Игра: Дочки-матери
Шрифт:
Мальчику уже лучше. Да если бы вы просто перевязали его ногу, смазав мёдом, или приложив подорожника, он бы не умер. Хроменьким бы остался, потому, что сухожилия порезал, и только. Вы это и сами понимаете. А он его своей чёрной слюной, смешанной с грязью, чуть на тот свет не отправил.
– Да я уже понял, как лечить раны людям. Мы с Настенькой теперь и сухожилия сошьём, - бодро сообщил подвыпивший Никон. Он всё-таки использовал остатки самогона.
– Если Никон пьянствовать будет, то вы и ему не доверяйте своё здоровье.
Люди заухмылялись, Никон спрятался за них.
– Я предлагаю вам разоблачить мошенника. Устроим ему представление. Я возьму в рот кусочек мыла и пену изо рта пущу, будто бесноватая. А вы изобразите скорбь, будто родная бабушка помирает. Если он старец, зрячий духом, то он поймёт, что я притворяюсь. А если нет, то он в вашем распоряжении.
Все оживились, загомонили, довольные предстоящим развлечением.
Князь с сомнением смотрел, как я набелила лицо, оделась понебрежней.
– Эх, вспомним юные года!
– он сам слегка набелил лицо, мазнул помадой по векам. Я расхохоталась. Он хотел изобразить скорбного, наплакавшегося отца, а получился киношный вампир! Затёрла ему веки, оставив только тень помады.
– Поехали, актриса!
– он ловко скрутил меня, закутав в простыню, - Так больше будет похоже, не брыкайся! Брыкаться начнёшь у пещеры.
Я звонко расхохоталась. Князь куклой закинул меня на плечо и вышел на крыльцо.
– Ну, что, народ? Поехали «старца» об исцелении нашей Аннушки молить?
– подмигнул он. Усадил меня в коляску и сам рядом сел.
Крестьяне, как галки усеяли две телеги. Увязались несколько мальчишек. Их предупредили, что если они не будут плакать, а будут смеяться, то их дома выпорют.
– Я могу плакать, и я тоже!
– взмолились девочки, - можно мы тоже поедем?
– Нет, нам потом ещё «святого» учить. Незачем вам на это смотреть!
– Убивать его не надо - не берите греха на душу!
– попросила я, - Мы лучше сделаем. Напишем у него на лбу «мошенник» иголкой. У меня в кармане чернила. Смажем эти ранки, и он навсегда с этим клеймом останется.
Князь Сергей уточнил.
– «Мошенник» - это длинное слово, нужно написать «вор» или «тать», а то мелко будет написано, не разобрать.
Крестьяне засмеялись.
– Так и будет до смерти с клеймом «вор»?
– Да, если только кожу не сдерёт, или ожогом не выжжет.
– А мы всем расскажем: если ожог на лбу, может нашим «святым» оказаться.
Перед тем, как подъехали к пещере, князь положил мне в рот маленький обмылок.
Фу, какая гадость! Даже запаха цветочного никакого. Гадость! Гадость!
Возле пещеры нас ждал мужчина лет сорока с длинной седоватой бородой и распущенными по плечам волосами.
Я пускала слюни пузырями и, от отвращения мычала ругательства.
Ты погляди-ка, какой у нас отшельник! Рубаха льняная, но целая и чистая. Волосы и борода вымыты явно с мылом... Тьфу, тьфу!
Это что у него опрятность - признак святости? А что, работало же! Небось бабы умилялись: в пещере грязной живёт, а какой весь... святой.
– Говорят, что ты старец святой?
– грустным голосом вопросил князь, - У меня дочка больна, а врачи бесноватых не лечат. Вот, люди надоумили, направили сюда. Говорят: святой отшельник точно от беснования исцелит!
– Оставьте её мне на три ночи, вымаливать буду!
– плотоядно оглядел тот моё, совсем детское и не соблазнительное тельце. Бли-ин! Педофил! Я забилась и замычала сквозь остаток обмылка: «Нет!»
– Вишь, как святость-то моя корёжит её, болезную!
– скорбно покачал головой «отшельник», - оставьте и через три ночи приходите. Её Господь по молитве моей очистит. Только не знаю, оставит ли душу её чистую, в этом, осквернённом бесами теле или к себе заберёт.
– То есть, через три ночи мы можем найти вместо живой девочки её хладный труп?
– А что вы хотите? Чтобы её мучили бесы до конца дней? Лучше чистая душа у престола Божия будет пребывать, чем годами муку такую терпеть!
Я плюнула обмылок в сторону:
– Ах, ты, сволочь! Три ночи насиловать ребёнка, до смерти довести - это, по-твоему, не мука?
Крестьяне и мальчишки, недавно бывшие свидетелями подобных оргий Залихватнова с приятелями, загудели. Они уже давно забыли изображать скорбь. На лицах даже у мальчишек читалась угрюмая ярость. Но «отшельник» не видел этой угрозы за спиной. Он настолько уверился в своей неуязвимости, умении играть словами, что продолжал сладким голосом:
– Вот что бесы творят: молитву святую насилием считают! Да, им нелегко придется в эти ночи, зато душу одержимой Господу вернём!
– А как вы «отче святый» определяете бесноватых?
– наивным голосом спросил князь, - может она просто сумасшедшая? Может быть, она умом больна и её врачи могут вылечить?
– Я духом Божиим просвещён! Что я, телесно больную от бесноватой не отличу? Она только телом дитя, а внутри неё бес сидит в виде изъеденной червями старухи!
Я мысленно охнула - как?!
Крестьяне заворчали, он оглянулся и вжал голову в плечи:
– Вы не понимаете, её душа уже мёртвая! А то, что внутри неё, не принадлежит этому миру!
– То ты говоришь: Господу душу чистой вернёшь, а то душа уже мёртвая...Так когда ты правду сказал?
– угрожающе спросил Сергей Петрович.
– Я не очень силён, не сразу распознаю истину! Эту тварь убить надо, а то она этот мир вверх ногами перевернёт! Всё переменится - Россия превратится в сильного монстра, которого весь мир бояться будет! Народы преклонятся перед этой страной, а руководить всем будет исподтишка Антихрист, в теле этой девочки!
– Совсем заврался: То старуха, то антихрист...