня поздравить! Мне водружают памятник! «Безумству храбрых поём мы песню»!
— Селедкер, — сказал я, — говорят, мой дед был причастен к покушению на графа Бернадота. Вы знаете кого-нибудь из ЛЕХИ той поры?
— Что за вопрос! — Селедкер полез за записной книжкой. — Сейчас, секундочку… — он начал перелистывать. — Вот, Берл Темкин — взрыв отеля «Кинг Дэвид» — не то… Ицик Вайс — убийство лорда Мойна — не то… Кацнельсон — взрыв в кинотеатре «Рекс» — не то… Вот, наконец! Аврумеле — убийство графа Бернадота. Он содержит ослиную ферму, близ Ципори, это недалеко отсюда.