Иезуитский крест Великого Петра
Шрифт:
Сделаем небольшое отступление.
К сороковым годам XVIII столетия иезуиты приобрели в Европе, как и во всем мире, сильное влияние, занимая ключевые посты в правительственных учреждениях и главенствующие позиции в области просвещения, философии. Шло наступление католичества на реформаторские страны Европы. Следствием этого столкновения католиков и реформаторов и стало возникновение и появление на арене политической борьбы тайной организации, призванной противостоять влиянию Ватикана. Поэтому по своей принадлежности масоны в большей степени именно протестанты, хотя в уставе союза
Римская курия, чтобы устранить влиятельного конкурента, повела с ним жестокую борьбу. Масонов предавали анафеме. Их устав предполагал объединение людей разной веры: христианской, мусульманской, иудейской, а такой подход и такое отношение к религии запрещались католической и православными церквами. Римские папы требовали от глав правительств запрещения деятельности масонских организаций. Папа Пий IX в своей булле назвал масонство «сатанинской синагогой», «синтезом всех ересей».
При русском дворе масонство становилось удобной формой организации иноземцев.
Лютеранин по исповеданию, Бирон был чужд законам этой религии. Не имел пастора, лукаво объясняя, что держать его негде. Об отношении его к православию можно судить по следующему факту: когда дочь его Гедвига-Елизавета решила принять православную веру, Бирон пришел в бешенство. Дочь бежала из дому.
По свидетельству леди Рондо, он имел предубеждение против русских и выражал его явно перед самыми знатными из них. Немудрено, если кое-кто и подозревал его в тайной принадлежности к иудаизму. Известно, в Курляндии он покровительствовал иудеям.
Известный проповедник митрополит Амвросий в проповеди, сказанной 18 декабря 1741 года, характеризуя только что тогда павшее господство иноземцев в России времен Бирона, между прочим, говорит, что они постоянно заводили речь об ученых людях с тем, чтобы узнать таковых между русскими, погубить их, но не одними учеными они ограничивали свою адскую тактику. «Был ли кто из русских, — говорил он, — искусный, например, художник, инженер, архитектор или солдат старый, а наипаче ежели он был ученик Петра Великого: тут они тысячу способов придумывали, как бы его уловить, к делу какому-нибудь привязать, под интерес подвесть и таким образом или голову ему отсечь, или послать в такое место, где надобно необходимо и самому умереть от глада, за то одно, что он инженер, что он архитектор, что он ученик Петра Великого… Кратко сказать, — заключал он, — всех людей добрых, простосердечных, государству доброжелательных и отечеству весьма нужных и потребных, под разными претекстами губили, разоряли и вовсе искореняли, а равных себе безбожников, бессовестных грабителей, казны государственной похитителей весьма любили, ублажали, почитали, в ранги великие производили и проч.».
За семнадцать лет супружеской жизни с Бироном менялось, естественно, и мировоззрение Анны Иоанновны. (Злые языки говорили, что Бирон женился по настоянию Анны Иоанновны, чтобы иметь возможность дать имя ее детям.)
Русские при дворе дочери царя Иоанна Алексеевича не играли роли. Они превращались в ничто. И это подметил маркиз де ла Шетарди. «Знатные только по имени, в действительности же они рабы, — писал он в одном из донесений, — и так свыклись с рабством, что большая часть из них не чувствует своего положения».
«Куриозная свадьба» придворного шута князя Голицына, свершенная в ледяном доме 6 февраля 1740 года, как нельзя лучше доказывала это.
Князь Михаил Алексеевич Голицын, внук любимца царицы Софьи, Василия Васильевича, и сын пермского наместника, родился за несколько дней до того, как дед его и отец, лишенные званий и поместий, были отправлены в ссылку. Когда молодой князь достиг совершеннолетия, Петр I определил его солдатом в полевые полки, где он с большим трудом дослужился до майора. Выйдя в отставку и потеряв горячо любимую жену, Голицын испросил разрешения выехать за границу. Во время путешествия, во Флоренции, он, отец двоих детей, влюбился в итальянку низкого происхождения. Женился на ней и по настоянию ее перешел в католичество.
Вернулся он в Москву с новою супругой, которую тщательно скрывал ото всех. О случившемся стало известно Анне Иоанновне. Голицына привезли в Петербург и посадили в тайную канцелярию. Императрица расторгла брак его. Итальянку выслали за границу, а его самого разжаловали в «пажи» и назначили придворным шутом.
Государыню не смущало его княжеское происхождение. Князь Никита Волконский, к примеру, к тому времени исполнял обязанности приставника при комнатной собачке императрицы Анны Иоанновны и обязан был следить, чтобы «Цетриньке» (так звали собачку) ежедневно давали по кружке сливок молочных.
Голицыну, помимо других шутовских обязанностей, велено было подавать квас, с чего и закрепилось при нем среди придворных прозвище Квасник.
Не хватило у князя воли да гордости воспротивиться. Молча согласился со своей долей.
Была у Анны Иоанновны в числе приживалок одна калмычка, пользовавшаяся доверенностью ее. Весьма любила из кушаний буженину, с того и получила фамилию «Бужениновой». Раз как-то призналась она государыне, что не прочь бы была выйти замуж. Та поинтересовалась, есть ли у нее жених на примете, и, получив отрицательный ответ, сказала, что берет на себя устройство ее судьбы. На другой же день Голицыну объявлено было, что ему найдена невеста и чтоб он готовился к свадьбе.
Мысль о женитьбе шута и шутихи, высказанная вслух государыней, пришлась всем по вкусу. Камергер Татищев (будущий историк) предложил построить для этой цели дом изо льда на Неве и в нем отпраздновать свадьбу. Предложение так увлекло Анну Иоанновну, что немедля учреждена была «маскарадная комиссия» под председательством кабинет-министра Волынского, и дело закрутилось.
На Неву сбегались горожане смотреть на строившееся чудо. Все в доме, вплоть до петлей, сделано было изо льда. Была и банька ледяная. За ледяными стеклами стояли писанные на полотне «смешные картины», освещавшиеся по ночам изнутри множеством свечей.
Чрез губернаторов выписаны были из разных отдаленных мест России представители инородческих племен, по нескольку пар «мужескаго и женскаго» пола.
6 февраля 1740 года свадебный поезд, управляемый Волынским и Татищевым, с музыкою и песнями, проехав мимо дворца и по всем главным улицам, остановился у манежа герцога Курляндского.
Процессия инородцев в национальных костюмах прошествовала по улицам Петербурга на разнообразных повозках, везомых разными животными, и застыла на какое-то время подле устроенных против Зимнего дворца ледяных палат, где происходило угощение.