Игра как феномен культуры

Гузик М. А.

Шахматные фигуры, персонифицирующие греко-римских богов, являются главными персонажами пародийной поэмы Марко Джилорамо Виды (ок. 1485 – 1566) «Игра в шахматы». Этот итальянский поэт пользовался покровительством римского папы Льва X. Его поэма, насыщенная игрой слов, анахронизмами, представляет собой забавную карикатуру на античный Парнас. Польский поэт Ян Кохановский (1530 – 1584) в пародийной поэме «Шахматы» (1562 – 1566) заменил богов Виды людьми и отказался от дидактических черт, свойственных этому произведению итальянского автора.

Примером воссоздания «абсолютного игрового пространства», по наблюдению Й. Хейзинги, является поэма Лудовико Ариосто (1474 – 1533) «Неистовый Орландо» («Неистовый Роланд»). В этом произведении смешано комическое с серьезным, свободная игра поэтического вымысла – с обыденным, ирония, разрушающая образ совершенного рыцаря (Орландо теряет рассудок, и его друг Астальфо совершает фантастическое путешествие на Луну в поисках утерянного рассудка), – с воспеванием величия человека.

Маску и буффонаду карнавальных действий унаследовала итальянская комедия дель арте (итал. Commedia dell’arte) – комедия масок, возникшая в середине XVI века. В ее основе лежал метод импровизационной игры в шахматы: все персонажи и правила известны заранее. Каждый раз зритель видит новую пьесу – партию – с одними и теми же фигурами. Актеры играли в масках, которые закреплялись за исполнителями на всю их сценическую жизнь. Маска подчеркивала типовую, социальную характеристику образа. Существовало две группы масок: венецианская и неаполитанская. В венецианскую группу входили Панталоне (богатый купец, глупый, скупой и самоуверенный, жертва проделок Бригеллы), Арлекин (простак, запутывавший своими глупыми выходками интригу комедии; его одежда с многочисленными заплатами символизировала бедность и скупость ее обладателя), Бригелла (умный, хитрый, изобретательный парень, не останавливающийся ни перед чем), Доктор (болонский ученый-юрист, не находящий применения своим знаниям и произносящий нелепые речи на различные темы). Неаполитанскую группу составляли Ковьелло (глупый, трусливый и хвастливый неаполитанец), Пульчинелла (простодушный обжора и увалень, остряк и весельчак), Скарамучча (хвастливый военный авантюрист) и Тарталья (старик-нотариус, судья или секретарь, назойливый и педантичный). Спектакли венецианских актеров отличались сдержанной импровизацией, неаполитанцы переполняли спектакли буффонадами, трюками, произвольными шутками.

Такое свойство игры, как иллюзорность, нашло отклик в поисках перспективного изображения предметов и создания воображаемого пространства, начатого Джотто ди Бондоне (1266/1267 – 1337), Филиппо Брунеллески (1337 – 1446), Уччелло (Паоло Дони, 1397 – 1475), Леона Батиста Альберти (1404 – 1472) и другими художниками и завершенного Леонардо да Винчи (1452 – 1519). Леонардо создает иллюзию глубины не только динамическим разнообразием положения действующих лиц в пространстве, но и подбором и сочетанием тонов, плавно перетекающих друг в друга, прозрачной светотенью (сфумато), делающей предметные очертания почти неуловимыми.

Пребывая в течение семнадцати лет при дворе миланского герцога Лодовико Сфорца (1482 – 1499), талантливый художник и ученый-экспериментатор, готовивший праздники, делавший маскарадные маски и костюмы для аллегорических фигур, прославился своими салонными загадками. Вот некоторые из них: «Многие, выдувая из себя воздух с большой стремительностью, потеряют зрение, а вскоре и все остальные чувства» (те, кто задувает свечу перед сном). Или: «Люди будут выбрасывать собственную пищу» (сев). «Множество людей, забыв, кто они и как их зовут, окажутся как мертвые на том, что сорвано с других мертвых» (люди, спящие на перинах из птичьего пуха). «Появится множество общин, члены которых спрячутся со своими детьми в мрачных пещерах и там смогут пропитать себя и свои семьи в течение долгих месяцев, обходясь без света, искусственного или природного» (муравейник) и др.

Интерес Леонардо ко всему замысловатому и аллегорическому сказался в его многочисленных зашифрованных рисунках-загадках. Один из них известен под названием «Инструменты, падающие дождем с облаков на землю» (1498 г.). Сверху зеркальным письмом написаны слова: «На этой стороне – Адам, на той – Ева». Среди разнообразных предметов, падающих с неба, – грабли, циркули, очки, щипцы, музыкальные инструменты (автоматические молотки, колокольчики, виола) и т.д. Внизу – надпись, сделанная рукой Леонардо: «О человеческое ничтожество, как много существует вещей, с помощью которых ты делаешь себя рабом денег!» Загадочные переплетения рисунков украшают одну из зал дворца Сфорца, называемую Ослиной. На стенах и сводах этой залы на фоне перекрещивающихся самым фантастическим образом ивовых ветвей и побегов были изображены разнообразные гербы и декоративные надписи. Они были переплетены загадочными узлами и петлями, похожими на музыкальную фугу и до сих пор еще не расшифрованными.

Много таинственного содержат полотна Леонардо, о которых спорят до сих пор. Предметом оживленных научных споров является картина «Мадонна в скалах», заказанная монахами братства Святого Франциска для алтаря в часовне Непорочного Зачатия Девы и полная «самой удивительной игры рук, которую только знало искусство: защита, поклонение, благословение, указание» (Уоллейс Р. Мир Леонардо. – М.. 1997. с. 35). Искусствоведы не могут дать ответов на ряд вопросов. Почему указующий перст ангела в луврском варианте картины направлен на Иоанна, а не на младенца Иисуса? Что символизирует пещера, изображенная в виде закрытого пространства, подобного утробе? Действительно ли Иоанна прикрывает рукой и полой плаща Мадонна и что олицетворяет фигурка младенца? Какой намек вложен в изображенные на картине природные элементы – вода, камни, солнце? Лицо ангела напоминает «Портрет музыканта», созданный в первые годы пребывания Леонардо в Милане. В этой картине также проявилась склонность художника к загадкам и секретам. В руке юноши – клочок бумаги, на котором написано несколько нотных знаков. Это нотное послание до сих пор еще не расшифровано.

Самым загадочным и глубоким по проникновению во внутренний мир человека является портрет моны Лизы Джоконды, о котором историк искусств Джорджо Вазари (1511 – 1574) писал: «Это чудо… это вещь скорее божественная, чем человеческая». «Божественность» таится и во взгляде, внимательно следующем за зрителем, и в прозрачности вуали, накинутой на голову, и в неуловимом выражении лица, и в таинственной полуулыбке, и в игре света и тени, и в неземной красоте пейзажа. Некоторые искусствоведы XX века объясняли загадочную улыбку Джоконды мистификацией, к которой часто прибегали итальянские художники эпохи Возрождения. В 80-е годы XX века американка Лилиан Шварц, сотрудница Школы визуальных искусств в Нью-Йорке, заявила, что лицо Моны Лизы – это портрет самого да Винчи. Для доказательства она использовала компьютерное сканирование единственного дошедшего до нас автопортрета Леонардо, сделанного в последние годы пребывания в Италии. Оно выявило совершенно одинаковые пропорции лица.

Примеров мистификации можно привести много. Итальянские художники любили включать в религиозные композиции образы реальных людей, чаще всего своих современников. Например, в картине Сандро Боттичелли (1444 – 4510) «Поклонение волхвов», напоминающей многолюдное празднество, представлены флорентийские правители Козимо Медичи и его сын Пьетро, гордый и высокомерный Лоренцо Великолепный, его брат Джулиано, поэт Анджело Полициано, гуманист Пико делла Мирандола, родственники и друзья Медичи, среди которых и сам художник, изящно задрапированный в светло-голубой плащ.

Во фреске «Страшный суд», украшающей Сикстинскую капеллу в Ватикане, Микеланджело Буонарроти (1475 – 5564) сделал зрителей как бы свидетелями и соучастниками события последнего дня. Своего покровителя папу Юлия II он поместил среди небожителей. Себя, легко узнаваемого по скошенному носу, Микеланджело изобразил на коже, снятой, по преданию, с мученика – апостола Варфоломея. Одного из своих недоброжелателей – кардинала в образе коварного мифологического персонажа, обвитого змеей, – он расположил среди осужденных, ввергнутых в огонь могущественной десницей Бога. Микеланджело-архитектор был большим мастером создания игрового иллюзорного пространства. В 1536 году по заказу папы Павла III он спроектировал Капитолийскую площадь, которая кажется обширнее, чем она есть на самом деле. Поразительный эффект перспективы достигается тем, что два дворца по краям площади построены не параллельно друг другу а так, что они расходятся.

В Станцах (комнатах), расписанных Рафаэлем, самой замечательной фреской является «Афинская школа», в которой на ступенях огромного здания изображены внушительные фигуры философов Платона и Аристотеля, окруженные другими древнегреческими философами, математиками и учеными. Среди них – Пифагор Самосский, Эвклид, Птолемей, Диоген. В образе длиннобородого Платона увековечен облик великого художника и ученого Возрождения Леонардо да Винчи, с которым Рафаэль встретился во Флоренции в 1505 году. В правом углу фрески художник (ему шел всего лишь 21 год) запечатлел самого себя в черном берете. Рядом с ним – его коллега Джованни Антонио Бацци, по прозвищу Содома. У подножия лестницы выделяется человек, отличающийся от всех остальных тем, что он обут в сапоги, в то время как другие – в сандалиях или босы. Это – портрет Микеланджело Буонаротти.