Игра ангела
Шрифт:
— Исабелла, чтобы мы поладили, необходимо установить ряд правил. Правило первое: вопросы задаю я, а ты на них только отвечаешь. Когда у меня нет вопросов, ты со своей стороны не выдаешь ни ответов, ни спонтанных тирад. Правило второе: я завтракаю, обедаю или витаю в облаках столько, сколько мне заблагорассудится, и эта тема не подлежит обсуждению.
— Я не хотела вас обидеть. Я понимаю, что правильное пищеварение способствует вдохновению.
— Правило третье: до полудня никаких саркастических замечаний. Договорились?
— Да, сеньор Мартин.
— Правило четвертое: ты не называешь меня «сеньор Мартин» даже в день моих похорон. Я тебе, конечно, кажусь ископаемым, но сам лично считаю, что еще молод. Более того, так и есть, точка.
— Как мне вас называть?
— По имени — Давид.
Девушка кивнула. Я открыл входную дверь и жестом пригласил ее войти. Исабелла замешкалась на миг, затем решительно шагнула в прихожую.
— Мне кажется, вы выглядите довольно молодо для своего возраста, Давид.
Я ошеломленно уставился на нее.
— А сколько, по-твоему, мне лет?
Исабелла оценивающе оглядела меня с ног до головы.
— Где-то около тридцати? Но вы их неплохо прожили, правда?
— Сделай одолжение, замолчи и свари кофейник бурды, которую ты принесла.
— Где кухня?
— Поищи.
Замечательный колумбийский кофе мы вкушали вместе, сидя в галерее. Исабелла держала кружку и искоса наблюдала за мной, пока я читал ее рассказ, который она принесла. Каждый раз, перевернув страницу, я поднимал голову и встречал ее взгляд, исполненный ожидания.
— Если ты будешь таращиться на меня, как сова, мы далеко не уедем.
— А что, по-вашему, я должна делать?
— Разве ты не рвалась мне помогать? Помогай. Допустим, найди то, что требуется убрать, и убери.
Исабелла оглянулась по сторонам:
— Тут все вверх дном.
— Лови момент.
Исабелла кивнула и отправилась на битву с хаосом и беспорядком, царившими в моем жилище, с решимостью полководца. Я прислушался к шагам, удалявшимся по коридору, и продолжил чтение. В рассказе, который она мне дала, почти отсутствовала сюжетная линия. С изысканной простотой, в точно подобранных выражениях она описывала чувства, мысли и разочарования девушки, запертой в холодной мансарде в квартале Рибера, откуда она наблюдала за городом и людьми, сновавшими по тесным и темным переулкам. Образы и печальная музыка ее прозы выдавали одиночество на грани отчаяния. Девушка, героиня рассказа, часами блуждала в мире своих грез и временами вставала перед зеркалом и резала руки и бедра осколком стекла, оставляя шрамы подобно тем, что угадывались под обшлагами рукавов Исабеллы. Я почти дочитал рассказ, когда заметил, что девушка смотрит на меня из дверей галереи.
— Что?
— Простите, что прерываю, но что находится в комнате в конце коридора?
— Ничего.
— Оттуда неприятно пахнет.
— Сыростью.
— Если хотите, я могу ее прибрать и…
— Нет. Комната не используется. И, кроме того, ты не прислуга, и тебе незачем заниматься уборкой.
— Я только хотела помочь.
— Помоги, сварив мне еще чашечку кофе.
— Почему? От рассказа вас клонит в сон?
— Сколько времени, Исабелла?
— Наверное, часов десять.
— И это означает?..
— Что никаких саркастических замечаний до полудня, — закончила Исабелла.
Я торжествующе улыбнулся и протянул ей пустую кофейную чашку. Девушка взяла ее и отбыла в направлении кухни.
К тому моменту, когда она вернулась с чашкой дымящегося кофе, я дочитал последнюю страницу. Исабелла села напротив. Я улыбнулся ей и невозмутимо пригубил отличный кофе. Девушка переплела пальцы и стиснула зубы, незаметно поглядывая на рукопись рассказа, которую я положил лицом вниз на стол. Исабелла продержалась с закрытым ртом всего несколько минут.
— И что? — спросила она наконец.
— Великолепен.
Она просияла.
— Мой рассказ?
— Кофе.
Она обиженно посмотрела на меня и встала, чтобы забрать свои странички.
— Оставь в покое, — велел я.
— Зачем? Ясно же, что вам не понравилось и вы считаете меня конченой дурой.
— Я этого не сказал.
— Вы ничего не сказали, что намного хуже.
— Исабелла, если ты действительно хочешь посвятить себя литературе или, во всяком случае, писать, чтобы тебя читали, придется привыкнуть, что иногда тебя будут игнорировать, оскорблять, презирать и почти всегда демонстрировать безразличие. Это одна из прелестей профессии.
Исабелла потупилась и глубоко вздохнула.
— Я не знаю, есть ли у меня талант. Но я знаю, что мне нравится писать. Или, вернее, что мне необходимо писать.
— Обманщица.
Она подняла взор и посмотрела на меня в упор.
— Ладно. У меня есть талант. И мне глубоко плевать, если вы считаете иначе.
Я ухмыльнулся:
— Вот это мне больше по вкусу. Полностью согласен.
Она в замешательстве уставилась на меня.
— С тем, что у меня есть талант, или с тем, что его у меня нет, с вашей точки зрения?
— А ты как думаешь?
— Следовательно, вам кажется, что у меня есть способности?
— Я считаю, что у тебя есть талант и желание, Исабелла. Больше, чем ты думаешь, и меньше, чем ожидаешь. Но на свете немало людей, кто обладает способностями и желанием, и многие не добиваются ничего. Это только предпосылки к тому, чтобы совершить что-то в жизни. Врожденный дар сродни силе атлета. Можно появиться на свет, обладая большими или меньшими способностями, однако человек не становится атлетом только лишь по той причине, что родился высоким, сильным или быстрым. Выдающимся спортсмена или художника делает упорный труд, совершенствование в своем ремесле и технические приемы. Природный ум — не более чем стратегический запас. Чтобы с толком им распорядиться, необходимо преобразовать разум в оружие высокой точности.
— Уместна ли здесь военная терминология?
— Всякое произведение искусства агрессивно, Исабелла. И вся жизнь художника состоит из маленьких и больших войн, начиная с борьбы с самим собой и своей ограниченностью. Чтобы добиться поставленной цели, нужно в первую очередь честолюбие, а затем талант, знания и, наконец, возможность.
Исабелла поразмыслила над моими словами.
— Вы всем толкаете эту речь, или вас только что осенило?
— Речь не моя. Мне ее толкнул, как ты выразилась, один человек, которому я задавал те же вопросы, что сейчас задаешь мне ты. С тех пор прошло много лет, но и дня не проходит, чтобы я не вспомнил эти слова и не признал их правоту.