Игра со смертью

Воробей Вера и Марина

Тусе казалось, что она знает наверняка: любовь – это зло, любовь – это то, что ранит и убивает.

– Зайдешь еще как-нибудь? – спросила она Лизу, стараясь придать голосу беззаботность.

– Ага, – отозвалась Лиза. – Завтра. И каждый день.

Простившись с подругой, Туся хотела вернуться в палату, но почувствовала, что кто-то за ней наблюдает. Она оглянулась и увидела, что на лестнице, куда вела приоткрытая дверь, на подоконнике сидит и курит странный человек.

– Ой, – от неожиданности

вскрикнула Туся.

– Ты меня испугалась? Неужели я такой страшный? – невозмутимо спросил незнакомец.

Туся пригляделась к нему и отметила, что он постарше ее, что у него длинные густые волосы, завязанные в хвост, брови, сросшиеся на переносице, и смуглое лицо.

«Какой странный, – подумала Туся. – Никогда не встречала людей с такой яркой внешностью».

И действительно, у незнакомца были вишневые, как будто подведенные губы и темно-карие, бездонные глаза.

– И давно ты подслушиваешь? – спросила Туся.

– Я и не думал подслушивать, просто вышел покурить, – и после паузы добавил: – Но слышал все.

Туся оторопело смотрела на незнакомца. Обычно люди, даже если и подслушивают, считают нужным это скрывать. Но незнакомец был не похож на других людей.

– Значит, уютный камин. Так, Туся?

– Откуда ты… – начала Туся, но остановилась на полуслове. Она хотела спросить, откуда он знает, как ее зовут, но глупо об этом спрашивать человека, который подслушал историю всей твоей жизни.

– Кстати, меня зовут Герман, – сказал он и соскочил с подоконника. – И я – то, что ты ищешь.

Туся заметила, что Герман очень высокого роста, на полторы головы выше ее самой.

«Какое редкое имя – Герман. И красивое, подумала она. – Интересно, что он здесь делает?»

– Ты, наверное, думаешь, что я здесь делаю, неужели я тоже ненормальный?

Герман произнес эти слова, кривляясь, нарочито испуганным голосом, и Туся засмеялась.

– Так?

– Ну, почти, – все еще смеясь, ответила она.

– Я – в норме, – уже серьезно сказал Герман. – Меня сюда родители устроили, чтобы от армии откосить. Знаешь, как это делается? Напишут в карте, что я псих, и не придется два года в сапогах маршировать.

– А-а-а, – понимающе протянула Туся. Ясно.

– Я все слышал. Похоже, у тебя большое разочарование. У меня тоже, и мне кажется, мы могли бы друг другу помочь.

Герман посмотрел на Тусю так, что ей стало неловко, и она отвела глаза. Она знала, что понравилась ему, и от волнения ей казалось, будто тропический цветок распускается у нее в животе.

«Он красивый, – думала Туся. – Если бы не Егор, я бы, наверное, смогла его полюбить. – Но тут же одернула себя. – Я только что его встретила. И встречу в больнице нельзя назвать романтической. Я совсем его не знаю».

– Мне надо идти, – произнесла она, но не сдвинулась с места.

– В какой ты палате? – спросил Герман. Туся назвала.

– Я как-нибудь зайду к тебе вечерком. Договорились?

«Какая наглость!»– подумала Туся.

– Договорились, – сказала она вслух.

7

Утром следующего дня Туся проснулась оттого, что в палату, гремя ведром и шваброй, зашла тетя Поля и проворчала:

– Ухажер твой в дверь ломился – ни свет ни заря. Пропустите, говорит, и все тут.

– Какой ухажер? – чуть хрипловатым со сна голосом спросила Туся. Она оглядывалась по сторонам, силясь понять, где она находится и чего от нее хотят в такую рань.

– Уж и не знаешь, кто к тебе ходит, цветы носит? Ну и молодежь пошла! – Нянечка широко улыбнулась, отчего лицо ее стало по-детски беззащитным, и протянула Тусе букет, который прятала за спиной.

– Это мне? – удивил ась Туся.

– Ну не мне же, – с притворным недовольством отозвалась нянечка. – Хотя я бы не отказалась. Ничего не скажешь – видный парень.

Туся села на кровати и взяла букет. Это были гвоздики в шуршащей обертке, три белых гвоздики с красными прожилками.

– Его не пустили? – упавшим голосом спросила Туся.

– Конечно, кто ж его пустит в такую рань. Все-таки больница, а не проходной двор. А ждать он не мог, спешил, видно, куда-то.

– В школу, – кивнула Туся. – У нас с этим строго.

Тетя Поля уже вышла в коридор, гремя пустым ведром, когда Туся вскочила с кровати и, как была, босиком и в пижаме, бросилась за ней следом.

– Что он сказал? – прошептала она. – Он ничего не просил мне передать?

– А как же! Я его спросила: ничего, дескать, девчонке твоей не передать? А он и отвечает: «Сейчас Я ей несколько слов черкну». Ну и написал тебе чего-то, разве ты не нашла в букете?

Туся не успела даже поблагодарить нянечку.

Она спешила прочесть заветную записку. «Какие красивые цветы!» – подумала она и прикоснулась тубами к гвоздикам. Действительно, в их листьях скрывалась записка – обычный лист в клетку, неровно вырванный из тетради. Корявым почерком на нем было написано всего несколько слов:

Дорогая Туся!

Не вешай нос, завтра вечером зайду тебя навестить. Бегу в школу, у нас сегодня контрольная. Главное – выздоравливай, и тогда все будет хорошо.

Целую.

Твой Т.

Туся крепко зажмурилась, а когда открыла глаза, письмо по-прежнему было у нее в руках. Это не сон. Она не могла поверить своему счастью.

«Егор! Ко мне приходил Егор», – думала она, и ее сердце билось радостно и учащенно. Фамилия Егора была Тарасов, поэтому было неудивительно, что в спешке он подписался только первой буквой фамилии.