Игнатий Лойола и Общество Иисуса

Андреев Александр Радьевич

Мы начали прилагать все наши человеческие усилия и предлагать друг другу некоторые вопросы, которые требовали внимательного, осторожного и трезвого рассмотрения. Обычно на протяжении дня мы вникали в эти вопросы, богоразмышляли над ними и углублялись в них также и через нашу молитву. Вечером каждый из нас раскрывал другим то, что ему казалось наиболее справедливым и подходящим, чтобы все вместе мы пришли к какому-то более определенному и надежному мнению, которое было рассмотрено и, благодаря наиболее убедительным доводам, одобрено наибольшим числом участвующих.

В первый вечер, когда мы собирались вместе, был предложен следующий вопрос. После того, как мы предложили и посвятили свои жизни и свои личности Господу нашему Христу и Его истинному и законному Наместнику на земле, будет ли духовно лучше, чтобы он располагал нами и посылал нас туда, где, по его рассуждению, мы

принесем наибольший плод среди турок, индейцев, еретиков, среди любых других людей, неважно, верных или неверных. Духовно рассуждая, будет ли лучше сохранять между нами столь тесную и прочную связь, превращающую нас в единое тело, которое никакая физическая разлука, какой бы большой она ни была, не способна разъединить? Или же это принесет меньшую духовную пользу? В ближайшем будущем Верховный Понтифик пошлет с миссией в Сиену двух наших братьев. Должны ли мы заботиться и беспокоиться о тех, кто туда пойдет, как и они о нас, и оставаться в полном общении друг с другом, или же мы должны заботиться о них не больше, чем о тех, кто находится вне Общества?

В конце концов мы дали утвердительный ответ на этот вопрос. Поскольку всемилостивейший и всепрощающий Господь благоволил собрать и соединить нас, столь слабых и вышедших из столь разных стран со столь различными культурами, мы не должны разрушать то, что Бог собрал и соединил, но скорее утверждать и укреплять это, объединяясь в единое тело. Мы будем заботиться друг о друге и общаться между собой ради лучшего процветания душ тех, к кому мы направимся. Ибо, по сравнению с разобщенными и разбросанными по разным местам силами, объединенные силы обладают большей крепостью и энергией для осуществления всякого трудного благого начинания. Мы также желаем, чтобы люди поняли, что мы ничего не утверждаем от себя и не делаем по собственному вдохновению, но только то, что Бог положит нам на душу, а Апостольский Престол утвердит и одобрит.

Принеся на всю жизнь обеты целомудрия и нестяжания перед лицом преподобнейшего легата его Святейшества, когда мы пребывали в Венеции, будет ли духовно лучше принести третий обет – обет послушания одному из нас, чтобы мы смогли с большей чистотой, большей хвалой и более достойно исполнять во всем волю нашего Господа Бога и вместе с тем державную волю и повеления его Святейшества, которому мы предложили от всего сердца все нас принадлежащее: волю, ум, силы?

Решая этот вопрос, мы провели многие дни в непрестанной молитве и размышлениях, но ни к чему не пришли. Духовно рассуждая, лучше ли всем удалиться в пустыню и оставаться там тридцать или сорок дней, предаваясь богомыслию, посту и покаянию, чтобы Господь удовлетворил наши желания и внедрил в наши умы решение этого вопроса? Или же трое или четверо из нас, во имя всех, должны с той же целью удалиться в пустыню? Или же, если никто не должен уходить в пустынное место, можем ли мы, оставаясь в Риме отвести половину дня исключительно нашему делу, чтобы с большим удобством и более глубоко предаваться богомыслию, размышлению и молитве, а остаток дня посвятить нашим обычным служениям – проповедям и исповедям?

Мы решили остаться в Риме. Во-первых, мы желали избежать толков и соблазнов в городе, среди людей, которые бы рассудили и подумали легковесно, что мы сбежали, или что мы затеяли нечто новое, или что у нас ни твердости, ни постоянства в нашем деле. Во-вторых, мы не желали подвергать риску, в случае нашего отсутствия, то, что на наших глазах начало приносить преизобильный плод в исповедях, проповедях и прочих духовных служениях, плод столь изобильный, что, будь нас вчетверо больше, и то мы не смогли бы, как, впрочем, и теперь, удовлетворить нуждам всех.

Вторая возможность, которую мы начали обсуждать, чтобы найти путь к решению проблемы единоначалия, заключалась в обращенном ко всем и каждому предложении внутренне подготовиться тройным способом.

Во-первых, каждый будет готовиться, то есть отдаваться молитве, покаянию и богомыслию, и постарается обрести мир и радость во Святом Духе «во всем, что касается послушания, усиливаясь сделать все от него зависящее, чтобы более устремиться не к начальствованию, а к послушанию, при условии, что при этом будет воздаваться равная слава Богу и равное восхваление Его Величия.

Во-вторых, ни один из членов братства не будет говорить об этом с другими и ни у кого не будет узнавать о причинах выбора. Таким образом, позиция каждого не будет определяться убеждением другого. Каждый будет искать лишь того, что откроется ему в молитве и богомыслии как духовно наиболее подходящее.

В третьих, каждый будет смотреть на себя как на внешнего по отношению к нашему братству

и не притязающего когда-либо быть принятым в него. Таким образом, и благодаря этому он, безусловно, не будет под влиянием своих чувств мыслить и рассуждать скорее так, а не иначе. Будучи как бы внешним, он в полной свободе выскажет свое мнение. Он подтвердит и утвердит на основе собственного суждения то, что, по его мнению, послужит вящей славе Божьей и более надежно сохранит братство.

Мы собрались, готовые изложить всевозможные возражения и доводы претив послушания одному, которые каждый из нас в частном порядке нашел благодаря размышлению, богомыслию и молитве. По очереди каждый изложил то, что ему открылось. Один, например, сказал: создается впечатление, что слово «подвижничество» или «послушание» получает в народе христиан не тот приме, какой оно заслуживает, – по нашей вине и в силу наших грехов. Другой же сказал: если мы желаем жить в послушании, тогда, возможно, Верховный Понтифик принудит нас жить по-иному, уже существующего и утвержденному уставу. И тогда, из-за того, что мы не получили возможности и поприща трудиться ради спасения души, единственной цели, к какой мы стремимся после заботы о нашем собственном спасении, все наши желания окажутся тщетными, желания, которые, как нас кажется, были благословлены Господом Богом. Третий же сказал: если мы начнем послушаться и подчиняться кому-либо, тогда меньшее число людей войдет в наше братство для истовой работы на ниве Господней. Истинных работников мало, а жатва весьма обильна, и многие, по слабости и нестойкости человеческой, ищут здесь «своего, а не того, что угодно Иисусу Христу». И четвертый, и пятый и другие многие высказались, перечисляя возражения против послушания одному.

На другой день собеседование развивалось в противоположном направлении. Были представлены все преимущества и благо послушания, которые каждый обрел в молитве и богомыслии. Каждый по очереди изложил то, о чем он размышлял, или приводя свою мысль к абсурду, или же прямо утверждая ее. Один из нас сказал: если нашему братству будет поручена некая задача для исполнения, без сладчайшего ига послушания, никто по-настоящему не возложит на себя тяжесть исполнения, сбросит свой груз на другого, что мы не раз испытали на опыте. Другой сказал: если наше братство окажется без послушания одному, оно не сможет долго ни продержаться, ни сохраниться, что противоречит нашему изначальному намерению – навечно сохранить наше богатство. Любое братство надежнее всего сохраняется послушанием. Следовательно, оно представляется нас необходимым, прежде всего нас, принесшим обет постоянного нестяжания и неизменно и постоянно пребывающим в трудах земных и духовных, мало благоприятствующих сохранению нашего Братства. Третий сказал: послушание лежит в основе героических поступков и добродетелей, даже в обычных обстоятельствах. Действительно, тот, кто поистине живет в послушании, в полной мере готов исполнить то, что ему прикажут, идет ли речь о чем-то весьма трудном, или же о том, что связано со стыдом и насмешкой и делает нас «позорищем для мира». Например, если кого-то заставят ходить по улицам и общественным местам обнаженным или в непривычных одеяниях. Даже если этого никогда не прикажут сделать, тот, кто вполне готов исполнить это, отвергнув собственное суждение и всю свою волю, неизменно будет причастен к геройству, а это еще более увеличит его заслугу. И еще: ничто так не сокрушает гордыню и высокомерие, как послушание. Ибо гордыня превыше всего ставит свое собственное суждение и свою собственную солю и никому не уступает. Наоборот, послушание ведет сражение в противоположном смысле, ибо оно всегда следует суждению и воле другого, оно всему уступает и теснейшими узами связано со смирением, врагом гордыни. И еще: хотя мы предались в полное послушание Понтифику и Высшему пастырю, каждый из нас и все наше братство, тем не менее он не сможет заниматься нашими обыденными личными делами. А если бы и смог, это ему не подобает.

На протяжении многих дней мы рассмотрели под разными углами зрения великое множество вопросов, касающихся решения проблем, взвешивая и изучая наиболее весомые и действенные доводы, не оставляя наших обычных дел – молитву, богомыслие и размышление. В конце, по благодати Господа, мы вынесли решение – не большинством голосов, но и без того, чтобы хотя бы у одного из нас было противоположное мнение. Для нас духовно более прилично и необходимо оказывать послушание одному из нас, чтобы мы смогли лучше и точнее осуществить наши изначальные желания: во всем исполнять Божью волю, обеспечить более надежное сохранение Общества, суметь достойным образом позаботиться об исполнении всех тех дел, которые нам представятся, как духовных, так и земных.