Игнатий Лойола
Шрифт:
— Как бы папа вместо благословения не отлучил нас от Церкви... — тихо произнеоДиего Лаинес, до сей поры молчавший, — но всё равно пойдём. Как иначе?
Письмо студента Альбрехта Фромбергера своей возлюбленной в Мюльхаузен. Отправлено 22 ноября 1535 года из Парижа.
Милая Альма!
Я не понимаю, что случилось со мной. Зачем я уж почти десять лет скитаюсь на чужбине, не зная, живы ли мои родители... Мне так и не удалось стать бакалавром, но вовсе не из-за моего несчастного характера. Я прошёл все экзамены, а завершить образование не смог из-за отсутствия средств. Видишь ли, у них здесь это называется «взять камень». По окончании курса студент обязан закатить пир для преподавателей и сотоварищей. Если бы я знал это раньше! Осталась последняя надежда — получить диплом в Италии — говорят, там не нужно этого «камня». Кстати, судя по всему, наш мерзавец находится именно там. Я двинусь ему вослед, но не буду выяснять город, где он учится, а поеду прямо в Рим. Думаю, папист рано или поздно окажется там. Наверное, я смогу убить его, ведь он лишил меня покоя и украл у меня столько времени.
Здесь в Париже я познакомился со студентами из Швабии. Они рассказывают страшные вещи. Говорят, у нас идёт война между папистами и лютеранами, есть много жертв. Рассказывают ещё про Цвингли и швейцарских наёмников, которые якобы орудуют по всей Германии. А бакалавр из Тюрингии утверждает, что после Вормсского эдикта 1530 года у нас тишь и полное католическое благонравие. Зато саксонские студенты поведали мне о Шмалькальденском конвенте. Якобы идеи Лютера теперь можно разделять, не опасаясь за свою голову. Совершенно непонятно, где найти правду в этих разговорах. Видишь, какой ужас, а ты совсем не пишешь мне. Напиши хоть, жива ли ты.
С любовью, Альбрехт.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
«Компания Иисуса» вернулась из Рима с блистательной победой. Доктор Ортис, которого они так боялись, повёл себя неожиданно благосклонно и даже помог им добиться аудиенции у папы Павла III.
Она произошла во вторник Пасхи, 3 апреля 1537 года, в Кастель Сайт Анджело. Среди приглашённых, наряду с кардиналами, епископами и богословами, были парижские магистры, знавшие товарищей Иниго.
За роскошным пасхальным столом велись богословские диспуты. Ученики Лойолы удивили всех своим горячим рвением в сочетании с образованностью. Папа, растрогавшись, не только благословил их на паломничество в Святую землю, но и дал шестьдесят дукатов на дорогу.
Его примеру последовали другие члены Римской курии. В результате у «компании Иисуса» оказалось целых двести шестьдесят дукатов.
В день отъезда, 27 апреля 1537 года, папа призвал их к себе и выдал два документа: разрешение отправиться в Иерусалим и отпускную грамоту с подписью и папской печатью. Эта бумага позволяла тем из них, кто ещё не был священником, принять рукоположение от любого епископа, даже если они не подпадали под его юрисдикцию.
Но даже эти сказочные подарки судьбы не так поразили «общников», как доктор Ортис. Совсем недавно проклинавший Лойолу, он подошёл к ним, дабы передать «этому достойному человеку» просьбу пройти с ним, недостойным, духовные упражнения.
С какой гордостью, вернувшись в Венецию, все девятеро вручили деньги и ценные документы своему наставнику!
Им пришлось испытать жестокое разочарование. Лойола не только не обрадовался, но, похоже, испугался.
— Надо... распознать хорошенько, — пробормотал он, даже не развернув документы.
«Что случилось с нашим доном Игнасио? — с тревогой спрашивали они друг друга. — Неужели он передумал ехать в Иерусалим? Неужели мы зря ходили к папе?»
Иниго не подтвердил их опасений. Он пришёл в нормальное расположение духа и со свойственной ему энергией начал готовиться к отъезду. Полученным в Риме разрешением принять рукоположение он также решил не пренебрегать. В первое воскресенье июня, в домашней часовне Винченцо Нигусанти, епископа Арбе, он принял сан священника, официально став отцом Игнатием. Вместе с ним священниками стали все члены «компании Иисуса», кроме недавно примкнувшего Сальмерона. Последний оказался слишком молод.
В приподнятом настроении, с вещами и деньгами, они поспешили на пристань и узнали, что корабли в Яффу больше не ходят из Венеции. Такого не случалось уже тридцать восемь лет.
— Не понимаю! — возмущённо сказал Бобадилья капитану маленького судёнышка, сообщившему им сей печальный факт. — Как это: не ходят? Это ведь не запрещено законом. Вы стоите здесь на якоре уже месяц. За это время легко можно доплыть до Святой земли. Мы заплатим вам.
Капитан прищурился и покачал головой:
— Деньги в могилу не возьмёшь. В нашем море турки охотятся. Говорят, мы заключили против них тайный союз с папой. Не сегодня-завтра начнётся война. Какое тут паломничество!
— Вы знали об этом, дон Игнасио! — воскликнул Фавр.
Иниго пожал плечами:
— Вовсе нет.
— Но что же нам делать? — Франциск Хавьер растерянно, с отчаянной надеждой смотрел на Лойолу. Это выглядело комично, поскольку он был намного выше ростом своего наставника.
— Будем исполнять наш обет, — ответил тот. — У нас остался ещё год. Если за это время попасть в Иерусалим не удастся, значит, пойдём служить папе. Разумеется, мы не должны тратить время попусту. Разойдёмся по городам для проповеди, но только в окрестностях Венеции, далеко уходить не будем. В случае нужды быстро соберёмся снова.
...«Общники» разошлись кто куда. Лойола с Фавром и Лаинесом оказались в местечке с названием Винченцо и поселились за чертой города в заброшенном доме с пустыми проёмами вместо окон и двери. Весь день бродили, проповедуя и собирая милостыню. Город был небольшой, собранных средств едва хватало на муку, из которой они по очереди готовили.
В один из вечеров, как обычно, собрались ужинать. Очередь делать лепёшки выпала Иниго.
— Дон Игнасио, а какого вы мнения о Кальвине? — спросил Фавр.
Лойола, не отрываясь от размешивания теста, поинтересовался:
— А кто это?
— Вы не можете его не знать! Не верю! — возмутился Пьер. — Сколько мы спорили с его последователями!
— Он вроде Лютера, — напомнил Лаинес. — Его-то вы читали, дон Игнасио?
Иниго вылепил первую лепёшку и наклеил на закопчённую чугунную плиту полуразрушенного очага. Раздалось шипение, белый кружок задымился. Лойола палочкой ловко передвинул выпечку левее, где пламя уже опало, оставив после себя жаркие угли.