Игра на двоих
Шрифт:
Капитолий. Еще одно — последнее — выступление. Здесь моими слушателями становятся самые искушенные зрители и восторженные поклонники Голодных Игр, Победители прошлых лет, министры, Организаторы, Главный Распорядитель и, конечно, сам Кориолан Сноу.
В одной руке зажата очередная карточка с текстом, полным благодарностей и восхвалений, в другой — пышный букет из пятнадцати красных роз, выращенных самим Президентом, который мне уже по традиции преподносит его внучка. Чувствую приторный, тяжелый запах цветов. Они все такие же — идеально красивые и смертельно опасные. Приветливо улыбнувшись повзрослевшей девочке, подхожу к самому краю сцены и обращаю взгляд на многотысячную публику, замершую в томительном ожидании. Сноу
Наступает моя очередь ответить на приветствия и поздравления. Мельком взглянув на карточку, опускаю чуть смятый листок и, уловив сдавленный вздох стоящей позади меня Бряк, начинаю говорить. Не беспокойся, Эффи. Я так часто повторяла эти отточенные до совершенства фразы, что не только выучила их наизусть, но и сама поверила в глубокий смысл, скрытый между идеально ровных строк. Что бы ни говорил ментор о грядущих переменах, никто не готов ко второму пришествию Темных Времен. Все останется так, как есть. Я даю людям надежду — и запрещаю надеяться самой себе.
« …Все мы едины. Панем един. Панем сегодня, Панем завтра, Панем — всегда!»
Комментарий к КНИГА III. ЭКСЕЛЬСИОР. ПОРАЖЕНИЕ. Глава 25. Чего боятся Президенты
Эксельсиор — шахматный термин, разновидность задачи (этюда), в ходе решения которого пешка из первоначального положения ход за ходом движется в ферзи.
========== Глава 26. В объятиях Минотавра ==========
Капитолий все так же ужасающе прекрасен, как и в нашу первую встречу шесть месяцев назад. Однако тогда у меня не было ни времени, ни особого настроения играть роль обычного туриста и обращать внимания на каждую достопримечательность, поэтому по-настоящему я знакомлюсь со столицей Панема только сейчас. Головокружительно высокие здания, чьи верхние этажи, кажется, вот-вот заденут облака. Широкие улицы с толпами праздно шатающихся капитолийцев и многочисленные переулки, большинство из которых ведут в тупик. В таких несложно запутаться. Громадные площади с фонтанами и статуями. Автомобили, с безумной скоростью мчащиеся по идеально ровным дорогам, покрытым темно-серым асфальтом. Мотоциклы, ловко маневрирующие среди остального транспорта, — легкие и изящные, но вместе с тем быстрые и мощные. В небе один за другим пролетают планолеты.
Город напоминает лабиринт Минотавра, о котором мне рассказывал ментор. Согласно преданию, во времена правления античных царей, за многие тысячи лет до возникновения нашей цивилизации, на свет появилось чудовище с телом человека и головой быка, обитающее в подземном дворце-лабиринте. Каждый год ему в жертву приносили детей, юношей и девушек, которых выбирали с помощью жребия; добровольцев отправиться на верную смерть не было. Минотавр съедал своих жертв, не оставляя им ни единого шанса на спасение. Та же участь ждет каждого, кому выпадет горькая доля трибута Голодных Игр. Никто не сможет выбраться живым их объятий Капитолия. В самом центре города — Дворец Президента, в самых глубинах которого и скрывается чудовище в человеческом обличии, но с нечеловечески жестокой сущностью.
Я стою перед зеркалом и с тоской в глазах смотрю на свое отражение. Она совсем не похожа на меня, эта девушка с раскрашенным лицом и в вызывающей одежде. Она старше, сильнее, смелее, умнее и опытнее. Но не лучше и не хуже, просто другая. А я не меняюсь: в голове мелькают те же мысли, что и полгода назад. Казалось бы, должна привыкнуть к тому образу, какого требует от меня Капитолий. И я правда скучала. Мне лишь не нравится то количество ограничений, которые он накладывает. Словно что-то мешает сделать шаг в сторону, обронить лишнее слово, глубоко вздохнуть. Я надеваю маски, одну — на лицо, вторую — на душу. Первая смеется, вторая плачет. Порой мне не удается
Сегодня утром я выступила перед жителями Капитолия с приветственной речью. Сегодня вечером мне предстоит беседа с Цезарем на глазах у тысяч зрителей и сотен тысяч телезрителей. Фликермен наверняка потребует от меня подробный отчет о Туре и путешествии по Дистриктам Панема, но я до сих пор не решила, как следует ответить на его главный вопрос. Я бы могла сказать многое о том, что видела — о грязи, бедности, даже нищете, беспорядках, несправедливости. Однако этого не оценят не то что Президент и его министры, но даже зрители Капитолия. Здесь не принято говорить правду. На самом деле сейчас это не принято нигде, но в столице цена за любое неосторожное слово может оказаться особенно высокой.
Стилист и его команда подготовки стараются из последних сил: Цинна застегивает корсет платья, длина которого нарушает все возможные приличия, Флавий укладывает самые непослушные пряди, сетуя на мои чересчур длинные волосы, Вения в который раз освежает макияж, Октавия приносит туфли и, путаясь в хитросплетении тонких бархатных ремешков, помогает мне надеть их. Эффи бегает вокруг зеркала, поминутно глядя на часы и предсказывая ужасные последствия, которые обрушатся на всех нас, если мы опоздаем хоть на секунду. Вскоре у меня перед глазами начинают прыгать разноцветные точки, а в ушах все звенит тонкий, но пронзительный голос Бряк. Я прошу ее остановиться, а еще лучше уйти, но та лишь бросает на меня уничтожающий взгляд и продолжает с ворчанием кружить по комнате. Кажется, в потоке ругательств звучит имя ментора. Его она обвиняет в том, что он портит мои и без того небезупречные манеры, меня — в том, что я с радостью поддаюсь его дурному влиянию. Смешно. Я устало прикрываю глаза. Покачиваюсь, но стараюсь удержаться на ногах. Слишком высокие каблуки: отступив на шаг и оступившись, теряю равновесие. Цинна вовремя подхватывает меня и помогает спуститься с платформы, на которой я стояла. Входит ментор. Ему хватает мимолетного взгляда, чтобы оценить ситуацию. В два стремительных прыжка подскочив ко мне, Хеймитч прогоняет команду подготовки одним взмахом руки и жестом просит стилиста оставить нас наедине. Тот понимающе кивает и молча уходит.
— Ты устала, — констатирует мужчина.
— Я в порядке.
Тот лишь качает головой, но не произносит ни слова. Цепкий взгляд скользит по моему отражению, по очереди задерживаясь на лице, открытых плечах, сложенных на груди руках и длинных ногах, едва прикрытых невесомой черной тканью.
— Совсем плохо, да? — печально интересуюсь я.
Ментор встряхивает головой.
— Прости, замечтался. Нормально. То, что нужно — для Капитолия.
— А для тебя?
Мужчина кладет руки мне на плечи и разворачивает к себе.
— Ты нравишься мне такой, какая есть. Такой, какой я вижу тебя каждое утро и вечер. Без грима, нарядов, каблуков и прочих украшений. Тебе это не нужно. Хотя…
— Что?
— …длина этого платья демонстрирует почти все твои достоинства. Тебе идет, — смеется мужчина.
Я заливаюсь краской и пытаюсь одернуть узкую юбку. Ментор лишь насмешливо фыркает, с улыбкой наблюдая за моими действиями.
Только сейчас я замечаю небольшую бархатную коробочку в руках Хеймитча. Поймав мой взгляд, мужчина понимающе и одновременно виновато улыбается:
— Последний штрих.
Слегка наклонившись, терпеливо жду, пока ментор наденет мне на голову серебряную корону, символ моей победы. Хеймитч осторожно поправляет выбившуюся из прически прядь, берет меня за подбородок, заставляя приподнять голову.
— Все будет в порядке. Ты справишься, как всегда.
— Не знаю, как ответить на его вопросы, — неохотно признаюсь я. — Вряд ли ему понравится, если я начну описывать то плачевное положение, в котором находятся десять из двенадцати Дистриктов. Никто не любит критику, а Сноу — особенно.