Игра с летальным исходом
Шрифт:
Словом, голова от этих вариантов у Ильи кругом шла. Но в конце концов он успокоил себя тем, что все равно диспозиция складывается стихийно, как следствие господствующего в СК принципа демократического автономизма. Цель была общая, но каждый действовал в одиночку.
Никитин же вообще был лишен возможности строить какие-либо предположения по поводу поведения Ивана, поскольку был лишен необходимой для этого информации. Догадки Герасимова были, конечно, хороши, но это были лишь догадки, и Никитин вынужден был применять самый традиционный и прямолинейный вариант – повышать концентрацию
С Октябрьской Иван не поехал сразу на Комсомольскую, а сел в обратную сторону по кольцевой линии и вышел на станции Парк Культуры. Здесь пересел на Кировско-Фрунзенскую линию и через весь центр Москвы проехал за пределы Садового кольца. Он не вышел на станции Красные ворота, не вышел и на Комсомольской, а поднялся наверх только на следующей, на Красносельской.
Иван вышел на Краснопрудную и направился в сторону Комсомольской площади. Он тщательно исследовал все попадающиеся по пути забегаловки, подвальные бары, столовые, рюмочные, шашлычные-чебуречные, винные магазины с отделами, торгующими в розлив. И, наконец, в каком-то Давыдовском переулке нашел то, что искал.
В грязной заплеванной забегаловке, торговавшей пивом, разбавленной «Анапой» и бутербродами с шестирублевой килькой, он увидел форменную фуражку грузчика с Ярославского вокзала. Ее обладатель, краснолицый мужичок лет пятидесяти, разговаривал с типичным московским синяком неопределенного возраста, которому с равным успехом можно было дать и тридцать лет и шестьдесят. Иван взял кружку пива и пристроился за соседним столиком.
– Нет, – говорил синяк, водя из стороны в сторону указательным пальцем перед собой, – я поднялся не в восемьдесят пятом, а в девяностом.
Размахивая пальцем, он иногда задевал себя за нос и вздрагивал.
– Я... Я все направления... Я всю площадь снабжал водкой... У меня здесь до самой Краснопрудной очередь стояла. В два ряда...
Синяк ткнулся лицом ближе к краснолицему грузчику и понизил голос до шепота, поведя по сторонам невидящими ничего глазами.
– Я деньги из воздуха делал... Я продал три... пять... не помню... Я продавал вагоны водки... На запасных путях Казанского стоял состав с водкой для Москвы... Ко мне пришел Батя...
– Я с ним поработал, еще застал... Он бригадиром был... – вставил краснолицый.
Синяк утвердительно-понимающе покивал головой и вновь поднял указательный палец, желая продолжать свои воспоминания.
– Мне дадут всего десять процентов, сказал Батя, но там этой водки море, вагоны... «Вези водяру, Батя, – заорал я ему. – Я согласен!»
Теперь краснолицый точно с таким же выражением покивал головой.
– Через две недели! Ты понял?.. Через две недели, Петя, я стал приезжать сюда на «форде». У меня тогда был красный «форд» и свой шофер. Самому мне нельзя было. Права у меня еще в восемьдесят пятом отобрали. Насовсем.
Синяка разбирал смех.
– Ты мне веришь, Петька? Ко мне на прием записывались, я шишка тогда был для всех Сокольников. В Сокольниках только у меня водка была...
Пиво в забегаловке было отвратительное, пить его Иван просто не смог, и стоял перед полной кружкой, разглядывая кильку, лежащую перед ним на кусочке черного хлеба. Она была украшена одиноким засохшим колечком лука и благоухала подсолнечным маслом.
«Вечер воспоминаний окончен, – подумал Иван. – Пора прогуляться.»
Он подошел к стойке, взял 0,7 «Анапы», попросил открыть, один стакан, один бутерброд, нахлобучил стакан на бутылку и протолкался от стойки к столику, за которым и синяк и Петя-грузчик теперь оба понимающе кивали друг другу перед опустевшими кружками.
– Не помешаю, ребята? – спросил Иван и не дожидаясь ответа поставил бутылку на стол.
Он снял стакан, начал наливать его. Взглянув, как бы случайно, на стоящих напротив него, он остановился и воскликнул:
– Петька! Ты откуда, брат?
Краснолицый грузчик очень сосредоточенно на него смотрел, нисколько, впрочем не узнавая. За годы его путешествий по портовым и вокзальным забегаловкам он успел приобрести столько «братьев», что число их, наверное, перевалило за численность населения славного города Бомбея, в котором побывал он тридцать лет назад, служа тогда в советском торговом флоте.
– Мы с тобой год назад на этом же самом месте, эту же Анну Палнну пили! – орал на всю забегаловку Иван, хлопая Петьку по плечу.
Грузчик счастливо улыбался, предчувствуя хорошего денежного «знакомого», за счет которого можно пить до утра. А то и дольше. Если, конечно, «знакомый» упадет раньше него и даст возможность спокойно ознакомиться с его карманами и кошельком.
Сколько он ни напрягался, этого «брата» он вспомнить не мог. Но «брат» держал в руках бутылку и Петр решил проявить к нему самые теплые «родственные» чувства.
– Мужики! Угощаю! – шумно радовался встрече Иван. – Каждому по бутылке! Я мигом.
Он сбегал к стойке, взял еще две таких же бутылки «Анапы» и два таких же бутерброда, и все это принес на столик. Каждый, в соответствии с неписанной традицией, распоряжался своей бутылкой по своему усмотрению. Грузчик-Петр налил полкружки и принялся оттуда прихлебывать по глоточку. Синяк набузовал полную кружку, но пить начал из горлышка, то, сто осталось в бутылке. Иван дополнил свой стакан до верху, взял его, но потом поставил и сказал, вытянув руку и указывая пальцем в самый нос синяка.
– А тебя я тоже знаю. Ты – Равиль!
– Я? – возмутился синяк. – Я никогда не был татарином! Ни-ког-да!
Он отрицательно помахал перед собой указательным пальцем.
– Нет, – смягчился он неожиданно. – Одно время я был евреем. Был.
Он утвердительно закивал головой.
– Но тебя я не знаю...
– Слушай, а сейчас ты кто? – не отставал от него Иван.
– Я!? – крайне удивился тот. – Я русский. Или – российский? Не знаю точно...
– Тогда давай... И за тех, и за других...