Игла
Шрифт:
Игорь залился краской, расплылся в улыбке и, помедлив секунду, сам заключил ее в удушливые объятия. Марина со смехом уткнулась в его грудь. От Игоря парил такой жар, что у девушки взмокли волосы.
– Вот вечно как скажешь!.. – Игорь замолк на середине своей мысли и звонко чмокнул ее в темечко. – Нагрузил тут тебя своими проблемами накануне свадьбы…
– Да брось, – пропыхтела намертво вжатая в друга Марина. – Где бы я была сейчас без тебя? Одни только домашки по черчению чего стоят.
– Серьезно, Марина. Спасибо, что остудила мне голову.
– Мое тело в морге остынет, если ты не ослабишь хватку.
– Не наговаривай! –
– Игорь, – выдохнула Марина. От смеха в уголках ее глаз заблестели слезы. Она беспомощно барахталась в его руках. – Я задыхаюсь…
– Кислорода мало? А ну-ка хлебни!
Игорь присел, взял ее покрепче за талию, поднял над землей и закружил. Марина визжала, молила о пощаде и хлопала его по спине. Ее бежевая юбка развивалась флагом на ветру.
– Ну что, получше стало? – ухмыльнулся Игорь, поставив ее на ноги.
С оттопыренным вверх большим пальцем закружившаяся Марина пьяно завалилась на бок. Игорь поймал ее за руку и держал до тех пор, пока мир перед глазами девушки не вернулся на место.
– Если бы ты знала, как я рад, что ты выходишь замуж за хорошего человека, – сказал Игорь, – и как рад, что ты оставила в прошлом… все плохое.
Улыбка Марины застыла. Она уставилась куда-то сквозь виновато прикусившего язык Игоря – в пустоту собственного сердца.
С самого начала в ней зрело какое-то тревожное, тягостное чувство неизбежного горя – с той самой минуты, как Глеб ввалился к ней домой под утро, побросал на пол одежду и, шатаясь, лег к ней в постель. Кусая губы, Марина готовилась к его грубой ласке, слабо надеясь ее избежать. Когда Глеб был пьян, наслаждений девушке доставалось мало: вместо обыкновенного ураганного соития он только быстро, почти злобно толкался в нее несколько безрадостных минут и, излившись, утекал в чуткий сон.
…Но в ту ночь Глеб ее не тронул. Марина со смешанным чувством облегчения и недоумения слушала, как успокаивается его дыхание и как он забывается некрепким сном, мало чем отличным от потери сознания. До самого подъема Марина не смыкала глаз, спрашивая себя, отчего Глеб не разбудил ее и сколько выпил накануне, если сил не осталось даже на акт.
Часа три спустя отлежавшая все бока Марина тихо поднялась с постели, оставила Глеба отсыпаться, а сама прошмыгнула в коридор. Она ушла с вечеринки куда раньше партнера, но телу и сознанию было дурно как после крепкой попойки. И пусть на себе она никогда не испытывала последствий чего-то подобного, судить могла по Глебу и, пожалуй, по Оле. Подруга любила расслабиться после тяжелой рабочей недели до такой степени, что равнодушному к алкоголю Игорю приходилось сопровождать в бары любимую, но проблемную по пятницам девушку.
Марина приводила себя в порядок как-то судорожно, будто опаздывала на важную встречу. Сердце тяжело ухало, отражение в зеркале ей не улыбалось, косметика валилась из рук и пачкала раковину. Обводя тонкой линией веко, Марина не видела собственных глаз: перед ней отрывочно мелькал образ Глеба – не волнующий и задорный, как обычно, а грузный, угрюмый и кислый.
Помявшись, Марина надела поверх белья один только халат. Темный шелк заструился по ее спине, талии, рукам, и заманчиво оттенил ее сливочную кожу. Она повертелась у зеркала и решила, что поможет Глебу отрезветь быстрее, чем холодный душ. Марина улыбнулась этой мысли. Ей стало легче.
Девушка занялась завтраком и скоро услышала, как зашаркал по коридору Глеб. Она выглянула из кухни, но застала один только его затылок – он уже запирал за собой дверь в ванную. Марина выдохнула набранный для приветствия воздух, сберегла улыбку на следующий раз и вернулась к плите. Беспокойство вновь просочилось в спокойствие ее души; она сама не понимала, от чего сердце ее было сегодня не на месте. Мало ли, с выпиской переборщил. С кем не бывает.
Когда Глеб вошел в кухню, Марина уже раскладывала яичницу по тарелкам. На мгновение она замерла, заострив на нем, чего-то невнятно буркнувшем ей вместо приветствия, взгляд. С его черных, небрежно остриженных волос еще капала вода после душа, но одет он был в те же джинсы и кофту на замке с высоким воротом, в которых пришел. Пренебрег своей чистой, домашней одеждой, некоторое количество которой всегда было у Марины дома.
Чайник вскипел. Глеб уселся за стол и даже не взглянул на девушку, когда та поставила перед ним кружку. Марина передвигалась по кухне как во сне, ощущая в составе всего своего тела гнетущее ожидание какой-нибудь неприятной вести.
Марина разлила чай и тихо опустилась на стул против Глеба. Его лоб и шея стали грубого медного оттенка, совсем не похожего на ту красноту, которой заливаются обыкновенно лица после горячего душа. Он взял вилку, но так и не насадил яичницу на зубцы. Вместо этого Глеб взял кружку в другую руку, шумно отхлебнул подслащенный чай и прополоскал им рот.
– Как дела?
Глеб быстро взглянул на Марину. Поставил кружку. Вернул вилку на стол. И произнес всего несколько слов чуждым своему голосом.
Слух будто отказал Марине. Что-то услышав, но не поняв, что именно, она виновато улыбнулась и подалась вперед, подставив ухо. Глеб молчал, но мгновение спустя воспоминание о движении его губ нагнало и сошлось с произнесенными им словами.
На час или на мгновение – Марине показалось, что она лишилась чувств. Вот девушка сидит за столом, интересуется делами молодого человека, и вот уже рыдает, не поднимая головы, и рвет на голове спутавшиеся волосы.
«Я был с Юлей». Так он, кажется, сказал – просто, прямо, не пощадив ее надеждой истолковать сказанное как-то иначе.
– Это всего один раз было, – рявкнул Глеб. Он мерил кухню шагами, запустив руки глубоко в карманы джинсов. – Один раз, по пьяни. Откуда же я мог знать, что эта шкура будет меня спаивать? Я так надрался, что не смог бы разобрать, мужика или бабу вообще…
– Я давно ушла спать! – надрывалась Марина. Она продолжала сжимать вилку, с которой давно свалился на ковер кусочек начатого завтрака. – Я же сказала, что ухожу, когда ты еще не был пьян! Ты должен был понять, что это не я!