Игра против всех. Три дня в Дагезане
Шрифт:
— Я вас понимаю. И надеюсь на вашу скромность. К счастью или к несчастью, я известен в городе…
— Ну что вы! Это понятно. Ни я, ни Игорь Николаевич не злоупотребим вашим доверием.
— Благодарю вас. Скрывать мне, увы, нечего. Когда Диана Тимофеевна узнала о смерти этого человека, она очень переволновалась… Хотя он оказался негодяем и по отношению к ней, но вы понимаете: женщина и логика — вещи разные. Видимо, она любила его. Я вынужден так говорить, но это правда. Она была настолько расстроена, что сама
Полковник крякнул:
— Представляю, как неприятно вам было.
— Да, несладко.
— И чем же кончился этот… разговор?
— Он мог закончиться только одним: выяснилось, что оставаться вместе нам невозможно.
— Да–а… От души сочувствуем, Валентин Викентьевич. Но это не все. Нам, как ни тяжело, придется побеспокоить вашу супругу.
— Разве это необходимо?
— Что делать? Она была близка с Зайцевым. А он сейчас главная фигура в деле о хищении. Денег–то мы пока не нашли.
— Неужели вы полагаете, что Диана Тимофеевна…
— Нет, что вы! Конечно, нет. Она не может быть его соучастницей. Но во всей этой истории так много темного, особенно бегство Зайцева. Короче, Диана Тимофеевна, общаясь с ним, могла что–то заметить, обратить внимание на какие–то факты, мелочи в его поведении, связи, знакомства, поступки, которые теперь, в свете ставшего известным, могут приобрести новую, так сказать, окраску.
Профессор потрогал виски.
— К сожалению, об этом я не подумал. В подобных обстоятельствах притупляется рациональное начало. Поступаешь в основном эмоционально. Я допустил ошибку, которая затруднит вашу работу. Я потребовал, чтобы Диана Тимофеевна немедленно покинула меня.
— Ну, это понятно.
— Она покинула город.
— Вот как! Это сложнее.
— Да. Жить на даче по ряду обстоятельств она не пожелала. Короче, Диана Тимофеевна улетела в Куйбышев, к матери. Мы решили, что она уедет немедленно, взяв с собой самое необходимое, а потом я вышлю по адресу своей бывшей тещи остальные вещи. Да и для развода нам потребуются определенные контакты. Мы ведь были официально зарегистрированы.
Скворцов повернулся к Мазину:
— Придется тебе, Игорь Николаевич, проветриться немножко, подышать волжским воздухом.
Мазину ехать не хотелось, но возражать он не стал.
— Вот, Валентин Викентьевич, с основной, неприятной так сказать, частью мы и закончили. Теперь осталась ерунда.
— Слушаю вас.
Полковник достал мундштук и покрутил в руке, будто собираясь вставить папиросу:
— Знаете, где я взял эту штуку?
Профессор покачал головой:
— Не знаю. Я считал, что вы не курите.
— Не курю. Мундштучок не мой. Это вещественное доказательство, вещдок, как у нас говорят, и я специально прихватил его. Думал, узнаете.
— Позвольте, — попросил Филин, — откуда вы его взяли? Кажется, мне знаком этот мундштук.
— Попробуйте вспомнить, где вы могли его видеть.
Филин наморщил лоб:
— Он напоминает мундштук нашего главного бухгалтера. Константин Иннокентьевич заядлый курильщик.
— Пожалуй, вещица эта его. А нашли мы мундштук в вашей машине. На сиденье рядом с Зайцевым.
— Невероятно! Устинов никогда не ездил в моей машине.
— Он не управлял автомобилем?
— Что вы хотите сказать?
— Просто спрашиваю: может ли Устинов управлять машиной?
— Знаете, полковник, я всегда свою работу считал нервной, но теперь вижу, что ваша похуже. Подозревать всех и вся… Лучше не разгибать спины над больным!
Скворцов постучал мундштуком по столу.
— В каждой работе есть неприятные стороны. Но и вы и я вынуждены считаться с фактами. А мундштук найден в машине. Однако не говорите об этом Устинову, договорились?
— Я бы и не решился никогда.
— Правильно. Ну, держитесь, профессор! Не поддавайтесь бедам. Мы с вами в таком возрасте, когда на вещи нужно смотреть философски.
— Спасибо.
Филин проводил их до двери…
— Между прочим, тебе, кажется, неохота лететь в Куйбышев? — спросил Скворцов уже в машине Мазина.
— Не очень, — ответил удивленный Игорь. Он был уверен, что ничем себя не выдал. — Здесь бы поработать…
— Борис, значит, полетит?
— Если он будет возражать, я готов отправиться.
— Хитер! Не откажется Борька. Его хлебом не корми с такой дамочкой пообщаться. Но села она в лужу крепко, а?
— Я ей мало сочувствую.
— Пуританин ты. А я шире смотрю. Болеть за нее не болею, но понять могу. Торговали кирпичом, а остались ни при чем! Вот мы и приехали.
Полковник был прав. Боб против поездки в Куйбышев не возражал.
— Проветриться не мешает, — сказал он. — А то мы погрузились в такие мрачные тайны, что мозги шиворот–навыворот заворачиваются. Проедусь — может, со стороны что–то покажется… Ты, конечно, рассчитываешь тем временем взять быка за рога. Но, я думаю, дудки! Ничего вы тут с Дедом быстро не достигнете. Попомни мое слово: дельце это свои сюрпризы не исчерпало.
Боб был настроен оптимистично и уже видел себя фланирующим по волжской набережной. Однако сложилось все иначе.
— Вот вам адрес, Борис Михайлович. Ехать нужно немедленно. Заказывайте билет на самолет по телефону и марш домой собираться! — приказал полковник.
При всей внешней легкомысленности Сосновский оставался человеком осмотрительным. Поэтому, получив адрес матери Дианы и ее служебный телефон, он, вместо того чтобы ехать домой, позвонил в Куйбышев.
— Знаешь, бывает разное, — пояснил Борис Игорю. — Вдруг она еще куда–нибудь подалась! Зачем без толку аэрофлот обременять?