Игра по-крупному
Шрифт:
В прежних своих занятиях Фирсов никогда не производил чего-либо такого, что могло быть впрямую обменено на деньги и имело очевидную товарную ценность. Он работал электриком на маленьком заводе, и то, что он делал -- находил и заменял сгоревшие предохранители в токарных станках, чинил магнитные пускатели, тянул проводку, заменял лампочки и мотал под присмотром бригадира новые обмотки для сгоревших двигателей, -- помогало рабочим выпускать какие-то громоздкие, возможно, очень нужные железки, которые заколачивали в ящики и отправляли на другой завод. За эту помощь в производстве железок Игорю ставили в табеле "восьмерки" и два раза в месяц платили деньги. Что происходило с этими железками дальше, Игорь не знал, как не знало и большинство других рабочих, облачавшихся поутру в грязные робы и расходившихся по своим
Позднее, на кафедре, Фирсов неделями бился над каким-нибудь расчетом и пятистраничным пояснением к нему, просматривал горы литературы, ругался с программистами, перепутавшими лямбду с дельтой, бегал с шоколадками к машинисткам, чтобы они скорее отпечатали его текст, и, когда бумага была готова, шеф хвалил Игоря за оперативность, брал из его бумаги несколько абзацев и вставлял их в другую бумагу, с грифом института, которая уходила в Москву. Что происходило с той бумагой дальше, Игорь не знал, но, судя по тому, что шеф ходил веселый, а кафедре выделяли премию, Москве бумага нравилась. И Фирсов верил тогда, что делает очень важное дело, рассылая в управление рудников и карьеров письма с просьбой немедленно выслать в адрес института сводки по состоянию дел с качеством продукции, отчеты о внедренных стандартах предприятия и сами стандарты -- для анализа и обобщения передового опыта. Вычерчивал красивые схемы, выступал на конференциях, ездил в командировки -- каждый день что-нибудь делал. Но где оно, сделанное им? Что осталось от трудов его? Комплексная система управления качеством продукции и эффективностью производства? Бумажная чушь, на которую ухлопали миллионы. Несколько научных статей в сборниках и журналах? Тлеет та бумага на полках... И никому до нее нет дела. Потому что и дела в ней нет. Но ведь тогда казалось, что есть...
Пустые ящики с остатками земли Игорь укладывал под прилавок. Так делало большинство рассадников, с той лишь разницей, что в конце дня легкая перегнойная земля ссыпалась ими в мешки и вместе с ящиками увозилась на машинах. Их "Нивы", "Жигули" с прицепами и вместительные старые "Волги" тесно стояли по обочинам Баскова переулка. Игорь раздавал землю всем желающим и отвергал гривенники, которые пытались ему класть на прилавок. "Да вы что, тетя?
– - Он с шелестом двигал монетку обратно.
– - У нас земля -- собственность государства. Я не хочу вступать в конфликт с законом".
– - "Но ведь вы ее готовили, торф добавляли. Я у вас и так два пакета взяла..." -- "Все природные ресурсы принадлежат народу, -- поучал Игорь улыбаясь.
– - Хоть всю заберите, только не мусорите". Женщины толкались возле ящиков и сыпали землю на пол. Уборщица, она же разносчица утреннего двадцатикопеечного чая, мигом сделала Игорю замечание. Суть его сводилась к тому, что бесплатно убирать за всеми грязь дураков нынче нету. Игорь покаянно поклонился и пообещал исправиться.
– - Вот видишь, -- подошла к нему Анна Ивановна, -- людям добро сделал, а они тебе же нагадили и разбежались.
– - Она наставительно подняла палец.
– - А землю ты напрасно раздаешь. В следующий раз захвати рюкзачок, если машины еще нету, и вози понемногу. Хорошую землю годами готовят...
Во избежание дальнейших недоразумений Игорь взял тачку и вывез ящики на помойку. Землю он вытряхнул в бачок, а ящики сложил стопкой у забора. Пересчитал. Ровно десять штук. И почему-то вспомнилось, как ездил за ними на тарный склад, скрипел снегом, ехал с ними в электричке и волновался, как бы не прицепилась милиция... Прощайте, ящички.
Пятница и суббота принесли Игорю доход в двести пятнадцать рублей с копейками. Оплата места, традиционные рубли бригадиршам, полтинник уборщице и пятнадцать рублей шоферу фургона уменьшили эту сумму ровно на два червонца.
Когда субботним вечером Зоя с семейством приехала на дачу, в доме пахло чесноком, и раскрасневшаяся Настя готовила на жарко натопленной плите цыплят табака. Марат в пальто и вязаной шапочке грыз на крыльце крупное яблоко.
– - Это мне папа с рынка привез, -- похвастался он.
– - Ему за рассаду дали...
– - Молодец твой папа, молодец, -- сухо сказала Зоя, оглядывая участок с накрытыми пленкой грядками.
– - Не теряется...
– - Да уж...
– - Степан, осторожно ступая, пошел к туалету.
– - Хозяин... -- язвительно сказал он, прикрыв за собой легкую фанерную дверь.
– - А где папа-то?
– - Зоя пошла к теплице.
– - Он за стаканчиками ушел, -- побежал за ней Марат.
– - Для огурчат...
Старожилы рынка предрекали, что воскресная торговля будет вялой; по их мнению, истинные огородники укатили на дачи еще накануне и за рассадой придут только те, кто работал в субботу или крепко отметил День Победы еще в пятницу, а теперь, немного очухавшись, поедет под присмотром жен лопатить грядки и жадно пить из ковшичков воду. Старожилы знали все.
Девятого мая рынок по расписанию не работал, и Фирсов привез товару столько, чтобы не оставлять его под прилавком на выходные. Он вновь прибегнул к появившимся у него стаканчикам и пересадил в них помимо огурцов и кабачков подросшие за последние дни кустики астры -- по одиннадцать в каждый. Прихватил и помидоры, увязанные Настей в бумагу по пять штук. Помидоры заняли целую коробку. Капусту пришлось везти в рюкзаке -- крупные жестяные банки из-под томатной пасты скрежетали и били по спине, когда Игорь бежал по утреннему поселку к электричке.
Старожилы оказались правы: торговля шла хило. Народ толпился возле цветочного круга в центре зала, бродил вдоль овощных и фруктовых рядов, закупал к завтрашнему празднику зелень, огурцы, квашеную капусту, стоял к коопторговским прилавкам за копченой колбасой, баночным хреном, и лишь жиденькая струйка покупателей пульсировала от высоких входных дверей к зеленой улице рассадного ряда.
Некоторые заходили просто так, привлеченные оазисом живой природы, что ли... Стояли, уже нагруженные покупками, удивленно разглядывали неизвестно как попавшие в город растения, спрашивали что-нибудь: "А это вы сами вырастили? Или совхозные?" -- и медленно шли дальше, качая головами и переговариваясь. Игорь узнавал таких экскурсантов издали и не спешил предлагать им высокоурожайные сорта огурцов в компактной таре или цветную капусту, пять килограммов которой выводят из организма шлаки, накопленные за зиму. Молча листал старые журналы, присев на круглый никелированный поручень, ограждающий огромное, почти до полу окно. Справа пел свою нескончаемую песню сладкоголосый Петрович: "А Ночной поцелуй вы когда-нибудь видели? Это же чудо из чудес! Или, например, Несмеяна?.." Женщины расходились, и Петрович, зыркая из-под кепки глазами, начинал ворчливо выговаривать сыну.
Настроение складывалось невеселое. К полудню Игорь продал десяток кустиков помидоров, уступив их по двадцать копеек, да несколько пакетиков белокачанной капусты. К остальному даже не приценивались.
Озлил мужчина в плаще и с галстуком, пахнущий одеколоном. Он остановился у прилавка, и Игорь уже поднялся, намереваясь заговорить с ним, но что-то его удержало. Мужчина хмуро-презрительно глянул на один ценник, на другой, поднял глаза на Игоря:
– - И не стыдно тебе? Здоровый парень, а сидишь тут спекулируешь. К станку надо идти -- работать...
– - Вы хоть знаете смысл слова "спекуляция?" -- холодно осведомился Игорь.
– - Знаю!
– - Мужчина смотрел враждебно; лет сорока, упитанное лицо, авоська в руках.
– - Вот это и есть спекуляция...
– - Он кивнул на прилавок: -- Десять копеек -- огурцы! Двадцать копеек -- кабачки!.. Вот они, нетрудовые доходы!
– - Он грузно повернулся, собираясь идти дальше.
– - А вот это ты видел?
– - Игорь выставил ему вслед свою ладонь в мелких трещинах и мозолях.
– - Это что -- нетрудовые доходы?..