Игра ангела
Шрифт:
Я молча ретировался к двери. У Исабеллы дрожали руки и губы.
— Исабелла, прости меня. Пожалуйста. Я не хотел тебя обидеть.
Она посмотрела на меня с горькой улыбкой и слезами на глазах.
— Вы только этим и занимались. С тех пор, как я переступила порог вашего дома. Вы только и делали, что оскорбляли меня и относились так, словно я убогая идиотка, которая ничего не понимает.
— Прости, — повторил я. — Оставь в покое вещи. Ты не уходишь.
— Почему же?
— Потому что я тебя очень прошу.
— Если вам нужны сочувствие
— Дело не в милосердии или сочувствии, если только ты не испытываешь его. Я прошу тебя остаться потому, что идиот я и я не хочу быть один. Я не могу быть один.
— Как мило. Всегда думаете о других. Купите собаку.
Она уронила сумку на кровать и повернулась ко мне лицом, вытирая слезы и пылая долго копившимся гневом. Я сглотнул.
— Раз уж мы играем в игру «говорить правду», позвольте вам сказать, что вы всегда будете одиноким. Вы останетесь одиноким потому, что не способны ни любить, ни сопереживать. Вы похожи на этот дом, от которого у меня мурашки бегут по спине. Меня не удивляет, что ваша прекрасная дама оставила вас с носом, да и все остальные тоже. Вы не умеете любить сами и не позволяете любить себя.
Я смотрел на нее, совершенно раздавленный. Она била наотмашь, не думая, куда попадают удары. Я пытался что-то сказать, но у меня получался лишь беспомощный лепет.
— Тебе действительно не понравился письменный прибор? — сумел выдавить я наконец.
Исабелла в изнеможении закатила глаза.
— Не нужно смотреть на меня с видом побитой собаки. Я, конечно, дура, но не настолько.
Я стоял молча, прислонившись к дверному косяку.
Исабелла поглядывала на меня недоверчиво и сочувственно.
— Я не хотела говорить такое о вашей подруге, о той, с фотографии. Извините, — пробормотала она.
— Не извиняйся. Это правда.
Потупившись, я вышел из комнаты.
Я скрылся в кабинете и смотрел на темный город, затянутый туманом. Вскоре на лестнице послышались неуверенные шаги.
— Вы там, наверху? — окликнула девушка.
— Да.
Исабелла вошла в студию. Она переоделась и смыла с лица следы слез. Девушка улыбнулась мне, и я улыбнулся в ответ.
— Почему вы такой? — спросила она.
Я пожал плечами. Исабелла приблизилась и села рядом на подоконник. Мы наслаждались видом крыш старого города, окутанных сумерками и безмолвием, не испытывая потребности что-то говорить. Через некоторое время Исабелла посмотрела на меня с улыбкой.
— Что, если мы раскурим одну из сигар, подаренных вам отцом, и выкурим на двоих?
— И речи быть не может.
Исабелла погрузилась в долгое молчание, как она это умела, бросая на меня быстрые взгляды и улыбаясь. Я искоса наблюдал за ней, осознав вдруг простую вещь: только глядя на нее, намного легче было поверить, будто осталось еще что-то хорошее и достойное в этом поганом мире, и кто знает, может, и во мне самом тоже.
— Ты останешься? — спросил я.
— Назовите хорошую причину. Правдивую, или, в вашем случае, эгоистическую. И лучше, если это не будет детской сказочкой, или я ухожу сию минуту.
Исабелла отгородилась настороженным взглядом, ожидая услышать одно из моих иронических замечаний, и на мгновение она показалась мне единственным человеком в мире, которому я не мог и не хотел лгать. Я уставился вниз и впервые сказал правду, чтобы она прозвучала громко хотя бы для меня самого.
— Ты единственный друг, оставшийся у меня.
Напряженное выражение исчезло с ее лица, и я отвернулся, чтобы не видеть жалости в ее глазах.
— А как насчет сеньора Семпере и другого, этого самодовольного Барсело?
— Ты единственная осмеливаешься говорить мне правду.
— А ваш любезный патрон, он разве не говорит вам правды?
— Не бей лежачего. Патрон мне не друг. И сомневаюсь, чтобы он хоть раз в жизни сказал правду.
Исабелла внимательно посмотрела на меня.
— Видите? Я же знала, что вы ему не доверяете. У вас это на лице было написано с самого первого дня.
Я попытался спасти остатки достоинства, но, кроме колкости, ничего в голову не пришло.
— Чтение лиц относится к числу твоих талантов?
— Чтобы читать по вашему лицу, не нужно вообще никакого таланта, — парировала Исабелла. — Это все равно что читать сказку о Мальчике-с-пальчик.
— А что еще ты прочитала на моем лице, уважаемая пифия?
— Что вы боитесь.
Я через силу выдавил смешок.
— Не нужно стыдиться того, что вам страшно. Страх — одно из проявлений здравого смысла. Ничего не боятся только круглые дураки. Я читала в какой-то книге.
— В пособии по трусости?
— Напрасно вы думаете, что признание этого факта ущемит ваше мужское достоинство. Я ведь знаю, что вы, мужчины, считаете, что ваша честь напрямую зависит от степени упрямства.
— Это ты тоже вычитала в книге?
— Нет, это результат личных наблюдений.
Я развел руками, признавая справедливость сказанного.
— Хорошо. Признаю, что я испытываю смутную тревогу.
— Смутную, как же. Вы умираете от страха. Признайтесь.
— Не будем утрировать. Допустим, у меня есть определенные сомнения по поводу взаимоотношений с издателем, что вполне понятно, учитывая мой прошлый опыт. Насколько я знаю, Корелли порядочный человек, и наше деловое сотрудничество будет плодотворным и выгодным для обеих сторон.
— Поэтому у вас поджилки трясутся при упоминании его имени.
Я вздохнул, не имея сил спорить.
— Что ты хочешь, чтобы я тебе сказал, Исабелла?
— Что вы не будете на него больше работать.
— Я не могу так поступить.
— Почему же? Разве нельзя вернуть ему деньги и послать его подальше?
— Все не так просто.
— Но почему? Вы влипли в какие-то неприятности?
— Боюсь, что да.
— Какого рода?
— Именно это я и пытаюсь выяснить. В любом случае я полностью несу ответственность за все, и мне же предстоит решить проблему. Тебе не о чем беспокоиться.