Игра Джералда
Шрифт:
Джесси перевела глаза от матраса и полки на свою изуродованную правую руку. Подняла ее ко рту и зубами осторожно вытащила осколок из большого пальца. Однако он повернулся в зубах и вонзился в нежную плоть десны. Джесси почувствовала во рту сладко-соленый вкус крови, густой, как вишневый сироп, который она пила в детстве. Она не обратила внимания на эту новую рану и равнодушно выплюнула осколок вместе с кровью на кровать.
– Все путем, – прошептала она и начала протискиваться между стеной и кроватью.
Кровать отодвинулась от стены гораздо легче, чем она ожидала, и теперь ее нужно было толкать по натертому полу. Ножки скользили направо,
«Удача пришла, и когда она изменит тебе, – думала Джесси, – сразу поймешь. Ты порезала десну, ну и черт с ней, зато не распорола ногу осколком. Так что толкай эту кровать, душечка, и считай кро…» Ее нога споткнулась обо что-то. Она опустила глаза и увидела, что задела правое плечо Джералда. Кровь застыла на его лице и шее. Капля крови попала и в раскрытый левый глаз. Джесси не чувствовала жалости; она не испытывала к нему ни гнева, ни любви. Она ощущала скорее разочарование оттого, что все ее чувства, которые культивируются вернисажами, «мыльными операми», ток-шоу и радиопрограммами, оказались ничтожными в сравнении с инстинктом самосохранения, который проявился у нее так прямолинейно и мощно, как.., бульдозер. Наверное, и большинство людей современной городской цивилизации, окажись они в такой же ситуации, поступили бы, как она.
– А ну-ка, пропусти меня, Джералд, – попросила она и не без удовлетворения поддала ногой труп, однако Джералд отказался подвинуться. Его тело окоченело и словно приросло к полу. Потревоженные мухи роем поднялись над ним, и это было все.
– Ну и черт с тобой, – сказала Джесси. Она перешагнула через тело правой ногой, и снова стала толкать кровать. Однако ее левая нога очутилась прямо на его животе. Под давлением ноги воздух со свистом вырвался из его легкого через рот подобием вздоха.
– Сам виноват, Джералд, – пробормотала Джесси, но ногу убрала. Ее куда больше интересовал шкафчик, на котором лежали ключи.
Как только она оставила Джералда и проследовала дальше, мухи вернулись на прежнее место.
У нее было много работы, а времени оставалось мало.
Глава 32
Больше всего она боялась, что ножка кровати зацепится за дверь ванной или за стену, что вынудило бы ее потянуть кровать на себя, а на это у нее не было сил. Однако кровать описала по комнате почти правильную дугу, и ей осталось лишь немного навалиться телом, чтобы дальний конец кровати ушел влево, а шкафчик оказался перед ней. Именно в этот момент – когда она толкала кровать, опустив голову и упершись руками в стойки, – Джесси почувствовала первый приступ головокружения. Чтобы не упасть, она оперлась всем телом на кровать. Ноги не держали ее, а в глазах потемнело. Казалось, прошла вечность с тех пор, когда она была в Дарк-Скор и на озере Кашвакамак: теперь она находилась совсем в другом месте, скорее всего у океана. Запах устриц и меди сменился соленым ароматом. Это снова был день затмения, но все остальное выглядело иначе. Она бежала в кусты смородины, спасаясь от какого-то человека, какого-то другого папы, который хотел сделать что-то гораздо худшее, чем испачкать ее трусики.
Но теперь он был на дне колодца.
«Джесси, что же это?» – подумала она. Но ответа не было; лишь снова этот странный образ, который возник перед нею в тот миг, когда она поднялась в свою разделенную вешалкой спальню в день затмения, чтобы переодеться:
«Наплевать и забыть, – подумала Джесси, схватившись за стойку кровати и изо всех сил стараясь удержаться на ногах, – держись, Джесс, только держись. Забудь про женщину, забудь про запахи. Держись, и темнота пройдет».
Она держалась. И темнота отступила. Сначала угас образ женщины, стоящей на коленях, потом и темнота стала рассеиваться. Спальня снова появилась перед ее глазами в своем обычном предвечернем освещении. Она увидела пылинки, пляшущие в солнечном луче, и свою тень на полу. В районе колен тень была переломлена, но дальше поднималась по стене. Темнота оставила легкий звон в ее ушах. Она посмотрела на свои ноги и заметила, что они испачканы в крови и оставляют кровавые следы.
«Времени не остается, Джесси».
Она помнила это.
Джесси снова опустила голову к спинке кровати. Сдвинуть кровать оказалось трудно, но она все-таки сумела возобновить движение. Через минуту она стояла около шкафчика – цели своего путешествия. Слабая улыбка удовлетворения появилась на ее лице.
«Я похожа на женщину, которая всю жизнь мечтала побывать в Париже и не верит своим глазам, когда стоит на Елисейских полях, – подумала она. – Наверное, это еще один сон, только, может быть, немного более реалистичный, чем прочие, потому что тут я уже и носом чую…» Носом она ничего не чуяла, но зато видела галстук Джералда; его узел был все еще завязан. Около галстука лежали два совершенно одинаковых цилиндрических ключа. Ключи от наручников.
Джесси подняла правую руку и осмотрела ее. Средний и безымянный пальцы все так же безжизненно висели. Она подумала, что перерезала какие-то нервные узлы, однако тут же прогнала эту мысль. Это можно будет обдумать позже, как и многое другое, что сейчас не имело решающего значения. Важнее было то, что большой и указательный пальцы руки все еще слушались ее. Они дрожали, как бы от страха после потери своих привычных соседей, но все же слушались. Джесси наклонила голову и заговорила с ними.
– Не надо так трястись. Ничего страшного, вы живы. Сейчас вы должны помочь мне.
Ей предстояло выполнить изуродованной рукой тонкую и трудную операцию – отомкнуть второй наручник. Джесси с мольбой посмотрела на свои пальцы.
– Хорошо, – сказала она мягко. – Я надеюсь, все будет хорошо.
Ключи были одинаковые, что давало ей дополнительный шанс. Ей не показался странным тот факт, что Джералд носил их оба, потому что он был пунктуален и аккуратен до смешного. «Видеть и учитывать мелочи, – говорил он, – вот в чем разница между хорошим и великим адвокатом». Единственные мелочи, которых он на этот раз не учел, были его сердечный приступ и удар Джесси, из-за которого все пошло не так. А в результате он оказался не хорошим или великим, а мертвым.
– Собачий ужин, – прокомментировала Джесси, не замечая, что говорит вслух. – Джералд был дородным мужем, а теперь собачий ужин. Так, Рут? Я права, Чудо-Юдо?
Она зажала маленький стальной ключ между большим и указательным пальцами своей изуродованной правой руки (когда она дотронулась до металла, снова возникло ощущение, что это происходит во сне), поднесла его к лицу и посмотрела сначала на него, а потом на наручник, который сжимал ее левое запястье. Чтобы отпереть замок, надо было вставить ключ в отверстие и нажать, пока не раздастся щелчок, а затем повернуть его.