Игра по чужим правилам
Шрифт:
– А я вот не могу понять, что это ты вокруг Лешика стала круги нарезать? Уж не влюбилась ли?
Группа фантазеров во главе с Парщиковым пополнилась истинным фанатом. Здесь должны звучать фанфары.
Между пальцев мелькнул белый клочок бумаги. Секунду Ира равнодушно смотрела, как Ленка разворачивает вчетверо сложенный листок. Секунда – это очень много. Секунда в жизни решает почти все. И Ира эту секунду упустила.
– Отдай! – Она прыгнула вперед, пытаясь отобрать письмо. Упала сумка, щедрым конфетти рассыпая учебники и тетради. Встала на пути парта.
Ленка
– Ладно, живи, – прошептала она побелевшими губами, а потом снова противно улыбнулась. – А у тебя, значит, роман? Как интересно… Надо будет Щукину рассказать. А то он о твоей судьбе очень уж печется…
Сказала громко. В наступившей после грохота упавшей парты тишине ее хорошо было слышно всем заинтересованным. А таких в классе оказалось двадцать шесть человек. И все на нее посмотрели со злым любопытством. Только Аня Ходасян с радостью. Словно в ее компании страдающих случилось пополнение.
– Никто о моей судьбе не печется. – Хотелось ответить зло и хлестко. Чтобы Курбановой стало больно.
– Да что ты! Всем известно, что ты за Щукиным бегаешь. Велосипед у него сломала, убогая! Хоть бы кататься научилась, рыба снулая. И кто только позарился на такое сокровище? Как своим плаванием занялась, так все мозги и чувства отморозила. Если ты с Лешиком в одну секцию ходила, это еще ни о чем не говорит! Так что близко к нему не подходи! Копайся в своей песочнице.
Митька засвистел.
– Браво! – хлопал он, подняв руки над головой. – Жги, девчонки!
– Хватит уже! – попыталась перекричать поднявшийся шум Юлька Науменко.
– Валяй! – гаркнул Максим.
– Ну что вы! – приподнялась Ходасян, которой всегда всех было жалко.
Это было странное чувство, когда ты вместе со всеми, но в то же время одна. Было непонятно, как любовь ухитрилась сделать из Курбановой такую злючку. Ира не узнавала ее. Не с этим человеком она дружила в первом классе.
– Кончай дурить! – Щукин взял Ленку за руку и повел к парте. – Не обращай внимания, – повернулся он к Ире.
«Что это было?» – только и могла спросить Лисова сама у себя. Ответа на этот вопрос она не знала.
Глава шестая
Тропические бабочки
Записи на вырванных листочках:
«Шум кружил голову. Он шел отовсюду, и непонятно было, куда бежать. Школа гудела. Но это была всего-навсего перемена. Перемена – это пройдет. Но почему же так тяжело дышать? И ноги неприятно подгибаются. Она спустилась вниз, потом поднялась на один пролет. Куда они могли пойти?
Еще на уроке ей кричали: «Это все из-за тебя!» Они где-то там дерутся. Физичка убежала к директору. ЧП! И надо идти туда, к ним, где кричат и ничего не видно. Ноги подгибаются, она невольно садится. И тут же вспоминает. Он сидит на парте перед ней, сжимает руки в кулаки. Видно, как напряжена шея. А через проход другой. Она так и не смогла выбрать. И сейчас не поймет, в какой момент сердце бьется сильнее – когда подходит один или другой. И главное – как незаметно все началось. Сначала дружили. Было хорошо, когда вместе, когда втроем. Каждый вечер, если пришел один, значит, бегом за другим. Везде свое персональное королевство – парк, двор, маленький кусочек улицы. Вместе они стояли против мира с его уроками, родителями и другими, теми, кто не принимался за своих. Долгий летний день был мгновенной искрой, зимний вечер бесконечен. В их мире родилась сотня историй. А потом вдруг все закончилось. В одно мгновение.
Пришел один, хотела позвать и другого.
– Нет. Давай останемся вдвоем.
Другой тоже просил побыть наедине. А когда собирались вместе, все больше молчали или поддевали друг друга. А потом начали ссориться. Тогда стало понятно – надо выбирать. А ей не хотелось. Зачем нужен выбор, когда есть оба? И вот сейчас – драка. Из-за нее? Но где? Она бы прекратила это, если бы могла. Как случилось, что в их королевстве стало тесно троим? Ведь раньше оно было бескрайним. И никто никогда не требовал делать выбор.
И вот теперь оставшиеся двое где-то там в пылу драки рвут на части их такой правильный и надежный мир.
Подошла к окну на лестнице. Через треснутое стекло тянет холодом. Осень. У них теперь всегда будет осень. Между деревьями быстрое движение.
Ну конечно! Вон они! У самой стены. Все ищут их в подвале или в актовом зале, ломают дверцы в туалетах, носятся по этажам, прочесывают кусты на площадке. А они за забором, у гаражей. Где грязь и вонь.
Это было так неправильно, так жутко, что она стала дергать кривую раму, чтобы крикнуть им: «Остановитесь!» Нет больше их королевства, они обречены на одиночество. Все уже за них решено временем – они расходятся.
Кафель под окном оказался мокрый. Нога неожиданно заскользила, старая решетка прогнулась, с готовностью пропуская вперед. В пустоту. В вечность.
Она успела крикнуть. Они застыли. Чтобы услышать, как, умирая, на сотню осколков бьется их королевство».
Жизнь вокруг текла, словно ничего не произошло. Отец избегал встречаться с Ирой, а когда сталкивался с ней в коридоре, молча проходил мимо. Они даже здороваться перестали. Отец никогда не умел разговаривать. И, возможно, объясни он свои чувства, расскажи Ира о своем беспокойстве – все бы обошлось. Но они молчали, цементируя между собой стену обиды. Ира представить не могла, какая должна случиться беда, чтобы она пошла к отцу за советом. Лучше промолчит или спросит у чужого, чем у него. Мать? А что мать? Это тоже не тот человек, что выслушает и поймет. Мать умеет только свое мнение высказывать.