Игнатий Лойола
Шрифт:
Альбрехт не понимал, как его товарищ ухитряется завоёвывать расположение сильных людей. В Виттенберге Лютер выделял его более всех, несмотря на Альбрехтовы отчаянные попытки выслужиться перед любимым профессором. Теперь Людвиг ухитрился стать нужным Мюнцеру. С каким вниманием «Новый Гедеон» выслушивал его советы! Он бы с радостью сделал этого выходца из крестьян своей правой рукой, вместо монаха Пфайфера, да только пронырливый студиозус не соглашался.
— Свою свободу нельзя продавать даже за идею свободы! — сказал он как-то Фромбергеру в таверне, потягивая пиво.
После ухода Мыюнцера они ещё некоторое время жили в Альтштадте. Держало их маленькое, но довольно важное дело. Один купец заказал стихи на рождение наследника. Счастливый отец желал видеть их выгравированными в окружении вензелей и ангелочков. Плату пообещал солидную, но придирался хуже инквизитора. То вензеля неблагородные, то ангелы глядят глуповато.
— Это сияние невинности! — убеждал Людвиг, в который раз переделывавший эскизы. — Земные хитрости ангелам чужды.
— Ты мне зубы не заговаривай, — басил купец, — я сыну над кроватью повешу. Он вырастет и спросит: фатер, о чём думают эти ангелы? А по их глазам видно: думать их не научили.
— Не следует путать земной рассудок с небесной мыслью, — отбивался Людвиг, но переделывать опять пришлось.
— Ну не умею я рисовать, как Альма! — жаловался он товарищу. — Везёт тебе: лепишь свои вирши, будто пирожки. То так, то сяк можешь за минуту переделать. А мне полдня размалёвывать.
— У меня тоже голова пухнет. Одиннадцать раз переделывал. Еле угодил. Вот, послушай:
Сберись достойно приумножить Всё, что соделал твой отец. Но будет злата пусть дороже Твой благочестия венец.— Все хотят благочестия... — вздохнул Людвиг, — да разве ж его купишь! Ладно, гравируем.
С неспокойным сердцем они принесли заказ в купеческий дом. Боялись: хозяин опять придерётся. Тот начал рассматривать гравюру, надувая щёки и заставляя студентов нервно почёсываться. Потом торжественно прокашлялся и вопросил:
— Лучше, значит, не можете сделать?
— Позвольте спросить, чем вы недовольны на этот раз? — поинтересовался Альбрехт, чувствуя, как внутри разрастается и крепнет желание убить привередливого заказчика.
— Да вроде бы всё и нравится... Вроде бы! — со значительностью подчеркнул купец. — Впрочем, если не умеете лучше — оставим так.
Взяв работу, он выразительно посмотрел на студиозусов, явно побуждая их уйти.
— А где наша плата? — напомнил Людвиг.
— Плата... Ай-ай-ай! Чуть не забыл сказать. Нету сейчас свободных денег, подождите месячишко.
— Знаешь что?! — Альбрехт подошёл к торговцу вплотную. Тот был большой, но грузный. Студиозус с огромными кулаками и разъярённым лицом выглядел намного опаснее.
Купец заморгал, якобы непонимающе:
— Зачем руками размахался? Всё будет через месяц. Может, даже через три недельки.
— Нам сейчас нужно, — сказал Людвиг спокойно, но твёрдо.
— Нет у меня сейчас! — развёл руками заказчик. — Хотя подождите.
Он удалился за перегородку и вернулся с большим свёртком.
— Вот вещички новомодные есть на вас, почти не ношеные.
Альбрехт увидел одежду своей мечты — куртку с многочисленными разрезами и цветными заплатами. Он мечтал о такой ещё в Виттенберге.
— Вот, гляди какие! — купец с неожиданной ласковостью в голосе демонстрировал сборчатые рукава. Курток оказалось две. — Будете ходить франтами, а не захотите, всегда можно продать.
— Такое старье никто не купит, — поморщился Людвиг. — Фромбергер! Они ветхие! Разве не видишь?
— Где же ветхие? Совсем немножко, — Альбрехт не хотел расставаться с мечтой.
Они взяли куртки и покинули дом купца. Едва выйдя на улицу, Фромбергер тут же облачился в обнову.
— Смотри, будто по мне шили, — сказал он, безуспешно пытаясь оглядеть себя со всех сторон.
Людвиг пробормотал нечто маловразумительное.
Они двинулись в путь. Почти сразу купеческая куртка попыталась развалиться, как предрекал Людвиг. Но на постоялом дворе нашлась одна проворная вдовая «кумушка». Статный голубоглазый студиозус очаровал её. Полночи она чинила ему модную одежду, с нежной улыбкой слушая его воинственный храп. Даже разрезала одну из своих юбок на заплатки.
Через несколько дней достигли Мюльхаузена.
Фромбергера, давно не бывавшего в больших городах, охватило пьянящее чувство свободы. Они с Людвигом шагали по аккуратно мощённым улицам, а те не кончались. Дома и соборы выглядели величественнее, чем в Альтштадте или в Айзенахе, а людей на улицах встречалось совсем мало, хотя стоял день. В воздухе висела таинственная значительность. Казалось: сейчас сам император выедет из-за угла и закажет хвалебную оду с вензелями. Звенящая безлюдная тишина будто подготавливала его торжественный выезд. Но вместо фанфар откуда-то из переулка послышался отчаянный крик.
— Что это? — в ужасе спросил Альбрехт. Людвиг рванул его за локоть, подтащив к крыльцу, оплетённому хмелем.
— Прижмись, не вылезай, — велел он. — Время теперь неспокойное.
Будто иллюстрируя его слова, послышался топот. Мимо них, затравленно оглядываясь, промчался ландскнехт в штанах и куртке с разрезами и складками. За ним мчались преследователи. Человек пять, вооружённых кто чем. Один размахивал палкой, с прикованным к ней цепью железным шиповатым шариком. Альбрехт видел такие в сарае у материной родни, но так и не удосужился запомнить название. Кто-то бежал с рогатиной наперевес, кто-то — с кинжалом, а последний, чуть отставший, тащил огромную ржавую косу. От свирепого вида этого косоносца Фромбергеру немедленно захотелось дать стрекача.
Людвиг разделял мнение товарища. Не сговариваясь, они попятились, давя спинами листья хмеля, в спасительный переулок. Не самый правильный поступок, как выяснилось. Их крадущиеся движения привлекли внимание. Мрачный косоносец внезапно остановился и крикнул:
— Тут ещё один из них! Ловите!
«Почему один? Нас ведь двое», — вспыхнуло в голове у Фромбергера, пока он перепрыгивал через забор вокруг цветника.
«Зачем я бегу? Разве я вор?» — подумал он, мчась по переулку.
Но останавливаться было нельзя. Рядом, тяжело дыша, топотал Людвиг. Сзади настигали товарищи косоносца. Студиозусы изо всех сил ускорились. Погоня вроде бы отстала.