Игра теней
Шрифт:
Именно так, а не иначе. Замечательный повод для ненависти со стороны тех, кто служит Империи всю жизнь.
Я и сам не слишком хорошо понял, как до этого дошло. Какой-то шутливый треп в один из тех редчайших часов, когда она не занималась изданием декретов и рассылкой воззваний. А затем я вдруг обнаружил, что осажден тучей портных. Оказался при полном имперском гардеробе. Наверное, никогда не разобраться мне, что означают все эти бесчисленные канты, кокарды, пуговицы, медали и прочие побрякушки. Словом, в этой одежде я чувствовал себя крайне глупо.
Однако совсем скоро я понял некоторые выгоды, извлеченные из того, что попервости
У нее есть чувство юмора в этих делах, она не всегда относится серьезно к такой ужасающе серьезной штуке, как Империя.
И выгоды эти, я уверен, увидела задолго до меня.
Словом, мы беседовали о Камелиевом Гроте в Садах Опала, излюбленном в высшем обществе месте для обозрения людей и показа себя.
– Я каждый вечер буду ужинать там. Ты можешь присоединиться в любой момент.
В лице ее мелькнуло тщательно скрываемое напряжение.
– Хорошо, – отвечала она. – Если буду поблизости.
Вот в такие минуты мне становится очень неуютно. Что бы ни сказал в ответ, все выйдет не так. И тут я не нашел ничего лучше классического подхода Костоправа.
Просто-повернулся и пошел.
Вот так я управляюсь со своими женщинами. Если они в расстроенных чувствах, – немедля ищи укрытие.
Я почти дошел до двери.
Когда ей было нужно, она могла двигаться очень быстро и, преодолев дистанцию, обняла меня, прижавшись щекой к моей груди.
Вот так они управляют мной, дурнем чувствительным. Романтиком занюханным. Я хочу сказать, мне даже не нужно понимать их. Но на меня безотказно действует одно – если они распускают нюни.
Так я держал ее, пока было нужно. Мы и не взглянули друг на друга, когда я уходил. Тяжелая артиллерия ей не понадобилась.
Как правило, она играла по-честному. Этого у нее не отнять. Даже когда была Госпожой. Скользкой, хитрой, но более-менее честной.
Всякий приличный легат наделен кучей прав, вроде жалования поместий и перераспределения казенных денег. Я вызвал тех самых портных и спустил их на своих ребят. Роздал должности. Взмахом магического жезла я обратил Одноглазого с Гоблином в полковников. Ведьмак и Масло превратились в капитанов. Я даже не пожалел кое-каких чар на Мургена, и тот стал выглядеть совсем как настоящий лейтенант. Я выплатил всем нам жалованье за три месяца вперед. Всех прочих здорово передернуло, Хотя бы по этой причине Одноглазый еще больше возжелал поскорее оказаться где-нибудь, где можно от души злоупотребить новообретенными привилегиями. Но в тот момент он, в основном, препирался с Гоблином насчет того, чья должность выше. Эти двое всегда принимали везение как обязаловку.
Самый смех наступил, когда она призвала меня для вступления в должность и настояла на внесение в документы настоящего имени. Я это самое имя не сразу вспомнил.
Выезжали мы, словно бежали от погони. Только уже не той оборванной шайкой, что въехала в Башню.
Я расположился в карете вороненой стали, запряженной шестеркой бешеных вороных жеребцов, Мурген – за кучера, а Масло с Ведьмаком – на запятках. Далее – вереница оседланных лошадей. Одноглазый с Гоблином, презрев карету, заняли места направляющего и замыкающего и ехали верхом на зверях под стать запряженным в карету. И двадцать шесть конногвардейцев – в качестве эскорта.
Лошадей она нам пожаловала породы дикой и прекрасной; такими доселе жаловали лишь величайших героев ее Империи. Когда-то, давным-давно, я ездил на таком – в битве при Чарах, когда мы с Госпожой охотились за Душеловом. Такие могут бежать вовсе без отдыха. Волшебные звери! Подарок – просто за гранью вероятного.
И как вся эта непостижимость могла приключиться со мной?
Год назад я жил в земляной норе, в этом прыще на заднице мира, под названием Равнина Страха, с полусотней Других людей, в постоянном страхе быть обнаруженными Империей. Новой или хоть чистой одежды не имел лет десять, а уж баня с бритьем ценились на вес бриллиантов. Напротив меня в карете лежал черный лук, первый подарок от нее. Она подарила его мне еще до того, как Отряд отошел от нее. И служил он мне верой и правдой… Колесо совершило оборот.
Глава 6. Опал
Ведьмак во все глаза глядел, как я заканчиваю свой туалет.
– Боги мои… Ты, Костоправ, и впрямь тянешь на легата.
– Удивительно, как меняют человека бритва и банька, – добавил Масло. – Я считаю, тебе вполне подходит слово «изысканный».
– Не, Масло, чудо небывалое!
– Что за сарказм, ребята?
– Да я, – заверил меня Масло, – только сказал, что ты вправду здорово выглядишь. Если только тебе удается добыть хоть рогожку, чтобы прикрыть, где линия волос спускается к заднице…
Похоже, он не шутил.
– Ладно вам, – буркнул я и сменил тему. – Словом, я сказал: не спускайте глаз с этой парочки.
Мы только четыре дня как прибыли в город, а мне уже дважды пришлось своим ручательством избавлять Гоблина с Одноглазым от неприятностей. Даже легат не все может покрыть, замять и спустить на тормозах.
– Но нас только трое, Костоправ, – возразил Ведьмак. – Что поделаешь, если они не хотят быть под присмотром?
– Ребята, я вас знаю. Вы что-нибудь придумаете. А пока думаете, проследите, чтобы все это барахло упаковали и отправили на корабль.
– Слушаюсь, сэр, ваше высоколегатское превосходительство!
Я уже готов был выдать один из своих искрометных, остроумнейших, испепеляющих ответов, но тут в комнату заглянул Мурген:
– Капитан, карета подана.
А Ведьмак подумал вслух:
– И как удержать их под присмотром, когда мы даже не знаем, где они? Их с самого обеда никто не видел.
Я отправился к карете, от души надеясь, что не успею нажить себе язву до того, как выберусь из пределов Империи.
С грохотом промчались мы по улицам Опала: мой эскорт из двадцати шести конногвардейцев, мои вороные, звонкая стальная карета и я собственной персоной. Искры сыпались из-под копыт коней и колес кареты. Очень живописно, однако, ездить в этом металлическом чудище – все равно что сидеть в стальном ящике, по которому с энтузиазмом лупят обуянные страстью к разрушению великаны.
Мы подлетели к воротам Садов, распугав ротозеев. Я вышел из кареты, держась куда прямее, чем обычно, и выдал развинченный освобождающий жест, перенятый у какого-то принца, с которым как-то где-то свела меня извилистая судьба. Я прошел в поспешно распахнутые передо мной ворота и направился к Камелиевому Гроту, надеясь, что память прежних дней не выдаст.