Игра под названием жизнь. Второй раунд
Шрифт:
«Послушай меня, сынок, – произнёс, однажды, Матвей Игнатьевич, дыхнув в лицо своего молодого помощника перегаром, – ты здесь не для того, чтобы спасти всех. Это война. «Бабушка с косой» здесь развлекается от души. И мы с тобой всего лишь её подручные, которым дозволено разгребать за ней «крошки со стола», решая, кто умрёт сразу, а кого она заберет попозже. Поэтому научись видеть «мёртвых», пока они ещё дышат. Не трать на них время, которое ты мог бы потратить на спасение живых…»
И молодой медик научился. Не сразу, конечно. Прошло довольно много времени, прежде чем он стал холодным
Матвей Игнатьевич страдал, как вскоре выяснилось, не только цинизмом и пристрастием к алкоголю, но и, как следствие последнего, прогрессирующим алкогольным делирием или, попросту говоря, белой горячкой. Молодому медику приходилось не раз ловить и связывать своего наставника, когда тот начинал неожиданно трястись от страха и убегать от невидимых созданий. Подобные приступы случались, как правило, спустя несколько дней трезвости после очередного запоя Матвея Игнатьевича. Но стоило молодому медику с помощью внутривенных инъекций привести наставника в чувство, как тот делал логичный вывод, что его трезвость вредна ему и всем окружающим и снова брался за стакан.
В тот день им двоим пришлось работать, засучив рукава. Элитная группа разведки напоролась на засаду. Было много тяжёлых. Матвей Игнатьевич вёл операцию, а молодой, но уже достаточно опытный медик, ему ассистировал.
Неожиданно скальпель в руках старого доктора дрогнул. Помощник это увидел и поднял глаза на наставника. Безумный взгляд Матвея Игнатьевича судорожно бегал по больному, наблюдая за каким-то насекомым или чёртиком, видимым только ему одному.
«Смотри, смотри! – заорал Матвей Игнатьевич. – Ты это видишь? А ты мне не верил. Вот тебе! Вот тебе!»
Он взмахнул скальпелем и стал изо всех сил бить им в грудь больного, пытаясь попасть в невидимое существо, затем с диким воплем выскочил из операционной и, не переставая размахивать скальпелем, бросился по коридору. Он судорожно пытался на бегу избавиться от каких-то невидимых созданий, ползающих по его телу. На душераздирающие вопли Матвея Игнатьевича выбежали все – и медики, и пациенты. Помощник догнал его в самом конце коридора. Уверенными движениями он повалил своего наставника, выдернул из его штанов ремень и резким движением стянул ему за спиной руки. Потом он прошёл в операционную и вернулся со шприцем и двумя ампулами в руке. Старый врач продолжал вопить и биться в конвульсиях, лёжа на полу с завязанными за спиной руками.
Сильный удар ногой в живот стал для Матвея Игнатьевича первым успокоительным, затем молодой доктор с невозмутимым выражением лица резким движением оторвал рукав на халате наставника и, не целясь, воткнул ему в вену шприц с успокоительным. Тело старого врача перестало биться в припадке. Взгляд Матвея Игнатьевича стал более осмысленным:
– Спасибо, сынок! – пробормотал он, глядя на невозмутимое лицо своего помощника, который стал набирать в шприц новое лекарство для следующего укола. – Стой! Стой! Ты перепутал. Ты набираешь не галопередол, а, похоже, кураре. Ты же так меня убьёшь, сопляк-недоучка!
Но молодой доктор, как будто бы, не слыша слова своего наставника, поднёс шприц к его вене. Матвей Игнатьевич попытался вырваться, но связанные за спиной руки не давали ему это сделать. К тому же колено соперника уверенно прижимало его к полу.
– Я не перепутал, – спокойным голосом произнёс молодой доктор, посмотрев в глаза наставника. – Ты прав, Матвей Игнатьевич, это не успокаивающее. Это расслабляющее. Так что, расслабься и послушай меня. Ты почти год вбивал мне в голову, что я должен уметь видеть «мёртвых», пока они ещё дышат, пока они еще просят о помощи, и не тратить на них своё время. И знаешь, я научился видеть «мёртвых». Один из них сейчас передо мной.
Матвей Игнатьевич замотал головой, но молодой доктор уже вводил инъекцию ему в вену.
– Ну, сам посуди, – примирительным тоном продолжил он, – ты же знаешь, что твой делирий неизлечим. Мы оба знаем, что дальше будет только хуже. Приступы будут чаще и тяжелее, они будут приходить как в момент трезвости, так и в момент опьянения. И мне придётся тратить на тебя всё больше и больше времени, зная, что конец всё равно будет один. А сколько бы я мог за это время спасти настоящих бойцов?
Тело Матвея Игнатьевича расслабилось, дыхание становилось всё реже. Вскоре оно совсем прекратилось, а помутневший взгляд умирающего замер на лице молодого доктора, хладнокровно наблюдающего за смертью своего наставника.
Молодой доктор потрогал пульс у лежащего перед ним тела, выпрямился и, обращаясь к перепуганной медсестре, произнёс:
– В морг!
Уверенным шагом он вернулся в операционную и потрогал пульс у лежащего на столе солдата, израненного скальпелем Матвея Игнатьевича. Потом равнодушно выключил свет и направился к выходу.
– И этого в морг! – произнёс он, выходя из операционной, и добавил: – Я обедать!
С той поры за ним и закрепилось прозвище «Доктор-Смерть» с лозунгом: «Всех в морг! Я обедать!»
– Послушай, Док! – Лис не знал, как правильно объяснить доктору, что именно его тревожило в поведении своего друга. – Цунами стал совсем другим. Может, ему микстуру там какую-нибудь или порошок какой?
– Я тебе так скажу, мой дорогой! Тому, кто был там, – Доктор-Смерть поднял глаза к небу, – никакой порошок не поможет забыть то, что он увидел. А твой Цунами был там полчаса. Не меньше. А в аду, как я знаю, за одну нашу минуту человек проживает тысячу лет. Вот и прикинь, сколько времени он жарился в аду, пока ты его в грудь колотил.
– Да брось, Док! Я серьезно.
– И я серьезно. После остановки сердца мозг живет не более 5-7 минут. Потом начинается кислородное голодание мозговых клеток, и они начинают безвозвратно отмирать. 20 минут – и дороги назад нет. Твой друг 30 минут был мёртв. Он и раньше был отшибленным на всю голову, но что у него сейчас творится в башке, я даже гадать не возьмусь. Понятно?
– Понятно, – промямлил Лис, – так может ему кислородный коктейль сделать?
– Собери лучше его пожитки, – ответил доктор, – командование отправляет его в запас. Навоевался твой Цунами. Вчера из штаба запросили его дело для демобилизации. Получит очередной орден и шагом марш домой. Война и без него не сегодня-завтра закончится.