Игра ангела
Шрифт:
Компаньоны приняли меня с похоронным видом и нелюбезно. Барридо сидел за столом, поигрывая авторучкой, Экобильяс, стоя у него за спиной, сверлил меня взглядом. Отрава плотоядно облизывалась, пристроившись на стуле рядом со мной.
— Не могу выразить, насколько я сожалею, любезный Мартин, — говорил Барридо. — Проблема заключается в следующем: книготорговцы делают заказы, руководствуясь критикой, опубликованной в газетах, — не спрашивайте почему. Если вы заглянете на склад тут неподалеку, то убедитесь, что тираж вашего романа в три тысячи экземпляров лежит у нас мертвым грузом.
— Со всеми вытекающими затратами и
— Я заходил на склад, прежде чем прийти сюда, и обнаружил всего триста экземпляров. Заведующий сказал мне, что столько и было напечатано.
— Ложь! — вознегодовал Эскобильяс.
Барридо остановил его примирительным жестом.
— Извините моего компаньона, Мартин. Поймите, что мы возмущены не меньше, а может, даже больше вас гнусными выступлениями местной прессы против книги, в которую все в нашем издательстве буквально влюбились. Но прошу согласиться, что, несмотря на нашу глубочайшую веру в ваш талант, в настоящем случае мы связаны по рукам и ногам общественным мнением, введенным в заблуждение неблагоприятными отзывами прессы. Но не отчаивайтесь, Рим ведь не сразу строился. Мы прилагаем все силы, чтобы ваше произведение заняло то место, которое заслуживает своими литературными достоинствами и высочайшей…
— С тиражом в три сотни экземпляров.
Барридо тяжко вздохнул, уязвленный моим недоверием.
— Тираж составляет пятьсот штук, — уточнил Эскобильяс. — Двести вчера лично забрали Барсело и Семпере. Остальное будет внесено в заявочный лист, поскольку никто не горит желанием вешать себе на шею ярмо, накапливая новинки. Если бы вы взяли на себя труд задуматься о наших проблемах, а не вели себя как эгоист, вы бы прекрасно все поняли.
Я в изумлении взирал на эту троицу.
— Только не говорите, что больше ничего не собираетесь предпринять.
Барридо горестно посмотрел на меня.
— А что, по-вашему, мы должны делать, друг мой? Мы костьми ложимся ради вас. Помогите и вы нам немного.
— Если бы вы написали хотя бы такую книгу, как ваш приятель Видаль, — заметил Эскобильяс.
— Вот это роман так роман, — согласился Барридо. — Даже «Голос индустрии» его хвалит.
— Я знал, что именно так все и кончится, — продолжал Эскобильяс. — Вы неблагодарный человек.
Отрава, сидевшая сбоку, смотрела на меня с выражением крайнего огорчения. Мне почудилось, будто она хочет взять меня за руку, чтобы утешить, и я поспешно отодвинулся. Барридо сиял масленой улыбкой.
— Может, оно и к лучшему, Мартин. Может, Господь в своей бесконечной мудрости подает вам знак, что нужно вернуться к работе, доставлявшей столько удовольствия читателям «Города проклятых».
Я захохотал. Барридо присоединился, и как по команде с нами вместе засмеялись Эскобильяс и Отрава. Я взглянул на стаю скалящихся гиен и сказал себе, что в других обстоятельствах эта сцена показалась бы мне не лишенной иронии.
— Мне по душе ваш оптимизм, — заявил Барридо. — И что? Когда мы получим следующий роман из серии Игнатиуса Б. Самсона?
Троица выжидательно уставилась на меня. Я откашлялся, чтобы голос звучал четко и ясно, и широко улыбнулся:
— Идите в задницу.
Покинув издательство, я много часов подряд бесцельно бродил по улицам Барселоны. Я чувствовал, что мне трудно дышать и что-то давит на грудь. Холодный пот покрывал лоб и ладони. Ближе к ночи, не зная уже, куда спрятаться, я пустился в обратный путь к своему дому. Когда я проходил мимо книжного магазина «Семпере и сыновья», то обратил внимание, что букинист заполнил витрину экземплярами моего романа. Было поздно, и магазин закрылся, но в зале еще горел свет. Я собирался прибавить шагу, но Семпере уже заметил меня и улыбнулся с такой печалью, какой мне никогда не доводилось видеть на его лице за долгие годы знакомства. Он подошел к двери и открыл ее.
— Зайдите на минутку, Мартин.
— В другой раз, сеньор Семпере.
— Сделайте одолжение.
Он взял меня за локоть и втянул внутрь магазина. Я проследовал за ним в подсобное помещение, и там он усадил меня. Он налил в два бокала нечто, что казалось гуще смолы, и жестом велел выпить напиток залпом. Свой бокал он тоже осушил до дна.
— Я полистал книгу Видаля, — сказал он.
— Триумф сезона, — обронил я.
— Он знает, что роман написали вы?
Я пожал плечами:
— Какая разница?
Семпере посмотрел на меня таким же взглядом, каким когда-то смотрел на восьмилетнего мальчика, явившегося к нему в дом в синяках и с выбитыми зубами.
— Вы хорошо себя чувствуете, Мартин?
— Превосходно.
Семпере едва заметно покачал головой, встал и взял что-то с одной из полок. Я увидел, что он держит в руках мой роман. Букинист с улыбкой протянул мне книгу и ручку:
— Не откажите в любезности, подпишите.
Едва я закончил писать посвящение, как Семпере забрал у меня книгу и торжественно поместил ее на почетную витрину за прилавком, где хранились драгоценные первые издания, не подлежавшие продаже. Это была личная сокровищница Семпере.
— Вы вовсе не обязаны это делать, сеньор Семпере, — пробормотал я.
— Я это делаю потому, что таково мое желание, и повод более чем достойный. Книга — часть вашей души, и, если уж на то пошло, моей тоже. Я поставлю ее между «Отцом Горио» и «Воспитанием чувств». [24]
— Это святотатство.
— Глупости. Это одна из лучших книг, проданных мною за последние десять лет, а я продал их множество, — сказал мне старик Семпере.
Лестные слова Семпере едва поколебали ледяное непроницаемое безразличие, постепенно охватившее меня. Я не спеша прогулялся до своего жилища. Вернувшись в дом с башней, я налил на кухне стакан воды, и когда пил ее в темноте, меня разобрал смех.
24
Романы О. Бальзака и Г. Флобера.
На следующее утро мне нанесли два светских визита. Первым явился Пеп, новый шофер Видаля. Он привез приглашение от своего хозяина на обед в ресторан «Maison Doree». Несомненно, речь шла о праздничном пиршестве, обещанном мне некоторое время назад. Пеп точно одеревенел, и ему явно не терпелось поскорее разделаться с поручением. Непринужденность, отличавшая прежде его манеру обращения со мной, испарилась бесследно. Он не захотел войти и предпочел подождать на лестнице. Пеп протянул записку Видаля, избегая смотреть мне в лицо, и, как только я пообещал явиться на свидание, ушел не попрощавшись.