Игра на изумруд
Шрифт:
– Ухожу, ухожу, – ответила я на этот немой упрек и, дождавшись, когда дверь закроется, спросила: – Лариса, вот вы сказали тому человеку, что приходил к стене монастыря, будто камень скоро покинет обитель. Как вам самой это стало известно?
– Да после приезда княгини все только об этом и говорили, – пожала она плечами. – Игуменья на эту тему не распространялась, но и тайны не делала. По правде сказать, монастырь, к тому же женский, для хранения секретов никак не приспособлен. Все про все всегда знают, все обсуждают. И все равно не прощу себе собственную болтливость! Хотя в тот миг я была уверена: сказав о том, что камень в ближайшие минуты покинет
Мы помолчали несколько мгновений, а потом я сказала:
– Вам в самом деле необходимо отдыхать. Что вам привезти?
21
Весь недолгий путь от клиники до гостиницы у меня ушел на то, чтобы прийти в себя. Это перед Ларисой, чтобы она чувствовала себя спокойно, я вела себя сдержанно, будто такие происшествия мне не в диковинку. А вот оставшись одна, я прежде всего жутко перепугалась, хотя, казалось бы, бояться нужно было раньше. Короче говоря, ни одной умной мысли мне в голову не пришло, и я так и вошла в гостиницу с пустой головой.
– Тут у вас проживает Лариса Ивановна Тихонова, – обратилась я к швейцару. – Ей стало плохо, и я отвезла ее в больницу. А сейчас она попросила привезти ей некоторые вещи…
– Да, конечно же, сударыня, я же сам извозчика кричал и вас видел, как вы постоялице нашей помогали. В один момент все устроим, – пообещал швейцар и умчался за горничной.
Та проводила меня до номера, и я открыла его ключом, который дала мне Лариса. И как только я умудрилась не забыть закрыть за нами двери? Не успела я это подумать, как в голове мелькнула совсем иная мысль: а зачем я, собственно говоря, эту дверь запирала? В номере царило совершеннейшее разорение, будто кто специально сюда забирался, чтобы устроить погром. Вещи разбросаны, обивка на креслах вспорота, даже притолока у двери оторвана. Увидев это, горничная взвизгнула, а я бессильно прислонилась к косяку. Хорошо это или плохо, что я пришла к тому времени, когда злоумышленник закончил свое дело и убрался восвояси? Скорее, хорошо. И не только оттого, что он мог быть вооружен, но еще и потому, что его могли бы схватить, и тогда Ларисе было бы не избежать встречи с полицией.
На шум прибежал кто-то из гостиничных служащих рангом выше, чем простая горничная, и застыл в дверях, по-рыбьи раскрывая и закрывая рот. Видимо, пытался что-то сказать, но от потрясения не мог произнести ни слова. Вскоре появился метрдотель ресторана, самый главный на сию минуту человек в отеле. Я объяснила, когда и как мы покинули номер, уверила, что тщательно заперла дверь и что по возвращении обнаружила то, что он и сам прекрасно видит.
– Сей момент все приберем и вычистим! Лично прослежу! – пообещал метрдотель и смущенно умолк. – Сударыня, огромная просьба – давайте обойдемся без полиции. Ежели какой урон причинен, так мы возместим.
– Полагаю, что ничего ценного не украдено. Покидая номер, мы взяли с собой сумочку, в которой находились бумажник, документы и украшения. Здесь оставались лишь обычные вещи, но в точности об их наличии или отсутствии вам сможет сказать только сама ваша гостья. А по поводу полиции решайте сами. Если позволите, я все же соберу то, что меня просили принести в больницу?
– Конечно же! Само собой, собирайте, что вам необходимо! – обрадовался метрдотель. – Лизавета! Помоги барышне!
Горничная уже пришла в себя и помогала толково, быстро отыскивала в разбросанном белье то, о чем я спрашивала, и вообще оказалась
– А скажите, пожалуйста, – поинтересовалась я. – Коридорный, что доставлял нам шоколад, он у вас давно работает?
– Какой коридорный? – не поняла Елизавета. – У нас горничные передают заказ в буфет и сами его доставляют. Вот ежели чего в ресторации заказывают, тогда официанты приносят.
– А кто нам приносил шоколад? Заказ же вы принимали?
– Верно, я. Так я буфетчику все обсказала и ушла. Мне Остап Порфирьевич велел срочно перестелить в седьмом. Я как закончила – обратно в буфет, а столика уже нету. У нас буфетчики, как заказ приготовят, на столик колесный все составят и записку, в какой номер. А горничные, кто свободен, развозят по номерам. По правде сказать, неудобно это и не наше дело. Да и были у нас коридорные, так их всех Второв себе в гранд-отель переманил. Жалко, меня не позвал, у него не в пример выгоднее служить. Ох, простите, сбилась. Так на чем я остановилась? Ну да, перестелила я, значит, в седьмом – и в буфетную, а столика уже нету, а буфетчик сказал, что все уж исполнил. Ну, я и решила, что это Татьяна столик укатила, вторая горничная. А что, есть какие претензии?
– Да нет. Мы не видели, кто шоколад приносил, вот я и подумала, что это коридорный. Ну и хотела, чтобы вы у него спросили, не видал ли чего.
– А! Так Остап Порфирьевич ужо всех расспросит и виноватого, кто чужого сюда пропустил, сыщет.
Мне отчего-то стало казаться, что никаких чужих сюда и не впускали, но говорить об этом я не стала.
Лизавета помогла мне увязать все собранное в аккуратный узелок, я вновь вышла из номера и спустилась вниз, где и столкнулась с Петей.
– Здравствуйте, Даша, – заулыбался он. – Никак не ожидал встретить вас здесь.
– И я вас не ожидала здесь встретить.
– Так я же завершаю обход гостиниц, вот эта самой последней оказалась. И вы не поверите, но именно здесь, скорее всего, проживали наши подозреваемые.
– Петя, давайте возьмем извозчика и поедем в больницу. И по пути друг другу все расскажем.
– В больницу? Э-э-э… Ну, хорошо. Только извозчик нам не нужен. Папенька разрешил нашими санями пользоваться, так я и прикатил на них. Так что извольте прокатиться, сударыня, со всем удовольствием и с ветерком, ежели пожелаете.
Вот когда я стала пересказывать последние события Пете, у меня в голове начало хоть что-то проясняться. И некоторые мелочи, которые на первый взгляд показались мне незначительными, стали обретать важность и придавать дополнительный смысл происшедшему.
– Знаете, Петя, я ведь видела отражение мальчика-прислужника в оконном стекле: он был одет в белую рубашку и галстук-бабочку…
– …А не в курточку с галунами, наподобие ливреи! – понял меня Петя.
– Вот именно! Здесь в Томске просто мода какая-то одевать всех служащих в эту устаревшую форму. Но я не придала этому значения и даже не обернулась.
– Да что же такого вы увидели бы, обернувшись?
– Полагаю, что лицо мальчика показалось бы мне странным, больше похожим на лицо взрослого человека.
– Ну да, конечно! Вот и мне сказали, что проживали в «Метрополе» папаша с мальчиком лет двенадцати. И что мальчик уж больно тихий, не шумел никогда, не бегал. Да вообще от него никто и слова не слышал. Швейцар посчитал, что это от болезненности. Так и сказал: «Видать, нездоров был. Как куда выходить, так до самых глаз закутанный. И под глазами темные круги, ровно у пьяницы запойного».