Игра не для всех. Варяжское море. Воин
Шрифт:
Глава 14
…— Копье против топора!
Роман, мой тезка-христианин, принявший крещение на службе в ромейской варанге, по возвращению на Родину убил в драке двух руян. Двое молодых дураков прицепились к нему именно из-за новой веры, а там все по стандарту: слово за слово, мордой по столу — и дурьи горячие головы схватились за топоры и ножи. А что было делать «гвардейцу» (я так называю про себя
По крайней мере, я так это понял.
Мы с Храбром остановились загодя, не сговариваясь, объединенные желанием посмотреть на поединок. И вои вскоре оправдали наши ожидания — Роман атаковал первым, стремительно уколов в грудь Горыни. Точнее, обозначив укол. Варяг же умело, быстро закрылся щитом — но гвардеец отдернул «копье», и тут же стремительно перевел атаку в нижний уровень, коснувшись «острием» ноги поединщика. Причем было заметно, что опытный воин сдержал себя, считай, в последний миг — и что в реале после его укола Горыня был бы тяжело ранен.
То, с какой легкостью христианин обошел его, опытного бойца, возмутило венда. Лицо поединщика налилось кровь, глаза яростно заблестели — и свирепо рыкнув, Горыня скакнул вперед. Грамотный ход: на более близкой дистанции копье теряет свой главный козырь, превращаясь, в сущности, из сверхэффективного оружия в бесполезное! Но гвардеец разгадал атаку противника, сам отскочил назад, одновременно стремительно уколов, контролируя дистанцию. Впрочем, запал варяга это не охладило — успешно закрывшись щитом, он продолжил стремительно сближаться с Романом. Последний, отступив еще на шаг назад, вновь атаковал по нижнему уровню — в этот раз круговым, подсекающим ближнюю ногу ударом. Широкое, листовидное лезвие настоящего копья без проблем бы распороло незащищенную голень Горыни — но тот успел высоко поднять стопу и одновременно с силой обрушил кромку щита на древко, уткнув острие в землю. И тут же с силой, наотмашь от себя рубанул топором! Гвардейцу пришлось выпустить оружие из рук и отпрянуть назад, спасаясь от заточенной стали!
— Тихо!!! Охолони, Горыня! У тебя же боевая секира в руках, а у Романа лиши палка!
Варяг довольно быстро пришел в себя, судя по прояснившемуся взгляду — после чего отступил назад и виновато посмотрел на меня. Я же поймал злой взгляд тезки, шумно выдохнувшего, и с яростью взирающего на разошедшегося противника. Блин, еще чуть-чуть, и кровь пролилась бы по настоящему…
— Роман, бери парней и поупражняйтесь в метании сулиц и топоров. Я же хочу поговорить с твоим «обидчиком».
Последнее слово я выделил ироничной интонацией, и гвардеец это понял, коротко усмехнувшись, после чего жестом приказал остальным воинам следовать за собой. Когда же дружинники скрылись за углом сруба, с противоположной стороны которого мы устроили что-то вроде примитивного стрельбища, я обратился к понурившемуся Горыне:
— Помни, что ты не в бою, а готовишь моих воев. Не стоит забываться и пытаться покалечить людей — даже если вдруг потерпел поражение в учебной схватке.
Мгновенно вспыхнувший варяг подняв взгляд и посмотрев мне прямо в лицо, заговорив довольно резко:
— Ты сам же хотел, чтобы я, как и Храбр, испросил разрешения у Ратибора остаться на твоем подворье,
Я не отвел взгляда и ответил товарищу спокойно, но твердо:
— Все верно. И ты согласился на условиях полного обеспечения кровом и пищей на протяжении всей зимы. Я не принуждал тебя, Горыня. А сейчас ты едва не ранил топором стоящего мне денег, и причем уже готового воина. И ранил бы тяжело — в ответ на то, что он сумел тебе ткнуть палку в ногу. Считаешь, ты прав?
Вместо ответа русич лишь склонил голову и тяжело вздохнул. Повисла тягостная тишина, прерываемая лишь ударами стали о дерево, доносящимися с обратной стороны сруба, да восторженными криками мужей при каждом удачном попадании топоров в дубовые плашки, служащие нам мишенями.
— Ладно брат, ты же понимаешь, что я должен был обратить твое внимание на излишнюю горячность да напомнить, что в учебных схватках не должна проливаться кровь… А у нас, кстати, новость: я отдаю Злату за Храбра.
— Как?!
Я едва не засмеялся при виде одинаково изумленно вытянувшихся лиц моих соратников. Правда, у одного из них к удивлению быстро добавилась и радость, а вот второй весь аж почернел:
— И что, ты действительно принимаешь христианство? Или он отдает за тебя Злату просто так?!
На гневный вопрос Горыни, адресованный опешившему от неожиданности и не знающему, что сказать Храбру, ответил уже я:
— А зачем ему креститься, если он уже итак крещен?
— Как?!!
И вновь на лицах моих соратников появилось выражения абсолютного, безграничного изумления. Они переглянулись, потом обратили вопросительные взгляды на меня, заставив невольно усмехнуться — хотя я просто чудовищным усилием воли удержался, чтобы не расхохотаться! А может и зря сдержался — если моя задумка не выгорит, то хотя бы посмеялся от души:
— Скажи Храбр, ведь Злата понравилась тебе еще в плавании, верно? И когда мы бились с тобой и Ратибором против датчан на носу ладьи — когда еще девки приятались за нашими спинами — ты ведь думал о том, что хочешь защитить ее? Ну что молчишь, говори как есть, все свои.
После короткого размышления (наверное, вспоминал тот бой) русич утвердительно кивнул:
— Было такое.
— Ага! Ну, вот видишь, все сходится. Тебя в том бою ранили — несильно, зацепили руку, рассекли кожу да немного мяса. Кровь текла еще какое-то время, помнишь?
— Ну, помню.
В этот раз я усмехнулся уже злорадно:
— Ну вот, ты и христианин.
Варяги вновь переглянулись, после чего Горыня первым решил меня переспросить:
— Что-то я не понимаю, куда ты клонишь, ромей.
А теперь моя улыбка, адресованная исключительно Храбру, стала уже торжествующей…
— Есть три вида крещения. Первое — добровольное или младенческое в храмовой купели. Второй — крещение от другого христианина в минуту опасности, то, каким образом я крестил выкупленных из рабства воев за неимением священника. И третий — крещение кровью. Это когда человек любой другой веры — или не веры — проливает свою кровь во имя Христа. «Крещенными кровью» называли мучеников, не успевших креститься обычным порядком во времена гонений на первых христиан в Риме, но разделявших их взгляды и принявших смерть от палачей за свои убеждения, за Господа. Конечно, это не тоже самое, что было тогда на ладье. Но ты ведь сражался, думая о том, как защитить девушек, как защитить Злату, верно? Они все христианки. И ты пролил за них кровь. Если бы ты тогда погиб, я уверен, что ты уже наследовал бы Царство Небесное, как человек, отдавший свою жизнь за други своя, отдавший жизнь за христианок. Но повторюсь, ты уже пролил кровь — и сделал первый шаг.