Игра с тенью
Шрифт:
— Простите, если я покажусь старомодной, мисс Халкомб, но мне кажется, что биограф должен придерживаться безусловных фактов, а также воспоминаний людей, хорошо знавших того, о ком он пишет. — Миссис Сомервилль говорила сдержанно, но два красных пятна на щеках вьщали ее раздражение. — Вы же, по-моему, не придерживаетесь ни того, ни другого правила, а занимаетесь беспочвенными домыслами.
Я намеревалась защитить себя, но тут вошли мужчины.
Не могу точно сказать, что произошло далее и в какой последовательности;
— Надеюсь, джентльмены, вы будете развлекать нас, ибо нам стало как-то невесело.
Помню миссис Кингсетт, маячившую за ее спиной, будто призрак.
А потом — все мы сидим, и один из мужчин рассказывает о новом американском медиуме по имени мистер Маст, который потрясающе популярен у модных леди Лондона, «потому что не стучит и не вертит столы, подобно другим, а говорит голосами умерших». Леди Истлейк смеется:
— Люди слишком легковерны.
Но сэр Чарльз упоминает о миссис Такой-то, клянущейся, что с ней говорил ее умерший сын.
— Чем плохо, — говорит сэр Чарльз, — если это приносит ей успокоение?
Леди Истлейк фыркает.
Мистер Кингсетт бросает взгляд на жену и говорит:
— Мы ведь можем постоянно пользоваться услугами мистера Маста, дорогая, разве нет? Чтобы общаться с твоей матерью. Если ты услышишь, как она меня ругает, твое настроение поднимется.
Потом — замешательство: короткие возмущенные вздохи; плач миссис Кингсетт; мистер Кингсетт сообщает, что жена нездорова и должна ехать домой; Уолтер и я хором предлагаем отправиться с ними (мысль о том, что они окажутся наедине, запертыми в кэбе, невыносима); мистер Кингсетт заявляет, что это совершенно излишне; леди Истлейк благодарит нас и настаивает на нашем участии.
Дальше — на улице: мы усаживаем миссис Кингсетт в экипаж Истлейков. А потом ее муж, словно он еще недостаточно меня оскорбил, внезапно обнимает меня за талию и говорит (зачем?): «Пожалуйста, мисс Халкомб, мы и сами прекрасно справимся».
А потом, когда я взяла себя в руки и поставила ногу на ступеньку, происходит то самое: из ниоткуда возникает фигура, и слишком близко от себя я ощущаю темную, теплую массу, окутанную запахом джина и грязной одежды. Сильный рывок у запястья, и моя сумочка исчезает.
Топот шагов убегающего. И еще топот. Уолтер кричит: «Стой, вор!» — бежит следом и скрывается за углом площади.
Я плакала. Меня трясло. Я не могла справиться с собой. Элизабет Истлейк была очень добра; она сидела возле меня, предложила остаться на ночь. Но когда минул час, а Уолтер не вернулся, я поблагодарила ее и отправилась на Бромптон-гроув в надежде найти его там.
Но не нашла.
Я не могла спать. Я сидела за письменным столом и ждала, не послышится ли звук отпираемой двери, — так же, как во время нашей поездки в Сэндикомб-Лодж.
Но царила тишина.
Я
Если бы я была осмотрительнее. Осторожнее. И не знакомила его с Элизабет Истлейк.
Занявшись дневником, я, наверное, отвлеклась бы, но не могла заставить себя взяться за него.
Я молилась: «Возврати мне его, я буду хорошей. Верни мне обычную жизнь, и я приму ее с радостью; никогда больше не посетую на нудную работу, бремя обязанностей, боль разочарований».
Незадолго до рассвета я вздремнула. Меня разбудил звук, донесшийся из сада. Выглянув в окно, я увидела свет в окне мастерской Уолтера.
Даже не подумав о том, что веду себя как налетчик, я сбежала по лестнице, выскочила на улицу и распахнула дверь.
Уолтер стоял перед большим холстом, покрытым черно-красными мазками. Он был небрит, с синяками на щеках и всклокоченными волосами, с налитыми кровью и неестественно блестящими глазами. Мгновение он, казвлось, не узнавал меня. Затем произнес спокойно:
— Ты должна спать.
— Как я могла спать! Я понятия не имела, где ты!
Я зарыдала и обняла его. Он отложил палитру и потрепал мои волосы, словно я была ребенком.
— Я принес твой ридикюль, — сказал он. — Он там, на столе.
— Бог с ним! Что случилось с тобой?
— Я заблудился, вот и все, — сообщил он мягко. — Расскажу обо всем позже. А теперь, пожалуйста, пойди и отдохни.
Не могу описать, что я почувствовала. Я вышла из комнаты и направилась к себе.
LII
Из дневника Уолтера Хартрайта
13 декабря 185…
Я переступил грань. Сегодня. 13 декабря. Чуть позже часа ночи.
Мы думаем, что располагаем собой, однако кто-то ведет или тащит нас по дороге судьбы.
Я догонял обычного вора. Я следовал за ним через площадь, по Карбертон-стрит и Портленд-плейс. Какими были мои намерения? Никакими — я просто делал то, что должен был.
Бог — или удача — оказались на моей стороне. И каждый раз, когда я терял парня из виду, я снова его находил.
Мы пробежали всю улицу Королевы Анны, и в конце ее моя добыча (или вожатый?) нырнула в маленький, тускло освещенный двор. Я двинулся следом, но не сразу разглядел, куда он делся, а поскольку этот узенький переулок заканчивался тупиком, я решил, что вор скрылся в одном из многоквартирных домов, где у меня нет шансов его отыскать. Но потом я расслышал отчетливый стук и, взглянув туда, откуда он доносился, смог различить скрытую среди теней фигуру. Вор отчаянно тряс щеколду, словно хотел спрятаться за дверью, но обнаружил, что она заперта. Когда я кинулся на него, он обернулся и встретил меня лицом к лицу.