Иешуа, сын человеческий
Шрифт:
Иаков пришел через час с лишним. И тоже — бух в ноги Иисусу.
— Благослови, святой брат мой! Сними с меня грех мыслей моих о тебе, Мессия. Пусть былье быльем порастет.
Иисус возложил на голову Иакова длани свои и рек торжественно:
— Именем Отца моего Небесного отпускаю грехи тебе, долгое время плутавшему в темноте. Встань. Обнимемся как брат с братом, как назарей с назареем, как посвященные Богу с утробы материнской.
Почти всю ночь братья бодрствовали, а едва забрезжил рассвет, Иаков покинул дом Марии Магдалины. Ушел предупрежденный о полном молчании и о том, что будет зван вместе с апостолами перед вознесением его, Иисуса; позван для завета ему встать во главе апостолов, чтобы нести Живой Глагол Божий именем Сына Человеческого, Сына Божьего.
Ушел Иаков счастливый и окрыленный доверием святого брата, которого, по его мнению, он был недостоин, ибо хулил во все времена и его пророчество, и его мессианство без зазрения совести, считая даже, что у него расслабление ума.
«Но я раскаялся, и Господь простит меня во славу брата моего».
Мириам осталась с Иисусом еще на несколько дней, и Иисус все эти дни пытался убедить мать, что не воскрес он, но возродился по воле Отца Небесного через уверовавших в него и преданных ему; мать, однако же, слушая его откровения и даже кивая в знак согласия с ним, оставалась при своем мнении, — в этом Иисус убеждался, проникая в ее мысли, поэтому вскоре прекратил переубеждать маму и решил лишь уговорить ее ехать с ним и Магдалиной в Индию.
— Лучшего верблюда с балдахином обеспечим тебе. Отдельный шатер при ночлегах и дневках. А в самой Индии не хуже, чем в Назаретской долине. Там — зеленый рай, изобильный водой и солнцем.
— Нет, — всякий раз твердо отвечала она сыну. — Я не покину дома отца твоего. Ни за что. А ты вознесись к ногам Господа, не думая обо мне. С сего времени я счастлива.
Для Иисуса последнее добавление не внове. Читая мысли матери, он знал, что не желание остаться в родном доме и не боязнь дальней дороги останавливает ее от согласия ехать с ним, а твердая вера в то, что сын ее, которого она посвятила Богу в утробе своей, не сможет тогда вознестись к Господу телесно, ибо помехой станет она, страстно желающая этого. Господь может изменить свою волю, дабы остался Иисус на земле лелеять старость ее. Нет, и — нет.
Что оставалось делать Иисусу? Скрепя сердце, отступиться.
Он даже посчитал за лучшее не звать ее сюда в день встречи с учениками своими. Пусть передадут ей о вознесении его, и это весьма порадует мать, успокоит ее сердце и душу. А с ней проститься тогда, когда она соберется возвращаться в Назарет, в свой дом.
Через несколько дней Мириам засобиралась домой, и он, поклонившись ей до пола, попросил ее:
— Прости, мама, сына своего за все. Прости и благослови материнской святой благостью, — приняв ее благословение, добавил: — Жди моего пришествия. Я вернусь, чтобы создать Царство Божье на земле многострадального Израиля, среди народов других земель.
Мириам, не утирая слез умиления, поцеловала первенца своего и, согбенная, пошагала к калитке, провожаемая служанкой Магдалины.
Вновь Иисус один. Снова полная свобода для размышлений, теперь уже без каких-либо сомнений: все встало на свои места. Осталось обдумать лишь детали, лишь слова и фразы.
Скучное занятие — думать и больше ничего не делать. А на исходе уже десятый день, как подалась на побережье Мария Магдалина. Иисус начал беспокоиться: не случилось ли что лихое с ней на побережье? Женщина она весьма и весьма привлекательная, молода и здорова, а в палестинских портовых городах какого только разбойного люда нет. Схватят и продадут в рабство какому-нибудь владельцу парусника. Жди тогда ее. Или, взяв посох, идти на поиски. На бессмысленные поиски.
И странное дело, рисуя в своем воображении несчастья всякие, он все более и более понимал, насколько Мария Магдалина нужна ему, насколько она ему близка. И дело не в том, что он привык давно иметь рядом с собой слуг своих, которые огораживали его от всех мирских забот; да и не только слуги, но и ученики-апостолы очень многое брали на себя и, наконец, женщины — заботливые, предупредительные. Он отвык от всего, он просто не знал ничего, кроме своего проповедования и исцеления, он стал полным неумехой в быту. Мария же Магдалина, особенно в последнее время, относилась к нему с нежностью и внимательностью матери, взваливая на себя все заботы о его мирской жизни, главенствуя во всем этом среди женщин и даже руководя слугами. Но не беспомощность его, если Мария не вернется, тяготила Иисуса. Вот, служанка ее. Будут и слуги, если понадобятся они — не услужение Марии главное, а она сама.
Все более глубоко осознавая все это, Иисус, тем не менее, упрямо твердил:
«Я не нарушу обета! Ни за что!»
Подступала ночь. Иисус, омыв с помощью служанки ноги и вознеся обычную свою молитву Отцу Небесному, не прося его ни о чем, ибо Отец лучше знает, в чем нужда сына, а лишь благословляясь у него, разоблачился и возлег на ложе. Заснуть, однако, не успел, в комнату впорхнула, именно впорхнула голубкой и припала к груди Иисуса Мария Магдалина.
Она всю обратную дорогу мечтала об этом моменте, но всячески убеждала себя не делать подобного. Решила вести себя так: поклониться Иисусу в ноги, подставить для поцелуя лоб и смиренно сообщить:
— Я нашла караван, равви.
Однако, когда она узнала от служанки, что Иисус лег почивать, потеряла контроль над собой. Не смогла заставить себя войти смиренно. Когда же увидела Иисуса на ложе лишь под легким покрывалом, будто бес в нее вселился; прильнула к его груди и начала обцеловывать дорогого, ненаглядного, по которому истосковалась до смертушки.
А для Иисуса наступил момент похлеще того, когда искушали его в Храме Солнца знойной нубийкой. Он не мог оттолкнуть Марию так же решительно, как нубийку, ибо у него на это просто не хватало духа, да и сердце его колотилось радостно, ликующе:
«Жива! Вернулась!»
Первой опомнилась Мария и стиснула себя в собственный кулак.
«Рано! Не время! Все впереди!»
Облегченно вздохнул вслед за этим Иисус, почувствовавший, как и в тот первый раз, резкую смену ее настроения. Он, нежно поцеловав ее в лоб, попросил:
— Выйди. Я облачусь, тогда расскажешь мне обо всем.
Он сам не готов еще был проникнуть в ее мысли, ибо чувствовал полную расслабленность после столь волнительных минут и не хотел лишать себя блаженного покоя.
— Лежи, равви. Лежи, — с обычной нежной заботливостью попросила его Мария. — Я вот тут, севши на краешке ложа, обскажу все.
— Но ты устала. Ты, возможно, голодна. За трапезой с кубком вина беседа сподручней.
— Я коротко. Все остальные подробности завтра, — ответила она и примостилась у Иисуса в ногах.
Помолчали. Она собиралась с мыслями, он терпеливо ждал. И вот:
— Я нашла караван. Большой. Он повезет товар трех купцов. Я говорила с каждым купцом отдельно и со всеми вместе. Я не открыла им, кто ты, сказала лишь, что вынужден бежать тайно от римских сатрапов. Не сразу они согласились, но я пообещали им плату за риск, и мы ударили по рукам. Говорила я и с начальником стражи. Он тоже согласен. Я наняла слугу, купила верблюдов и все нужное для дальнего пути. Ровно через месяц они, пройдя Капернаум, остановятся на Дамасской дороге для малого отдыха. Там мы и присоединимся к каравану.