Игра теней
Шрифт:
— Меня зовут Феррас Вансен, — произнес он во весь голос.
Ответа не последовало, даже эхо не повторило его слова. Но это не имело значения, ибо Вансен говорил для себя одного.
— Я капитан, я участвовал во многих сражениях. Я люблю Бриони Эддон и знаю, что любовь моя останется безответной. Я устал блуждать без цели, устал умирать и собираюсь выбрать другой путь.
И он зашагал вперед.
Глава 40
Жертва Великому Нушашу
Горбун работал не покладая рук, желая угодить детям Влаги, и благодаря его
Но в сердце он носил изъян, о котором говорило его имя, и песни его были полны не только печали, но и неизбывной горечи. Он грезил о мести и строил несбыточные планы, однако не мог сравниться в могуществе с братьями, в чьих мелодиях звучала сила. Однажды он вспомнил о Пустоте — своей бабушке. Лишь ее опустошенность могла сравниться с его собственной. Тогда он отправился к Пустоте и перенял все ее искусства. Он научился странствовать по ее тайным дорогам, пересекающим весь мир. Он обрел много других навыков, но в течение долгого времени скрывал их, ожидая подходящего момента.
Похититель Киннитан потратил немало сил, прежде чем сумел открыть проржавевший замок. На его непроницаемом лице выступили бисеринки пота, когда он ковырялся в замке железным штырем, извлеченным из рукава рубашки. Киннитан стояла поодаль, стараясь не смотреть на солдат, которые таскали тяжелые камни и складывали их у основания стены всего в сотне ярдов отсюда. Она понимала, что солдаты не видят ни ее, ни Голубя, ни страшного человека, захватившего их в плен, потому что они скрыты тенью акведука.
— Наверное, ты сейчас прикидываешь, стоит ли позвать на помощь этих солдат, — произнес незнакомец на превосходном ксисском языке. Он словно прочитал мысли Киннитан, хотя даже не взглянул в ее сторону. — Да будет тебе известно, я вырос в Парусных рядах, около доков. Тамошние рыбаки любили проделывать такой фокус: извлекали устрицу из раковины, подбрасывали в воздух и ловили на острие ножа. И все это одной рукой. — Он махнул свободной рукой, показав ей зажатый между пальцев нож. — Если сделаешь хотя бы одно движение, я покажу тебе этот фокус — только вместо устрицы будет глаз мальчишки.
Голубь теснее прижался к Киннитан.
— Так вы выросли в Ксисе? — любезно осведомилась Киннитан. Она решила, что ей нужно по возможности поддерживать хорошие отношения с незнакомцем. — Никогда бы не подумала. Вы похожи на северянина.
Он не удостоил ее ответа, продолжая сосредоточенно терзать замок отмычкой. Наконец ворота со скрежетом распахнулись. Они прошли под каменной аркой и, увлекаемые незнакомцем, спустились по обшарпанной лестнице с одного из склонов Крепостного холма. Киннитан было до крайности неудобно идти со связанными лодыжками, несколько раз она чуть не упала. Воздух над гаванью был густым и темным. Киннитан сначала приняла это за туман, но потом поняла, что это дым. Издалека доносился грохот пушек, который казался безопасным, как отзвуки бури, что разразилась над чужой страной.
Нектарийская гавань превратилась в руины, в воде плавали бесчисленные обломки сожженных и взорванных кораблей. Большая часть складов была охвачена пожаром, но усилиями солдат, брошенных на борьбу с огнем, пожар удалось остановить. Измученные, покрытые копотью солдаты не обратили ни малейшего внимания на мужчину с двумя детьми. Один из гвардейцев — судя по золотому якорю на плаще, он был моряком — что-то крикнул им на бегу. Киннитан не разобрала слов, но незнакомец вскинул руку, подтверждая, что все в порядке. Удовлетворенный гвардеец побежал дальше.
Пушки палили с дамбы, корабли отвечали им огнем с моря. Вглядываясь в даль, Киннитан с содроганием различила у входа в гавань силуэты громадных галер автарка.
Пройдя вдоль доков, они свернули на улицу Онири-Данейя, в недавнем прошлом одну из самых оживленных в городе, ибо здесь располагались многочисленные лавки. Улица тянулась от гавани на восток, в центр старого города. Киннитан не узнала ее: мостовую перегородили брошенные повозки и телеги, на тротуарах возвышались груды обломков. Картина была такой печальной, что сердце Киннитан снова сжалось в приступе отчаяния. Она отчетливо поняла, что помощи ждать неоткуда — в городе, охваченном огнем и осажденном вражескими войсками, никто не заметит исчезновения юной прачки и ее немого брата. Она крепче сжала руку мальчика. Прежде она могла преодолеть все испытания. Но теперь она должна спасти не только себя, но и этого несчастного ребенка.
— Поживее шагайте, — распорядился незнакомец. — И попридержите языки.
— Скажите, так ли уж вам необходим мальчик? Ведь он всего лишь… — начала Киннитан.
В следующее мгновение она рухнула на колени, лицо ее пылало, на глаза выступили слезы. Похититель нанес удар так стремительно, что она даже не заметила, когда он замахнулся.
— Я же сказал, попридержи язык, — процедил незнакомец. — В следующий раз пущу тебе кровь. И ее будет гораздо больше, чем сейчас.
В руке незнакомца жалом змеи сверкнуло лезвие. Голубь пронзительно вскрикнул. Киннитан и не знала, что он умеет так кричать. Голос мальчика был полон такой боли и страха, что у нее засосало под ложечкой. Голубь прижал руку к голове, и кровь заструилась меж его пальцами. Когда он отвел окровавленные пальцы, Киннитан увидела, что его ухо наполовину отрезано — мочка болталась, как лоскуток ветхого гобелена.
— Перевяжи мальчишку.
Незнакомец извлек из своего мешка тряпку — обрывок старушечьего платка, который он использовал для своего маскарада.
— И не думайте, что вы в безопасности, раз я взялся доставить вас к автарку живыми. Я могу нанести вам раны, которые удивят даже хирургов бесценного. Посмейте еще раз ослушаться меня, и я покажу вам мое мастерство. Можете не сомневаться, по сравнению со мной самые искусные палачи, ожидающие вас в Ксисе, — сущие неумехи.
Он сделал угрожающий жест, приказывая пленникам продолжать путь.
Киннитан туго перевязала ухо Голубя, чтобы остановить кровь. Она поняла, что незнакомцу лучше не перечить, и беспрекословно шла или останавливалась по его приказу. Ее сердце то бешено колотилось у самого горла, то проваливалось в пятки, как лягушка, ныряющая на дно пруда. Она знала что спасения нет, и не могла с этим смириться.