Игра по-крупному
Шрифт:
Иногда он ложился на диван и размышлял о своей жизни. У него есть комната, мебель, библиотека, пусть это аванс, который выдала ему судьба в лице Марии Львовны, но они есть. Гигантская фора перед сверстниками; хотя -- как посмотреть: родительские квартиры некоторых сокурсников напоминали дворцы-музеи близких пригородов, а двое пареньков из соседней группы приезжали в институт на "жигулях", и по утрам от них устойчиво пахло сервелатом и хорошим кофе. Но, в принципе, все есть. Будут, если захотеть, и деньги. Эх, если бы они приносили счастье -- он заработал бы их кучу. Но они давали лишь независимость, и на этом, достаточном для независимости уровне, Фирсов умел их добывать.
Не было замысла жизни. Что дальше, к чему стремиться?
Школьный друг, женившийся сразу после армии, к которому Игорь забрел однажды с пивом и креветками, усмехался его вопросам на кухне, где они обосновались с бутылками и курительными принадлежностями.
– - Ты, брат, просто с жиру бесишься. Живи себе не тужи. Смысл жизни -- это такой, брат, вопрос, -- он обсасывал теплые креветки и сплевывал скорлупки в тарелку, -- из-за него, брат, сколько людей себе пулю в лоб пускали. Да. Не лезь ты в эту философию. Чего тебе не хватает? Хата есть, мебель есть, скоро институт закончишь -- мне бы твои заботы. Вот у нас в армии один старшина ходил к офицерской жене...
Фирсов отворачивался и незаметно морщился как от зубной боли. Армейские истории друга раздражали его.
Иногда, чаще всего в постели, на него накатывало томление, и он думал об Ирине. Ворочался, вставал, подходил к окну, закуривал. И мысль о том, что совсем недавно в этой комнате, на этом самом диване Ирина была с другим, еще больше распаляла его желание. Он воображал себе, как тот, который вышел поутру из дверей, лежит с Ириной, сбросив на пол одеяло, -- от наваждения начинало звенеть в ушах -- он видел даже раскинутые ноги Ирины с крашенными перламутровым лаком ногтями. И Игорь почему-то ощущал себя сразу в двух лицах: он был и похитителем супружеской верности, и ревнующим мужем.
Зажигал свет, открывал форточку, глубоко дышал сырым осенним воздухом. Легчало немного...
Пару раз он сходил на рыбный холодильник и один раз -- на мясной. Компания была та же: Алик, Валик и прочие лики -- хмельные, веселые, разговорчивые. На рыбном разгружали два вагона с бочковой селедкой и один вагон с осетрами сухой морозки -- в больших холщовых мешках, откуда-то из-под Астрахани. Осетры были не в жилу -- целого через проходную не пронесешь, а половину взять нечем -- твердые как железо. Мужики матерились, рвали мешки и строгали ножами лысые спинки осетров. Настрогали на всех литровую банку, посолили, перемешали, полили уксусом, дали чуть оттаять и съели в раздевалке под звяканье вагонных буферов и гудки маневрового тепловозика. Потом доели тресковый суп, оставшийся от вечерней смены, и легли на ватниках спать -- под утро обещали поставить вагон с консервами, говорили, чуть ли не икра, но не поставили. А может, начальство забоялось доверять деликатес халтурщикам, оставило до утра -- кадровым. Да и хрен с ней, с икрой, -- тоннаж не большой, а возни много: кладовщики каждую коробку вскрывают и пересчитывают банки. На вагоне пересчитают, когда на поддон грузишь, и в камере холодильной пересчитают, когда кара привезет, -- одна морока.
На мясной Игорь попал хорошо -- два рефрижератора с говяжьими тушами. Витька, друг старинный, взял Игоря в бригаду без разговоров -- знал его работу. И острейший крюк из нержавейки с пробковой ручкой выдал -- из личных запасов. "Что-то тебя, Игорек, давно не видно?
– - подмигнул.
– - Иль разбогател?.." А бомжей, что в подвалах холодильника безвылазно живут и от грузчиков кормятся -- сверток за рубль через забор перебросить, за водкой сбегать, мясо в бачке на плитке отварить, там услужить, здесь поднести, -- погнал с эстакады лихим посвистом.
– - В шхеры, мужики! Без вас обойдемся!
– - властно повел рукой.
– - Если кого у вагона увижу, применю щёкинский метод.
– - Витька выразительно приложил кулак к скуле.
– - Нужны будете -- разбудим...
Витька -- халтурщик старый, и с начальством у него контакт тесный -- наряды в его бригаде всегда денежные: "Не за мясо работаем, а за капусту".
Оба рефа раскидали к пяти утра, еще и не рассветало. Витька пошел с бумагами в конторку на второй этаж и вернулся с двумя клетками яичного боя. "Подкрепляйтесь.
– - Он вынул из кармана кулек с солью и первым колупнул скорлупку.
– - По двадцатничку, я думаю, выйдет".
Игорь вернул Витьке крюк и переписал номера вагонов. Деньги платили два раза в неделю, но если часто ходить и не писать номера вагонов и дату, бухгалтерия облапошит быстро. Попервости у Игоря такое бывало.
Ирина позвонила в середине октября, поздно вечером, Фирсов отпаривал брюки.
Она говорила взволнованно и чуть печально.
– - Игорек, милый, прости, если можешь... Я так перед тобой виновата. Сама не понимаю, как это получилось. Но я не могу без этого, не могу. Мы с тобой взрослые люди, что было, то было, но я... Ты мне дорог, тебе надо жениться, и я не хочу, чтобы с другой женой у тебя получилось то же самое. Прости, что я об этом говорю, но ты же... неумека... Ты, как молодой жеребец, думал только о себе. Я была для тебя просто подстилкой. Конечно, я виновата, что не научила тебя ничему, не подсказала... Я боялась задеть свое самолюбие, показаться развратной, что ли... Ведь этому надо учиться, милый, учиться. В этом нет ничего зазорного...
Игорь опустился на сундук возле телефона.
– - Ну а что же ты раньше-то...
– - не сразу ответил он.
– - Могла бы научить...
Ирина помолчала.
– - А ты хочешь научиться?..
– - спросила тихо.
От Ирининых слов ему стало жарко. Он хотел ответить как-нибудь дерзко, вроде того, что спасибо, дорогая, наставницы у него уже есть, поздно, дорогая, но сказал:
– - Хочу!
– - Тогда записывай адрес.
– - Ты что, живешь не дома?
– - высохшим ртом спросил он.
– - Я тебе потом объясню...
– - Она назвала свои координаты.
– - Приедешь?
– --- Да.
– - Только не думай ничего... это не для того, чтобы вернуть тебя... Просто...
– - Ирина выдохнула.
– - Ну приезжай...
Игорь сел в такси, притормозившее перед светофором у площади Льва Толстого, и с колотящимся сердцем поехал на Гражданку.
Позднее, вспоминая ту ночь, Игорь приходил к выводу, что в постигшей его семейной драме есть и его доля вины; причем изрядная. И испытывал к Ирине даже чувство некоторой благодарности, замешанное, правда, на досаде: "Почему же не раньше-то?.." Снобистски гнушаясь засмотренных до дыр порнографических журналов и фотографических пособий с комментариями на иностранных языках, которые ходили в институте по рукам, а тем паче -- разговоров в мужских компаниях на сексуальные темы, он наивно полагал, что в природе, как и в высокочастотном штепсельном разъеме, существуют два парных предмета -- "папа" и "мама", и чем плотнее и крепче они соединяются. тем устойчивее, так сказать, связь. Все остальные премудрости не имеют значения. "Тебе хорошо?" Кивок. Значит, все в порядке.