Игра ангела
Шрифт:
Со вторым визитом спустя полчаса к моему очагу пожаловали оба моих издателя в сопровождении угрюмого на вид господина, в котором я опознал их адвоката. Траурно-воинственное настроение гротескной троицы не оставляло сомнений относительно цели их посещения. Я пригласил их в галерею, где они уселись рядышком на диван по росту в порядке убывания — слева направо.
— Что-нибудь выпьете? Рюмочку цианистого калия?
Я не ожидал улыбок и не получил их. После краткой преамбулы в исполнении Барридо по поводу колоссальных убытков, которыми грозит издательству провал «Шагов с неба», слово взял адвокат, лаконично обрисовавший состояние дел. Он сказал открытым текстом: если я не вернусь к работе в своем воплощении Игнатиуса Б. Самсона и не представлю через полтора месяца рукопись «Города проклятых», мне предъявят иск за нарушение условий контракта, нанесение ущерба и убытков и еще по пяти или шести пунктам, которые я проглядел, не придавая им до сих пор должного значения. Однако имелись и хорошие новости. Барридо и Эскобильяс, хотя и были уязвлены моим поведением, нашли в себе силы проявить чудеса щедрости, дабы сгладить все шероховатости и вновь заключить взаимовыгодный союз о дружбе и сотрудничестве.
— Если желаете, можете приобрести по льготной цене в размере семидесяти процентов от продажной остаток тиража «Шагов с неба». Мы вынуждены констатировать, что на роман нет спроса и нет смысла включать его в заявочный лист, — пояснил Эскобильяс.
— Почему бы вам не вернуть мне авторские права? В сущности, вам они не стоили ни гроша, и вы не рассчитываете продать ни одного экземпляра.
— Мы не можем так поступить, друг мой, — возразил Барридо. — Хотя никакого аванса вам не платили, тем не менее издание потребовало весьма значительных вложений со стороны фирмы. Контракт вы подписали на срок двадцать лет, и он автоматически продлевается на тех же условиях в случае, если издательство пожелает реализовать свои законные права. Поймите, пожалуйста, что мы тоже должны что-то получать. Нельзя же заботиться только об авторе.
По завершении его выступления я предложил трем сеньорам на выбор: убраться самостоятельно или быть вытолканными взашей. Прежде чем дверь захлопнулась у них перед носом, Эскобильяс соизволил наградить меня своим фирменным злобным взглядом.
— Мы ждем ответа в течение недели, или вам конец, — процедил он сквозь зубы.
— Через неделю вы и ваш идиот компаньон будете покойниками, — хладнокровно ответил я, плохо понимая, что заставило меня это сказать.
Вторую половину утра я провел, созерцая стены, пока колокола церкви Санта-Мария не напомнили мне, что пора собираться на встречу с доном Педро Видалем.
Видаль ждал меня, заняв лучший столик в зале. В руках он нежил бокал белого вина и слушал пианиста, который наигрывал пьесу Энрике Гранадоса [25] бархатными пальцами. Увидев меня, Видаль встал и радушно протянул руку.
— Поздравляю, — сказал я.
Видаль невозмутимо улыбался, дожидаясь, пока я усядусь, и только потом сел сам. Последовала минутная пауза, заполненная звуками музыки, а также взглядами персон из высшего общества, которые приветствовали Видаля издалека или же подходили к столику, чтобы поздравить его с успехом, о котором только и говорили в городе.
25
Гранадос, Энрике (1867–1916) — выдающийся испанский композитор и пианист. Широко использовал в своем творчестве элементы национальной музыки.
— Давид, ты не представляешь, насколько я сожалею о том, что произошло, — начал он.
— Не сожалейте, лучше наслаждайтесь.
— Думаешь, это так много значит для меня? Лесть горстки неудачников? Я мечтал о твоем триумфе.
— Простите, что вновь разочаровал вас, дон Педро.
Видаль вздохнул.
— Давид, я не виноват, что на тебя открыли сезон охоты. Ты не просишь, ты требуешь во весь голос. Ты уже большой мальчик и должен понимать, как делаются такие вещи.
— Просветите меня.
Видаль прищелкнул языком, словно мое простодушие оскорбляло его в лучших чувствах.
— А чего ты ожидал? Ты не член стаи. И никогда не станешь. Ты не хотел быть как все и думаешь, тебя простят. Ты замкнулся в своей башне и полагаешь, что выживешь, не присоединившись к общему хору, и сойдешь за своего. Ты ошибаешься, Давид. Всегда ошибался. Игра идет другая. А если хочешь сыграть по своим правилам, пакуй чемоданы и уезжай куда-нибудь, где ты сможешь стать хозяином судьбы, если такое место найдется. Но если останешься здесь, следует присоединиться к общине, какой бы она ни была. Все очень просто.
— Вы следуете этому принципу, дон Педро? Не выделяться в общине?
— А мне это не нужно, Давид. Я их кормлю. Чего ты тоже никогда не понимал.
— Вы бы удивились, узнав, как быстро я постигаю науку. Но не беспокойтесь, поскольку все эти рецензии не имеют ровным счетом никакого значения. Так или иначе, завтра никто о них и не вспомнит: ни о ваших хвалебных, ни о моих разгромных.
— Тогда в чем проблема?
— Пусть все идет своим чередом.
— Эти два сукиных сына? Барридо со своим стервятником?
— Забудьте, дон Педро. Как вы сказали, я сам кругом виноват. Больше никто.
Возник maitre [26] с вопрошающим выражением в глазах. Я в меню не заглядывал и даже не собирался.
— Как обычно, на двоих, — распорядился дон Педро.
Maitre с поклоном удалился. Видаль посмотрел на меня точно на хищного зверя, посаженного в клетку.
— Кристина не смогла прийти, — проронил он. — Я принес вот это, чтобы ты ей надписал.
26
Здесь в значении «метрдотель» (фр.).
Он положил на стол экземпляр «Шагов с неба», обернутый в пурпурную бумагу с печатью магазина «Семпере и сыновья», и подтолкнул ко мне. Я не прикоснулся к книге. Видаль побелел. Яростная стычка и ее оборонительный характер заставили трубить отбой. Теперь настала пора сделать выпад.
— Скажите мне без промедления что должны сказать, дон Педро. Я не кусаюсь.
Видаль осушил бокал вина.
— Мне хотелось бы сказать тебе две вещи. И они тебе не понравятся.
— Я начинаю привыкать к дурным новостям.
— Первая касается твоего отца.
Я почувствовал, как ядовитая ухмылка растворяется у меня на губах.
— Я хотел признаться тебе в течение многих лет, но мне казалось, что правда не принесет добра. Ты решишь, будто я молчал из трусости, но я клянусь, клянусь чем угодно, что…
— Что? — перебил я его.
Видаль вздохнул.
— В ту ночь, когда умер твой отец…
— Когда его убили, — поправил я холодно.
— Произошла ошибка. Твоего отца убили по ошибке.
Я тупо смотрел, не понимая, что он силится сказать.