Игра как феномен культуры
Шрифт:
Один из персонажей романа – судья Бридуа – решал все дела с помощью игральных костей, причем он старался действовать в полном соответствии с установленным юридическим порядком. Но из-за старости и плохого зрения Бридуа не так ясно различал «число очков на костях» и при вынесении приговора «мог принять четыре за пять».
Мотив шахматной игры, заимствованный Рабле из поэмы Франческо Колонны «Сны Полифила», лежит в основе описания бала-турнира в королевстве Квинтэссенции (Книга V, главы XXIV – XXV). Бал происходил в зале, пол которого был застелен бархатным ковром в виде шахматной доски, разделенной на белые и черные квадраты. Первыми вошли шестнадцать участников и участниц бала, одетые в золотую парчу. Среди них – восемь юных нимф,
Писатель точно воспроизводит все перипетии шахматного сражения. Нимфы начинают бой, ходят с квадрата на квадрат, никогда не отступают, берут «неприятелей только по диагонали, вкось, и только вперед». Короли ходят и берут «неприятелей» во всех направлениях, но переходят лишь на один квадрат. Королевы ходят и берут «на все лады и по-всякому»: по прямой линии и по диагонали своего цвета. «Лучники ходят и вперед и назад, и далеко и близко… Рыцари ходят и берут глаголем: они проходят через один квадрат по прямой линии, даже если он занят своими или же неприятелями, а затем на втором квадрате поворачивают направо или же налево, меняя цвет… Стражи ходят и берут только по прямой, как и короли …, но они могут заходить как угодно далеко, если только линия свободна».
Все участники шахматного турнира ведут себя в соответствии с правилами куртуазного «вежества». Когда кто-нибудь брал в плен неприятеля, то отвешивал ему поклон, похлопывал по правой руке и становился на его место. Если королю угрожала опасность, то противники с низким поклоном предупреждали его об этом словами «Храни Вас Господь!», чтобы слуги могли защитить своего властелина. Короля нельзя было взять в плен. Перед ним опускались на левое колено, говоря: «Добрый день!» и заканчивая на этом турнир. Игры у Рабле являются также источником для сравнений, метафор и экспрессивных образов, выражающих удачу-неудачу.
Игровые формы поведения свойственны многим персонажам комедий английского драматурга Вильяма Шекспира (1564 – 1616), который как никто другой умел разбираться в самой сути понятий игры и жизни. В комедии «Укрощение строптивой», например, слиты воедино быт и игра. В пикировке достойных противников – Петруччо и Катарины – слышатся отголоски состязаний в добродетели и хуле: на все грубости Катарины Петруччо отвечает притворными любезностями, сменяющимися «безумным поведением» героя. Он называет старого дворянина Винченцио «прелестной девицей», у которой «румянец спорит с белизной на щечках». Понимая, что это розыгрыш, Катарина включается в игру: «Привет прекрасной, нежной, юной деве! / Куда идешь ты? Где твоя обитель? / Как счастливы родители, имея / Такое дивное дитя!»
Состязания в остроумии, «перестрелка остротами» между Бенедиктом и Беатриче занимают большое место в комедии «Много шума из ничего». Другой отличительной особенностью комедий Шекспира является их связь со старинными обрядами – рождественскими, масленичными и майскими играми. В них появляются свойственные карнавалу переодевания, образы шутов (Лаунс и Спид – «Два веронца», Оселок – «Как вам это понравится», Фесте – «Двенадцатая ночь» и др.); комедии начинаются со всеобщего непонимания, неразберихи – хаоса – и заканчиваются водворением порядка и торжеством любви – космосом. Многочисленные словесные поединки в проявлении остроумия лежат в основе пьесы «Бесплодные усилия любви», персонажи которой стремятся блеснуть своими остротами, шутками, каламбурами. По утверждению драматурга, с игрой «неразлучимы юность и свобода» («Гамлет», акт II, сцена 1).
Некоторые деятели культуры считали все творчество Шекспира блестящей мистификацией – талантливой, изобретательной игрой с читателями. Основываясь на тех «темных пятнах», которые содержатся в биографии и творчестве этого драматурга, они сомневались в авторстве Шекспира, причем голоса сомнений начали звучать с XVI века. В XIX веке Чарльз Диккенс писал: «Это какая-то прекрасная тайна, и я каждый день трепещу, что она окажется раскрыта». В XX веке ему вторил Владимир Набоков: «Среди вельмож времен Елизаветы и ты блистал, чтил пышные заветы... Ты здесь, ты жив – но имя, но облик свой, обманывая мир, ты потопил в тебе, любезной Лете. И то сказать: труды твои привык подписывать – за плату – ростовщик, тот Вилль Шекспир, что «Тень» играл в «Гамлете». В Советском Союзе среди сомневающихся был литературовед И.М. Гилилов, секретарь шекспировской комиссии при Академии наук СССР. Он предполагал, что произведения, приписываемые Шекспиру, были созданы графом Ретлендом и его женой Элизабет Сидни.
Определенные основания для сомнений были. Шекспир, каким он предстает на страницах своих произведений, был образованнейшим человеком своего времени. Его лексикон – 30 тысяч слов, он владел основными европейскими языками – французским, итальянским, испанским, датским, греческим, латынью, – прекрасно знал античную мифологию, литературу, историю, читал и перечитывал произведения Гомера, Плавта, Овидия, Сенеки, Плутарха; обнаружил основательные познания в истории и культуре Англии, в военном деле, в музыке, в ботанике, в кавалерийских приемах и конских статях; был близко знаком с придворными обычаями и времяпровождением монархов и титулованной знати; не только по книгам знал Италию, Францию, Данию, Чехию.
Что касается Шекспира-человека, ничего не известно о его занятиях в детские и юношеские годы, о его образе жизни, привычках, друзьях и знакомых. В отличие от его современников не сохранилось ни одного чернового листа его рукописей, не найдено ни одной книги из его библиотеки (а она должна бы быть немалой). За три с половиной века поисков биографических данных было обнаружено лишь шесть подписей, три из которых – в завещании великого драматурга, странном и необычном для гения документе. В нем тщательно расписано все имущество: сараи, конюшни, сады, посуда, платье. Ничего не сказано лишь об одном – о том, что составляло смысл жизни в течение двадцати лет, – о его произведениях, о расчетах с издателями. А они к тому времени гонялись за каждой строчкой «медоточивого и сладкоголосого» барда.
Игровые мотивы – пародирование схем и образов рыцарских романов – легко обнаружить в романе испанского писателя Мигеля де Сервантеса (1547 – 1616) «Дон Кихот». Начитавшись книг о подвигах рыцарей в золотой броне, герой обзаводится оруженосцем, вступается за мальчика-батрака на постоялом дворе, принятом им за замок, нападает на купцов, заставляя их прославлять несравненную красоту его дамы сердца Дульсинеи Тобосской, сражается с ветряными мельницами, приняв их за враждебных великанов. «Смысловое наоборот» раскрывается в мудрых суждениях безумца Дон Кихота о государстве, свободе, морали, любви и о человеческом достоинстве.
Своеобразная и запутанная игра в прятки всех и со всеми положена в основу ранней пьесы испанского драматурга Лопе де Веги (1562 – 1635) «Любовная хитрость». В ней каждый из персонажей поминутно меняет свой облик, надевает на себя своеобразную маску: дворянин превращается в тореадора, мельника и врача, девушка – в цыганенка или садовницу, садовница – в мавра или студента, студент – в призрак, призрак – в немого горбуна. Последний акт заканчивается народным балаганом с прибаутками, бранью и свалкой. В зрелых произведениях Лопе де Веги появляется новый тип шута – грасьосо. Это – слуга, шутник и балагур, который помогает своему господину во всех делах, но нередко высказывает по его адресу иронические замечания.