Игра на разных барабанах
Шрифт:
Ивонка, переступая с ноги на ногу, тупо качала ребенка.
— Так ведь… — завела опять Матушкова, ее толстые пальцы подхватили край фартука и прижали к глазам. Потом выбежала, хлопнув дверью.
Матушек полез в буфет и вытащил бутылку. Вынул из мойки рюмки и разлил водку на шестерых.
— Ей нельзя, — сказала Халина. — Восемнадцати еще нет. И грудью кормит, — кивнула она на Ивонку.
Выпили в торжественном молчании.
— Крестины-то когда? — поинтересовался Матушек.
— Ксендз сказал, что можно бы в Новый год.
— Ну тогда за крестины в Новый год, — пробормотал Грач и раньше других опорожнил свою рюмку.
Потом Матушек велел всем отправляться по домам. Сказал, что завтра сочельник и дел невпроворот. В дверях Халина
— Спасибо вам за журек, — попрощалась она.
Они пошли к дому напрямик, по чистому нетронутому снегу. Ивонка ставила ноги след в след за матерью.
Желание Сабины
Сейчас речь пойдет о Сабине, которая раз в неделю наводит порядок в доме доктора М., его жены пани Йоли и дочери Кази. Наводит порядок она уже несколько лет, не одну сотню сделала этих уборок, как две капли воды похожих одна на другую. Кабинет доктора, приемная, где ждут пациентки, туалет. Потом комнаты, огромная кухня и спальни наверху: одна супругов М., вторая — Кази. Иногда — реже, чем остальные, — комната для гостей, в основном после праздников, долгих выходных, именин. Еще есть две веранды — открытая и закрытая. Там нужно подметать и мыть пол, выложенный гладким кафелем.
Пятьдесят с лишним уборок в течение года; пять-шесть раз в год Сабина моет все окна; пылесосит и натирает мастикой терракотовые полы примерно двадцать раз; выколачивает ковры три-четыре раза. Каждый закуток, каждый предмет знаком Сабине — даже слишком хорошо. Некоторые ей нравятся (деревянная столешница, торшер с витражным абажуром), иных она не выносит (медные сосуды, которыми заставлен весь камин, вечно заляпанная плита), а кое-какие — любит (розовый ковер в Казиной комнате, белоснежный кафель в ванной).
Сабина приходит в пятницу, когда у нее дома мальчики разогревают себе блинчики, оставшиеся с четверга. В доме доктора в этот день готовят рыбу — потом она оттирает пригоревшую сковороду. Появляется Сабина рано. Добирается на красном городском автобусе от Подгуже до элегантной виллы доктора М. Дорога через Валбжих доставляет ей удовольствие — Сабина воображает, будто едет на экскурсию. Ей всегда бывает жалко, что это путешествие из мрачного, обшарпанного, вонючего Подгуже в тенистый, пропахший жасмином Щавно такое короткое. Она садится возле окна, а когда много народу — не стесняется занять «место для детей и инвалидов». Потому что Сабина беременна. Чаще всего она беременна; в результате у нее пятеро сыновей — одни мальчишки! — и беременность Сабины — ее характерная черта, естественное состояние. У нее никогда не бывает тошноты, головокружений, резких перемен настроения, зверского аппетита. Она не старается поправиться или похудеть. Сабина не переживает из-за своего тела. Облачает его с утра в хлопчатобумажный тренировочный костюм или цветистое ситцевое платье и ходит так целый день, до самого вечера. Где-то там, внутри, под слоем ситца, ее тело живет своими собственными интересами. Не стоит из-за него переживать.
Теперь Сабина иногда останавливается перед большим зеркалом жены доктора в ее спальне, чтобы разглядеть свое тело; она смотрит, не выглядит ли живот иначе, чем обычно. Известно ведь, что, если должна родиться девочка, живот становится широким, похожим на купол, и мягким. Если мальчик — наоборот — выпирает, будто хочет пропороть мир, и на ощупь твердый, как мяч. Когда недавно за этим занятием ее застала пани Йоля, Сабина смутилась. Она покраснела и сделала вид, что протирает зеркало. «Беременность тебе на пользу, — сказала жена доктора. — Ты хорошо выглядишь».
Сабина бережно и аккуратно складывает брошенные на кресло вещи хозяйки. Блузки и платья берет за рукава так, словно они — живые существа, домашние животные. Вешает их на деревянные плечики в шкаф. Вдыхает запах, который там обитает и пропитывает весь гардероб. Это запах распустившихся цветов, Сабина не знает, каких. Аромат женственности, тонкий, дразнящий, недоступный. Менее охотно складывает она одежду доктора. Хотя рубашки и пиджаки сшиты из таких же мягких тканей, как платья и женские костюмы, прежде чем до них дотронуться, рука Сабины на мгновение застывает в замешательстве. Нет ни малейшей причины для этого замешательства, так что Сабина продолжает свое занятие. Как их назвать, эти полсекунды, когда пальцы сопротивляются прикосновению? Что это? Ощущение колючей мужской щеки? Грубость мужских рук? Четкая линия бровей? Отзвук тяжелых шагов на лестнице? Слабый запах алкоголя?
Убрав все, Сабина закрывает шкаф, стараясь не глядеть на свое отражение в зеркале на дверце.
Когда она заканчивает уборку в спальне, возвращается из школы маленькая Казя. Ее слышно уже из холла. Словно Казина мама, Сабина бежит вниз поздороваться с девочкой. На минуту она забывает обо всем остальном.
Казя сидит на полу и развязывает шнурки. Отвечает на мамины вопросы. Улыбается Сабине. У Кази светлые немного вьющиеся волосы до плеч, веснушчатое личико, светлые ясные глаза. Рот небольшой, словно предназначенный не для того, чтобы есть, а для птичьего щебета; губы тонкие, бледные. У нее крупные зубы — это трогательно. Так считает Сабина. Она берет у девочки ранец, чтобы отнести его наверх. Уборку Казиной комнаты она начнет с того, что положит ранец на место. Казя пока пообедает, а потом придут учитель английского и две соседские девочки, и начнется урок. Внизу, в гостиной, Сабина слышит только голоса мужчины и девочек, иногда — телевизор, обрывки диалогов на чужом языке, абсолютно неразборчивые гортанные звуки. И только «yes» Сабина понимает, к собственному удовольствию.
Тем временем наступают самые приятные для Сабины минуты. Комната Кази, комната Кази — слова, сладкие, как гоголь-моголь, как халва. Казина комната розовая, совершенно розовая. Мягкий ковер под ногами вызывает у Сабины благоговение. Никогда она не осмелилась бы ступить на него в обуви. Стоя на коленях, она выбирает из ковра детали конструктора, крошки печенья. Потом пылесосит его два-три раза. Случается, в минуты слабости или грусти, или как это там называется — Сабина не умеет давать название таким вещам, — особенно в те минуты, когда… ах, лучше об этом не думать, одним словом, иногда она ложится на этот розовый ковер — на бок, чтобы живот не мешал, — и лежит некоторое время. Комната с пола кажется ей еще безопаснее, еще уютнее. Она могла бы так лежать и лежать, перебирая пальцами мягкий розовый мох. Помечтать, почувствовать тепло внутри, заснуть неглубоким сном, в котором мысли появляются одна за другой и меняются местами. «Yes, yes», — слышатся снизу девчоночьи голоса. Сабина поднимается, потому что у нее еще много дел. Она меняет постельное белье в детской кровати; белье чистое, невинное. Долго взбивает подушку, чтобы Казиной голове было на ней удобно. Встряхивает одеяло, чтобы пух лежал ровно. Потом, подумав, с удовольствием выбирает цвет наволочки — в шкафу у Кази их несколько: розовая с зонтиками, светло-синяя со слониками, белая, розовая сатиновая, гладкая, как лед, и комплект из жатой ткани с веточками сирени.
Потом Сабина наводит порядок на письменном столе малышки — раскладывает цветные карандаши и точилки, тетради, исписанные корявым почерком. Убирает огрызки яблок, фантики от конфет, апельсиновые корки. Вытирает пыль. Аккуратно укладывает кукол в кроватки и коляски. Следит, чтобы у них были оба ботиночка, платья застегнуты на спине. И это тоже приятные минуты каждой пятницы — прикасаться к куклам, поправлять им волосы, рассаживать их на полках. Сабина не знает даже, как об этом подумать, только улыбается про себя. Однако она видит, что ее пальцы, негнущиеся и немного распухшие, не справляются с завязками и крючочками на кукольных одежках. В этот момент всегда заходит пани Йоля. Делает вид, будто что-то ищет, но на самом деле она беспокоится, когда Сабина в Казиной комнате.